– Послушай, Лев Александрович! – сказала Екатерина. – Куда ты изволишь меня вести? Знаешь ли, сам расположение своих парков?

– Действительно, государыня-матушка, – с тревогой отвечал Нарышкин, – не вышло ли греха? Может быть, не в ту сторону свернул.

– Если так, то не возвратиться ли уже назад? – спросил Корсаков.

В самом деле, по обеим сторонам дорожки высились седые кряжистые великаны – ели и сосны; между ними лежал неубранный валежник и бурелом.

– Куда же это вы меня завели, почтеннейший арлекин? – говорила Екатерина, не изменяя царственному добродушию.

Вдруг лес расступился. Открылась живописная местность. Прямо среди цветников виднелся хорошенький домик с открытыми окнами и дверями. В нем стояли стол, кресла. На столе были фрукты в серебряных вазах, прохладительные напитки в кувшинах.

«Прирожденный арлекин», Лев Александрович остался верен жившему в нем демону всевозможных розыгрышей и остроумных неожиданностей.

– Извольте войти, государыня-матушка, – говорил он, – в сей приятный домик, отведать фрукты и отдохнуть. Путь же, нами пройденный, есть символ.

– Но чего? – милостиво улыбаясь, говорила Екатерина, входя.

– Дикая часть парка означает Россию в том виде, в каком до золотых дней вашего правления она была. Сей же домик ничего не означает, кроме того, что в нем можно приятно отдохнуть.

– Вечные чудачества! – заметила императрица. Отведав фруктов и прохладительных напитков, она пожелала ознакомиться и с другими затеями «Левенталя». Теперь путь шел среди приветливой долины, где зеленые газоны пестрели разнообразными цветами. Вдруг государыня услышала пастушью свирель. Следуя на ее звуки, подошла к холму, покрытому кустами, осыпанными розами. На верху холма стояла хижина, крытая соломой. По склону холма рассыпалось стадо, пастухи и пастушки рвали цветы; то были девицы и молодые люди лучших фамилий.

Две пастушки – Филлида и Лиза, – в соответствовавших их именам костюмах, с посохами, увитыми цветами, спешили сойти вниз и приветствовать великую монархиню прекрасными французскими стихами. То были дочери хозяина – Наталья и Екатерина Нарышкины.

Государыня милостиво дала поцеловать прелестным пастушкам руку и сама поцеловала их в уста, подобные розовым почкам.

– Кончилось ли наше скитание, Лев Александрович? – спросила затем Екатерина хозяина.

Он обратил внимание монархини, что в просвете между двумя березовыми рощицами видна его дача. Пройти осталось совсем немного. Но если ее величество еще не утомлены, можно было бы посетить уединенный домик в китайском стиле, где обитает некий пустынник, магик и предсказатель.

ГЛАВА LXXVII

Царица и кудесник

Государыня заметила, что хотя всегда сторонилась магиков, но Льву Александровичу отказать не может. Надо посмотреть все, что есть на даче его примечательного. Итак, по дорожке, извивающейся вдоль берега быстрого ручейка, пошли в Китайский домик. Он был устроен на самом взморье. Ограда из тесаного мрамора ослепительной белизны окружала это место. Посреди высилась легкая, из полированного дерева, пагода; семь крыш с загнутыми краями, украшенными драконами, поднимались одна над другой. По карнизу крыш были подвешены колокольчики. Когда со взморья веял свежий ветерок, они мелодично перезванивали.

– Вот прекрасная выдумка! – сказала царица. – Мне твоя китайская обитель, Лев Александрович, очень, очень нравится!

– Осчастливлен удовольствием вашим, царица-матушка! – отвечал Нарышкин.

Тут из пагоды вышел среднего роста толстенький китаец. На голове его высилась остроконечная шапка со стеклянными шариками. Тело облекал расшитый яркими шелками халат. Он прижимал руки в широких рукавах к груди и низко кланялся царице.

– Это и есть твой кудесник? – спросила Екатерина.

– Он самый, государыня-матушка. Это презанимательный кудесник. Он лепит из глины шарики и на ваших глазах превращает их в жемчуг. Он может простую паклю превратить в шелк. Сам я этого не видел. Но другие рассказывают за достоверное.

– Я терпеть не могу шарлатанов, любезный мой Нарышкин, – очень холодно заметила государыня. – Но по некоторым причинам государственной важности с этим решила потолковать. Итак, пойду в пагоду к твоему китайцу. А ты с господином Корсаковым и милыми твоими красавицами-дочками, лучшими розами в твоих садах, погуляйте поблизости.

Сказав это, Екатерина вступила в пагоду.

Китаец поклонился еще раз почти до земли могущественнейшей северной монархине. Екатерина с легкой улыбкой в одно мгновение окинула его взглядом с ног до головы и, милостиво кивнув, промолвила:

– Вы – граф Александр де Калиостро? Не правда ли? Полковник испанской службы?

Магик в образе китайца устремил к небу темные итальянские глаза и отвечал на своем грубом южном французском языке:

– Ваше величество не ошибаетесь. Я действительно тот, кого называют Калиостро.

– Но вы известны также и под именем графа Феникса?

– Иногда меня и так называют.

– Очень хорошо. Но доктор Роджерсон жаловался, что вы, не имея ученого диплома, занимались в нашей столице лечением и тогда прозывались Фридрихом Гвальдо. Какое же имя ваше настоящее.

– Великая монархиня! – торжественно сказал магик. – Истинное имя мое одно – Человек. В сем звании исшел я их рук Великого Строителя Вселенной. Из лучшего небесного эфира создал он формы моего сердца, запечатлел в нем, как в некоей книге, глаголы истины и послал вещать правду царям и пастухам.

– Очень хорошо, господин Человек! – склоняя долу голубые очи, сказала императрица. – Но в империи нашей есть лучшее наименование. Состоящие в подданстве нашем и в повиновении у господ именуются «души». Тем не менее, всякий должен иметь определенное собственное имя и на него особливый документ.

– Как, великая мыслительница, на благо своих народов начертавшая мудрый «Наказ», требует у меня документа на человеческие права и звание? Не образ ли божества на мне? Не дышу ли я тем же воздухом, что и ваше величество? Не женская ли утроба в девять месяцев образовала из земного праха и меня и вас? Вы – монархиня седьмой части света. Но и я – монарх той свободной области духа, где нет ни застав, ни шлагбаумов, где дух сообщается с духом свободно, и узнают они друг друга без труда, и свободно переносятся с одной планеты на другую. Подлинно величественна власть ваша, государыня! Но в области духа велика моя!

– А, так вы – монарх области духов! Очень рада познакомиться с вашим величеством, – собеседница при этом слегка присела.

«Монарх области духов» самым величественным поклоном отвечал императрице.

– Бедная я вдова! – продолжала Екатерина. – Не знала, что столь великая августейшая особа пребывает в пределах моей империи, и не позаботилась воздать ей подобающие почести.

– О, государыня, – проникновенно сказал Калиостро. – Какие почести можно воздать человеку или духу? Самим Творцом духов и всякой плоти почтен он и осыпан бесчисленными дарами. Даны ему воля свободная и свободная совесть. Дан разум и высокая способность речи. Даны жажда истины и бессмертная душа. Но если, о справедливая царица, хотите подлинно воздать должную почесть человеку в землях ваших, уничтожьте тлетворное подчинение одного человека другому, во всем ему подобному, истребите рабовладение!

– Я совет ваш весьма к сердцу принимаю, – отвечала императрица. – Впрочем, в пределах империи уничтожила я звание раба. Только в попечении находятся крестьяне у господ своих, и поверьте, многие живут не скудно. Но теперь не о том у нас речь. Вы назвали себя монархом области духов. Так любопытно узнать, какова власть этих воздушных монархов и на что она простирается?

– Как адепт сокровеннейших знаний могу даже воскресить мертвого, – важно сказал Калиостро.

– Совершенно обратно нам, земным монархам. Мы воскресить умершего не можем, но зато нам дана власть живых отправлять в царство мертвых.

При этих словах лицо императрицы выразило такое грозное величие, что магик ня мгновение растерялся, побледнел и затрепетал.