Сделав это краткое воззвание к памяти приемного отца, Рауль осмотрелся кругом, опасаясь, чтобы кто-нибудь не помешал ему исполнить его гибельное намерение. Мимо него прошло несколько пьяных солдат, шатаясь и напевая куплеты чересчур веселого содержания. Рауль подождал. Вдруг послышался громкий хохот, прерываемый звучными поцелуями. Это были гризетки, прогуливавшиеся со своими возлюбленными. Рауль отвернулся и снова начал ждать. Наконец он остался один. Тогда, положив свою шляпу возле тумбы и не снимая платья и шпаги, взобрался он на парапет и бросился в Сену, волны которой, на секунду раздавшиеся при его падении, безмолвно сомкнулись над ним.

«Кончено! — подумал Рауль в ту минуту, когда почувствовал себя обвитым движущимися складками своего ледяного савана. — Кончено! Я умираю».

Падение молодого человека было так сильно, что тело его рассекло воду до самого дна, и он стукнулся ногами о песчаный грунт, составлявший ложе реки. Все наши читатели, которым знакомо плавание, поймут без труда, что тело, коснувшись дна, всплыло на поверхность почти так же быстро, как спустилось, и Рауль в несколько секунд очутился на поверхности воды.

В тех главах, где говорилось о детстве кавалера, мы уже сказали, что Рауль умел превосходно плавать. Сила привычки была в нем так велика, что и теперь, сам того не сознавая, он начал плыть. Это продолжалось две или три минуты. Наконец Рауль заметил, что он спасается против воли, потому что приближался к берегу с чрезвычайной быстротой. Не этого хотел молодой человек: он бросился в Сену за тем, чтобы утопиться, и хотел утопиться добросовестно. Вследствие этого он скрестил руки, опустил ноги и начал тонуть. Пока молодой человек сохранял присутствие духа, он все погружался на глубину, но когда он начал терять сознание, и именно в ту минуту, когда вода стала душить его, инстинкт самосохранения одержал верх, и кавалер снова принялся плыть. Однако на этот раз он плыл уже не так свободно, как прежде, потому что силы его истощились в борьбе с самим собою. Впрочем, эта борьба уже не возобновлялась более: Рауль понимал теперь, что смерть от утопления — смерть ужасная, и говорил себе, что во сто раз лучше вонзить нож в сердце или пустить пулю в лоб.

Решившись отложить свое самоубийство до другого времени и исполнить его иначе, Рауль бросил вокруг себя испуганный взор. Он находился посреди Сены, довольно широкой в этом месте, как известно. Дрожащий свет звезды отражался в мутной воде, и расстояние удваивалось от темноты.

«Доплыву ли я?»— спрашивал себя Рауль, уже начинавший задыхаться.

Он поплыл к правому берегу. Постепенно оцепенение овладело им. Острая и перемежающаяся боль угрожала ему судорогами. Прибавим к этому, что Рауль был одет и что одежда его, пропитанная водой, с каждой минутой тяжелела все более и более. Однако он еще плыл, но все медленнее и медленнее. Глаза его затмевались туманом. Огненные блестки мелькали перед ними. Ему казалось, что он нисколько не продвигается, а берег между тем отдаляется от него. Рауль почувствовал себя погибшим и тогда, по странному феномену человеческой натуры, вдруг полюбил жизнь, которой хотел лишить себя. В эту минуту ему показалось, что звезда отделилась от неба, упала в реку и понеслась по воде, приближаясь к нему. Эта звезда, едва мерцая, указала ему землю, которая находилась от него не более, как в двадцати саженях.

«Доплыву ли?»— спросил себя молодой человек во второй раз.

И он сделал новое усилие, но его окоченелые ноги более не повиновались его воле. Он мог только приподняться в последний раз и закричал хриплым голосом:

— Ко мне!.. Ко мне!.. Помогите!..

И упал в изнеможении. Волны раскрылись, чтобы принять его тело.

Почти в ту же минуту Рауль почувствовал сильную боль: точно железное острие воткнулось в его левое плечо. Это краткое, но в высшей степени болезненное ощущение было последним, которое он почувствовал. Губы его, невольно раскрывшись, втянули глоток воды, в котором он захлебнулся.

Он решил, что умирает, и лишился чувств…

На берегу Сены, в нескольких шагах от Нового Моста, на том клочке земли, который находился между рекой и набережной, стояли в ту эпоху две или три жалкие избушки, грубо построенные из полусгнивших досок, оставшихся от сломанных лодок. В этих избушках жили люди, отличавшиеся странным образом своей жизни, отчасти рыбаки, отчасти бродяги, воры по склонности, убийцы по случаю. Днем они закидывали в реку сети и занимались спасением топающих, ночью бродили по берегу, отыскивая неизвестно чего, или в своих легких лодках подъезжали к большим купеческим садам и под покровительством мрака совершали грабежи всякого рода.

Между этими злодеями, особенно были опасны двое: муж и жена, по имени Леонар и Гертруда. Они жили в одной из избушек, о которых мы сейчас говорили, и днем и ночью занимались самым мрачным промыслом.

В этот вечер, именно в ту минуту, когда Рауль бросался с парапета Нового Моста, Леонар и Гертруда отправлялись в свою обычную ночную экспедицию. Они уже отвязали цепи своей лодки и приготовили, кроме весел, крюк и три мешка довольно большого размера. Шум от падения тела достиг до них.

— Слышишь? — спросила Гертруда.

— Слышу, — отвечал Леонар, — кто-то утопился…

— Пойдем посмотрим…

— Не стоит труда: тело само приплывет сюда по течению; нам надо только подождать…

— Все-таки сядь в лодку…

— Сесть можно… Сходи за огнем…

Гертруда вернулась в хижину, зажгла факел и воткнула его в корму маленькой лодки. Этот-то факел Рауль принял за звезду, упавшую с неба. Гертруда взялась за весла, Леонар стал на носу лодки, держа в руке крюк; в этом положении они оба с минуту оставались неподвижны, безмолвны и внимательны. Вдруг они услышали прерывистый звук прерывистого дыхания Рауля и плеск воды, рассекаемой его руками.

— Греби! — сказал Леонар жене.

Гертруда наклонилась над веслами, и лодка удалилась от берега. В эту минуту обессиленный Рауль вскрикнул и исчез в волнах.

— Греби! — сказал Леонар во второй раз. — Налево!.. Да проворнее!..

Лодка быстро скользила. Леонар погрузил крюк в то место, где волны поглотили молодого человека, и с первого же раза зацепил его тело. Крюк прошел сквозь платье и слегка оцарапал плечо. Эту-то боль и почувствовал Рауль, прежде чем лишился чувств. Через полминуты он лежал у ног двух злодеев. Гертруда причалила лодку к берегу. Леонар взял Рауля на руки и понес к себе. Гертруда шла за ним с факелом и, войдя в избушку, старательно затворила за собою дверь.

Внутренность избушки представляла самую ужасающую картину: она обнаруживала постыдную и гнусную нищету, разврат и преступление. Мы уже знаем, что избушка была построена из гнилых досок. Густая паутина покрывала потолок и стены. На протянутой веревке висели отвратительные лохмотья. Бочка служила вместо стола. На ней стояли бутылка с водкой, вполовину опорожненная, пустая миска и два изогнутых оловянных стакана. Постель состояла из грязного дырявого мешка, набитого гнилой соломой. Не было ни одеяла, ни простыни. Остатки пищи покрывали пол, в углу валялись обглоданные кости. Возле кровати стояло старое ружье, а на полке лежал бычий рог, наполненный порохом, пули и два или три ножа различного размера.

Ничто не может дать точного понятия о едком и смрадном воздухе и о нестерпимой вони, стоявшей внутри этой отвратительной лачуги. В пять минут в ней мог задохнуться самый крепкий, самый здоровый мужчина.

Гертруда, как мы сказали, заперла дверь. Леонар бросил тело Рауля на постель.

Гертруда поднесла факел к лицу молодого человека, Леонар тоже наклонился, чтобы поближе взглянуть, кого он спас. Группа, которую таким образом составляли эти три лица, поражала своей необычайностью и могла привести в ужас. Лежа на грязной постели, о которой мы говорили, Рауль походил скорее на труп, нежели на живое существо: до того бледность его лица была мертвенна. Его длинные волосы, с которых струилась вода, закрывали ему лоб и щеки.