В этот день он надел чистую белую рубашку, повязал вокруг своей бычьей шеи галстук и натянул на плечи драгетовый полукафтан, на котором красовалось несколько заплат. Длинные кожаные штиблеты, сжимавшие его икры, намекали на занятие браконьерством. Наконец он держал в руке нечто в роде фуражки, цвет и форму которой нельзя было различить.

В ту минуту, когда Роже Риго вошел в гостиную, кланяясь до земли, маркиз Режинальд встретил его грациозным движением и сделал знак подойти. Браконьер повиновался. Он сделал несколько шагов и встал против маркиза неподвижно и прямо, как солдат под ружьем.

— Друг мой, — сказал ему маркиз, — если ты пришел, то, вероятно, уже видел свою жену.

— Видел, маркиз, — отвечал Роже.

— Без всякого сомнения, она сказала тебе, что твой сын спас мне жизнь…

— Да, я слышал, что мальчику посчастливилось оказать вам услугу, и благословил случай…

— Скажи лучше: Провидение…

— Да, маркиз, Провидение.

— Знаешь ли, что у тебя драгоценный сын?

— Мальчик добрый, я не спорю.

— Любишь ли ты его так, как он заслуживает быть любимым?

— Всякий любит по-своему, маркиз. Мы, бедняки, не можем любить наших детей так, как любят своих детей люди богатые и вельможи… Я иногда колочу мальчишку, когда он этого заслуживает, разумеется, а он заслуживает это часто. Но вы знаете пословицу, господин маркиз: кого люблю, того и бью.

— А! — возразил маркиз с улыбкой, — кажется, в этом смысле ты любишь его чересчур.

— Разве мальчишка жаловался на меня?

— Напротив, он заступался за тебя.

— Это был его долг! — прошептал браконьер. — Он знает, что я его люблю.

— Согласишься ли ты расстаться с ним?

— Расстаться?.. зачем?

— Все равно… отвечай на мой вопрос.

— Надо прежде подумать, маркиз… Если это для его счастья… и для моего, — прибавил Роже про себя.

— Если бы какой-нибудь знатный и богатый человек взял к себе твоего Рауля и дал тебе слово обращаться с ним, как со своим собственным сыном, согласился бы ты на это предложение?

— Если бы мне предложили… но мне не предлагают…

— Ошибаешься!

— А разве предлагают?

— Положительно.

— Кто?

— Я.

— Вы, маркиз? — вскричал Роже, притворившись глубоко удивленным.

Мы говорим, притворившись, потому, что хитрый крестьянин давно уже угадал, чего хотел маркиз, и думал только о том, как бы извлечь побольше выгод из договора, который приготовлялся заключить с ним.

— Вы, маркиз? — повторил он во второй раз.

— Я, — отвечал снова старик.

— О! если так, то согласиться можно… но вы понимаете, что я не могу отвечать сейчас…

— Отчего же?

— Дело важное, маркиз…

— Без сомнения, но я желаю, чтобы ты тотчас же решился.

— Подумайте, вы говорите мне о разлуке с сыном, а отцовское сердце всегда обливается кровью при этой мысли…

Подобная пародия на родительскую любовь возмутила маркиза. Однако он выразил свое отвращение только тем, что перебил Роже, сказав:

— Если ты действительно любишь своего сына, как говоришь, то не должен колебаться в желании доказать ему свою нежность и обеспечить его будущее.

— Маркиз, — философски заметил Роже, — богатство еще не приносит счастье!..

— Так, но по крайней мере оно способствует к нему.

— Притом, видите ли, мальчик мне помогает кое в чем… Я не могу обойтись без него…

— В чем же он помогает тебе? — спросил маркиз,

— Не могу вам объяснить этого в точности, но ребенок его лет всегда полезен в хозяйстве бедных людей…

— Потому-то я и намерен щедро вознаградить тебя за потерю, которую причинит тебе его отсутствие.

Этих слов Роже Риго ожидал с нетерпением с самого начала разговора. Маркиз коснулся единственной чувствительной струны в его сердце.

— Вы сказали, маркиз, — спросил браконьер, — что желаете взять моего мальчишку к себе?

— Да.

— Скоро?

— Сегодня же, сейчас же…

— Навсегда?

— Да, навсегда.

— Ну, маркиз, может быть, я и найду средство исполнить ваше желание…

— Каким образом?

— Рауль мой сын, мое добро, моя собственность. Он принадлежит мне, как Франция принадлежит королю. Я имею право оставить его у себя или отдать, словом, располагать им как мне вздумается…

— Никто этого не оспаривает.

— И если, — продолжал Роже свое рассуждение, — я соглашусь расстаться с мальчишкой, то единственно для его счастья, как вы сейчас сказали, маркиз.

— Потом?

— Конечно, я хочу, чтобы мой сын был счастлив… это самое большое мое желание, но мне кажется несправедливым, что мальчишка будет жить в полном довольстве, тогда как у меня нет ничего. Мне кажется несправедливо, что он будет спать на перине, а я на соломе, что у него будет десять блюд за обедом, между тем, как я буду умирать с голоду…

— Конечно, — подтвердил маркиз, — это было бы несправедливо…

— Как же быть?

— А вот я сейчас объясню тебе это…

Роже весь превратился в слух.

— Ты будешь, — продолжал маркиз, — получать от меня ежегодное содержание, которое доставит тебе мягкую постель, хороший стол, спокойную будущность…

Браконьер задрожал от радости.

— Как велика будет эта сумма, маркиз? — спросил он льстивым голосом.

— Назначь сам.

Роже подумал с минуту, потом сказал:

— Если я не ошибаюсь, маркиз, вы упомянули о ежегодном содержании?

— Ты не ошибаешься.

— Мне кажется, что тысяча двести франков…

— Ты их получишь, — с живостью отвечал маркиз.

«Я попросил слишком мало, но наверстаю на другом», — подумал Риго и потом сказал:

— Эта сумма, назначенная по контракту, будет выплачиваться мне пожизненно?

— Разумеется.

— А после моей смерти перейдет к моей жене?

— Да.

— Если вы уж так добры, маркиз, то не пожалуете ли еще единовременно триста ливров, чтобы перестроить мой бедный домишко?..

— Согласен.

— Не согласитесь ли также давать мне через каждые два года по две бочки водки?

— Хорошо.

— Наконец…

— Как! Еще что-нибудь?..

— О! почти ничего, маркиз! Простое позволение охотиться на вашей земле и в ваших лесах, с ружьем и без собаки, единственно для удовольствия.

Маркиз колебался. Как все помещики той эпохи, он очень дорожил своими охотничьими привилегиями, но тотчас же рассудил, что такой Роже, опасный браконьер, истреблял украдкой не меньше дичи, чем мог бы настрелять явным образом, и согласился.

— Ты получишь это позволение, — сказал он.

— Не знаю, право, как и благодарить вас, маркиз! — вскричал крестьянин.

— Теперь все кончено, не правда ли? — спросил маркиз. — Твой сын принадлежит мне?..

— Совершенно, маркиз, он перестает быть моей собственностью и становится вашей… Я отказываюсь от всех моих прав на него и уступаю их вам… тяжела для меня эта жертва, маркиз, но я приношу ее единственно для пользы моего милого малютки…

Маркиз снова перебил бесстыдного притворщика и сказал:

— Завтра будет подписано условие о получении тобою пожизненной пенсии. Теперь ступай за своим сыном и приведи его ко мне.

Браконьер тотчас вышел и скоро вернулся назад с сыном. Таким образом Рауль Риго вступил в замок Транблэ.

Предчувствия и надежды маркиза де ла Транблэ не замедлили осуществиться. Присутствие Рауля возвратило в замок и в сердце маркиза если не радость, то, по крайней мере, жизнь. Улыбка, так долго не освещавшая бледных губ Режинальда, снова, хотя и изредка, начала появляться. Шумные игры, веселые крики ребенка заменили в длинных коридорах и в обширных залах угрюмое безмолвие могилы. Маркиз де ла Транблэ начал опять любить.

Едва вступив в среду богатства и знатности, Рауль привык к ним так скоро, что можно было подумать, будто он от самого рождения воспитан в аристократических привычках и что благородная кровь дворянского рода текла в его жилах. По всему было видно, что если бы Рауль не имел беспрерывно перед своими глазами бедной хижины, в которой родился, он скоро уверил бы себя, что в его происхождении нет ничего плебейского.