— Ну?

— Я сомневаюсь не в науке…

— В чем же?

— В себе самой.

— В каком отношении?

— А в том, что я несведуща и неопытна, первоначальная ученица, складывающая с великим трудом слоги той таинственной азбуки, в которой моя мать читает так же бегло, как в открытой книге, наконец, я боюсь ошибиться и невольно обмануть вас…

— Это все?

— Все.

— Ну! Если мы и ошибемся в нашем будущем, так что ж за беда?..

— Беда, конечно, небольшая, если только мои предсказания не произведут на вас гибельного впечатления.

— А, стало быть, вы видите в моем гороскопе ужасные вещи?

Луцифер колебалась. Дебора повторила вопрос. Молодая девушка вдруг решилась и отвечала:

— Да, я вижу ужасные вещи, и они были бы просто страшны, если бы не были так нелепы…

Глаза жидовки сверкнули тем почти фосфорическим блеском, первые искры которого должны были заблистать в глазах нашей прабабушки Евы, когда змей-искуситель предложил ей вкусить плод от древа познания добра и зла.

— Ах! — вскричала она. — Говорите, душа моя, говорите скорее! Вы видите, что я умираю от нетерпения! Умоляю вас… не томите меня дольше. Вам опять нужно взглянуть на мою руку?

— Нет, я достаточно изучила линии и видела все, что хотела… или, лучше сказать, все, что могла прочесть!..

— Чего же вы ждете? Удовлетворите мое любопытство!

— Я жду, чтобы вы задавали мне вопросы, на которые я буду отвечать как умею…

— Начинаю… Сначала я спрошу вас о том, что всего более интересует нас, молодых девушек…

— О любви, не правда ли?

— Да.

— Что вы хотите знать?

— Я хочу знать, буду ли я любить…

— Да, вы будете любить.

— Очень?

— Всей душой.

— И… буду ли я любима?..

— Конечно.

— Столько же, сколько буду любить сама?..

— Я так думаю.

Дебора не могла удержаться от улыбки.

— До сих пор, моя милая, — сказала она, — ваши предсказания не имеют ничего зловещего…

— В таком случае, — с живостью заметила Луцифер, — остановимся же на этом, не спрашивайте меня более…

— Как это можно! — возразила жидовка, — остановиться на такой прекрасной дороге! Нет, нет, я продолжаю…

Луцифер опустила голову с покорным видом. Дебора продолжала:

— Выйду ли я замуж за того, кого полюблю и кто меня полюбит?..

Молодая предсказательница снова колебалась секунду, потом решилась и отвечала:

— Нет.

Жидовка задрожала.

— Вы думаете? — спросила она потом.

— Я в этом уверена.

— Уверены?

— Да, если только мои наблюдения не обманывают меня, а мои расчеты не ошибочны… Я вас сейчас предупреждала, что едва читаю по складам загадочный язык книги будущего…

— Продолжайте, — сказала Дебора.

— Что вам сказать еще?

— Что выйдет из этой любви, о которой вы мне говорите?

— Линии вашей руки отвечают мне на это неопределенным и тревожным образом.

— Что именно?

— Я вижу, что вы отдадите ваше сердце какому-то странному человеку, какому-то таинственному существу. Я вижу ужасное соперничество, постыдное вероломство, неизбежную измену и наконец…

Луцифер остановилась.

— Наконец? — спросила жидовка.

— Самую гибельную и трагическую развязку! — отвечала или, скорее, пролепетала молодая девушка.

— Какую развязку?

— Насильственную и преждевременную смерть…

— Насильственную… преждевременную смерть! — вскричала Дебора с ужасом. — Разве будет убийство?

— Да.

— И я буду жертвой?

— Да.

— А кто же будет убийцей?

— Непроницаемый мрак скрывает от меня преступную руку. Я вижу убийство, но не вижу убийцы…

Дебора побледнела. В эту минуту ее прелестная головка, отделившаяся от подушек дивана, совершенно опрокинулась назад, густые и шелковистые пряди ее великолепных волос закрыли ее своими черными волнами. Жидовка начала лишаться чувств.

— Боже мой! Дебора, что с вами? — вскричала с испугом Луцифер.

Дебора могла отвечать только таким слабым движением, что оно было почти незаметно.

Луцифер бросилась на колени возле жидовки. Она подняла ей голову, обвила руками, отстегнула аграфы корсажа.

Облегченная почти тотчас же этой заботой, жидовка раскрыла глаза и устремила их на свою подругу с дружеским выражением. В то же время губы ее прошептали:

— Ничего… Ничего.

Через несколько секунд силы совершенно возвратились к Деборе, и яркий румянец здоровья опять появился на ее деках; она могла встать с дивана.

— Что было с вами? — спросила Луцифер с нежным участием.

— Не знаю, — отвечала жидовка, — но эти мрачные образы, это зловещее предсказание произвели на меня ужасное впечатление… Мне показалось, будто сердце мое леденеет. Мне показалось, будто убийственная рука, о которой вы сейчас говорили, тяготеет уже надо мною… Я задрожала, я испугалась… Конечно, это нелепое и смешное сумасбродство, но, пожалуйста, душа моя, не насмехайтесь надо мной…

— О! — вскричала Луцифер, — вы приводите меня в отчаяние!..

— Я! Чем?

— Я вижу, что испугала вас… я чувствую себя виновной и никогда не прощу себе этого.

— Дитя!.. Ведь вы говорили против вашей воли?

— Это правда.

— Вы уступили моим настоятельным убеждениям… Притом могли ли вы предполагать, чтобы я была глупа до такой степени и испугалась того, что вы сами называете сумасбродством?

— Вы правы, но, несмотря на все это, я должна была молчать… я должна была не соглашаться на ваши просьбы. Я надеюсь, по крайней мере, милая Дебора, что это грустное впечатление прошло, и вы не верите более ни одному слову из моих глупых предсказаний…

— О! Будьте спокойны, — отвечала жидовка, улыбаясь, — я лучше желаю усомниться в вашей науке, нежели в любви и будущем… Притом, моя милая, в девятнадцать лет знать, что умрешь преждевременной и еще насильственной смертью, право, слишком неприятно.

— И вы прощаете мне?

— В чем могу я вас прощать?..

— В минуте горести и страдания, которую я вам причинила.

— Как вы сумасбродны!.. Не только не сержусь на вас, но уже все забыла…

— Точно?

— В доказательство раскрываю вам мои объятия.

И Дебора протянула к Луцифер свои прекрасные, белые и грациозные руки. Девушка бросилась к ней на шею. Обе обнялись горячо и ласково.

Никогда воображение поэта не могло представить себе более обольстительной группы. Полуоткрытый корсаж платья Деборы выказывал прелестную шею. Тяжелые косы ее великолепных волос падали, подобно черным бархатным лентам на ее открытые плечи. Луцифер, которая была несколько ниже своей подруги, поднялась на цыпочки, чтобы достать до лба Деборы, к которому она приложила свои губы, красные как коралл. Этот поцелуй, целомудренная и очаровательная ласка, оказанная молодой девушкой ее подруге, был дан с такой жаркой страстью, что походил на сладострастную ласку. За этим поцелуем последовал веселый разговор, прерываемый громким хохотом. Никаких признаков того, что случилось, не осталось в памяти Деборы. Луцифер также, казалось, ничего не понимала.

Но оставим пока этих молодых резвушек, мы скоро встретимся с ними опять.

Читатели, может быть, помнят, что Рауль де ла Транблэ выиграл в игорном доме двести тысяч ливров. Спустившись с гордостью с широкой лестницы игорного дома, он сел в портшез и велел отнести себя в гостиницу «Золотое Руно», куда обещал себе ступить ногой в последний раз.

Жак сидел в комнате Рауля. Верный слуга, чрезвычайно беспокоясь о продолжительном отсутствии господина, не ложился спать и ожидал его.

— Боже мой, кавалер, — сказал ему бедный Жак, — если бы вы знали, как я боялся. Не случилось ли с вами чего-нибудь неожиданного и странного?

— Ты не ошибся, мой милый, — отвечал Рауль, — со мною действительно случилось нечто…

— Ничего неприятного, надеюсь?

— Суди сам…

И Рауль, засунув обе руки в карманы, вытащил пригоршни золотых монет, которые рассыпались по полинялому сукну стола.