– Как! Дать восторжествовать этому шарлатану! Никогда! – вскричал доктор. – Я обо всем доложу светлейшему! Я изобличу проходимца!

– Ах, я не советовал бы вам этого! – сказал Бауер.

– Почему? Ужели терпеть, чтобы наглый обманщик…

– Свет ныне весь построен на обманах. Но я должен вас предупредить, что супруга господина Калиостро весьма приглянулась светлейшему. Случайно через гобелен я в этом мог убедиться. И хотя она к пощечине отнеслась весьма спокойно, но, конечно, по общности интересов всегда вступится за своего графа. А вы знаете коварство и уловки итальянского ума и крайнюю слабость светлейшего к женским прелестям.

– Не могу, полковник. Докторская присяга меня к этому вынуждает. Не могу допустить к больному младенцу наглого знахаря. Но весьма благодарен за сообщение. В таком случае я поговорю сначала с княгиней Варварой Васильевной.

– Так было бы, конечно, благоразумнее. Хотя становиться между родственной ревностью княгини и расположением светлейшего к новой прихоти не бчень выгодно и безопасно. В случае чего можете сильно пострадать с обеих сторон. Кроме того, мне достоверно известно, что сам Калиостро имеет здесь сильнейшую опору в госпоже Ковалинской.

– Расположение госпожи Ковалинской ко всякого рода духовызывателям мне хорошо известно.

– Да, но тут нечто большее.

– Большее? Что вы хотите сказать?

– Госпожа Ковалинская посетила Калиостро в Итальянских.

– Это мне известно.

– Она провела с ним в уединенной беседе довольно много времени.

– Что же из этого?

– А то, что выездной лакей Порфирий мне доверительно сообщил: Калиостро с лестницы в карету госпожу Ковалинскую снес почти в своих объятиях.

– Вот что!

– Да, да! Вы знаете пламенную природу госпожи Ковалинской. Значит, вам может угрожать мщение с этой стороны. Мщение влюбленной женщины беспощадно, а по многим причинам госпожа Ковалинская при дворе князя Потемкина – большая сила.

– Ах, я все это знаю, вижу, понимаю! Но дать восторжествовать низкому авантюристу…

– Повремените. Предоставьте его собственной подлости. Как ни тонок этот искусник, но и с ним будет то, что и со всеми подобными – он на чем-либо попадется. Тогда нанесите ему удар.

– Должен признать благоразумие ваших советов, – согласился домашний врач. – Притом все-таки презренный съел от меня сытную оплеуху и, следовательно…

Он не договорил. В гостиную вошел в алхимическом наряде слуга Калиостро.

Вежливо поклонившись, он осведомился, видит ли домашнего врача князя Потемкина.

– Это я, любезный. Что вам надо? – сказал врач.

– Передать вашему благородию письмо моего господина, графа де Калиостро.

С этими словами Казимир подал треугольное письмо, затем поклонился и вышел.

Доктор, сломав печать, прочел:

«Силой троякого триединого. Нанесенное вами тяжкое оскорбление тому, чье высшее посланничество засвидетельствовано ухе многими силами пред целым светом, конечно, было бы от незримых его покровителей и служителей отомщено ужасно и мгновенно. Мы того не пожелали. Мы отвели от главы дерзновенного безумца карающую длань Великого Кофта. Движимые высоким человеколюбием и снисхождением, мы спасли тленное и растленное в уме, в сердце, в фибрах тела естество несчастного оскорбителя освященной нашей особы от растерзания слепыми стихийными духами. Но затем граф Калиостро уже как дворянин обязан требовать удовлетворения от оскорбителя. А так как оскорбитель по званию своему доктор, и оскорбленный тоже врачеватель, и так как само оскорбление последовало из-за состязания в общем искусстве и теперь уже дело идет о превосходстве противников по части медицины, какая совершеннее – профанская или герметическая, то я вместо оружия предлагаю яд. Каждый из нас даст друг другу по пилюле, и тот из нас, у которого окажется лучшее противоядие, будет считаться победителем и отомщенным.

Граф де Калиостро-Феникс».

Прочитав послание, доктор передал его полковнику Бауеру. Когда тот ознакомился с содержанием письма, оба некоторое время молча смотрели друг на друга.

– Да, – сказал наконец Бауер, – действительно невозможно предугадать уловки итальянского ума. Дуэль весьма необычная. Что же вы ему ответите?

– Я, конечно, не настолько безумен, чтобы принять такие условия. Дуэль же на ином оружии не в нравах мирного ученого сословия.

– Итак, вы не ответите на вызов господина Калиостро?

– Безусловно.

– Но в таком случае он останется в явной выгоде и станет распространяться о преимуществах своего искусства, которое позволяет безвредно употреблять яды.

– Черт бы побрал этого шарлатана!

– Именно. Но этот некромант весьма ловок. Итак, сходу брать его нельзя. А в таких случаях наше военное искусство рекомендует обходной маневр. Я бы посоветовал вам следующее: притвориться, будто побеждены его мудростью, признать его сверхъестественные силы и поступить к нему учеником.

– Я! Учеником этого шарлатана! Я – имеющий ученую степень, диплом! – воскликнул доктор, возмущенный предложением Бауера.

– Обходной маневр. Военная хитрость. Таким способом вы можете ловко разведать секреты Калиостро и как он чудеса свои устраивает. И, дождавшись удобного часа, уже наверняка нанести ему смертельный удар. Подумайте о моем предложении. Я же нечто такое придумал для испытания господина Калиостро, чего он не ожидает. Это вы увидите вечером.

ГЛАВА XXXIII

Властитель металлов

После отдыха оставшуюся часть дня Калиостро провел в приготовлениях. Так, он обошел парки и в различных местах начертил на песке аллей магические знаки, которые вызвали большой страх среди женской половины прислуги Озерков. Между прочим заходил и в отдаленный грот под башней, и в то время, как Казимир стоял на страже, что-то там делал длительное время. Вышел он оттуда с письмом в руках, написанным госпожой Ковалинской. Оно было полно горестного недоумения и упреков. Ковалинская никак не ожидала такого коварства от мужа, которого считала образцом добродетели. Неужели божественный Калиостро двоедушен? Неужели подобен содомскому яблоку, красивому снаружи, внутри же полному гнилого праха? Ковалинская назначала ему в парке свидание после захода луны, когда мрак скроет их от любопытствующих глаз. Письмо госпожи Ковалинской ничего определенного не содержало, и это особенно встревожило Калиостро. Очевидно, какие-то слухи достигли ушей супруги управителя дел князя Потемкина. Но если она назначала свидание, значит можно разрушить это недоверие и вернуть ее расположение.

Магик особенно надеялся на вечернее представление своего искусства. Несколько озабочен был и тем, как скрыть след от пощечины. Ему пришлось приложить целительную примочку, а затем смазать щеку жирной помадой и напудрить ее. Тем временем явился лакей просить магика с супругой пожаловать к обеденному столу светлейшего. Но граф послал одну маркизу Тиферет, сказавшись погруженным в астрономические вычисления гороскопа младенца, день и час рождения которого по его просьбе были ему сообщены.

За обедом светлейший не спускал свой единственный глаз с прекрасной итальянки, чем вызвал неудовольствие племянницы. Улыбочка удалилась раньше окончания обеда, ссылаясь на то, что ее заботит больной младенец. Потемкин не удерживал, а после обеда подал руку маркизе Тиферет и повел в соседний салон, устланный великолепным ковром, согреваемый огнем камина, где горели душистые чинаровые дрова. Остальные присутствовавшие за столом сюда не пошли. Он остался наедине с прекрасной маркизой, угощая ее сладостями. Между прочим между ними произошла борьба, так как Потемкин хотел надеть на ручку красавицы браслет, осыпанный крупнейшими брильянтами, смарагдами и сапфирами. После некоторых усилий браслет, однако, был надет. Но пришел вечер. Солнце зашло. Луна выплыла над вершинами парка, и скоро ее фосфорический свет проник в окна комнаты, где все уже было подготовлено магиком. К назначенному часу появился светлейший, ведя под руку маркизу Тиферет, не без удовольствия посматривавшую на браслет, от которого так долго отказывалась. За ними полковник Бауер вел госпожу Ковалинскую, взволнованную и чем-то расстроенную. Из другой двери вышли князь и княгиня Голицыны. Мамка с нянюшкой внесли на подушках худенького, бледного, истощенного младенца. Дитя спокойно спало, подложив ручку под щечку. Шествие заключал домашний доктор с видом совершенной скромности и приятной почтительности. Калиостро уже был в комнате, с окон которой по его приказу были убраны драпировки, чтобы луна наполняла ее таинственным светом.