— Нам не туда, — поудобнее перехватывая ужас ветеринара, сказал гость и кивнул по направлению к балкону.

«Доигралась, сейчас тебя за твой поганый язык будут выкидывать с шестнадцатого этажа», — тяжко вздохнула жажда жизни.

«Где наша не пропадала!» — рявкнула гордость.

А я, повыше натянув боксеры, печатая шаг, как на плацу, отдернув штору, вывалилась на балкон и застыла в изумлении. Вместо привычного филиала склада забытых вещей со старым холодильником, сломанными лыжами, чахлой геранью и прочей рухлядью, передо мной клубились облака.

«Мля, вот так, наверное, выглядят райские кущи», — восторженно пискнуло чувство прекрасного.

Я стала озираться в поисках амурчиков, купидончиков, ангелочков и прочих жителей подобных мест. Сзади послышались какие-то звуки, в которых я узнала недовольное сопение Сосискина.

«Тяжело кобелю будет, если мы надолго здесь застрянем», — протянула моя совесть.

— Гринписа на тебя нет! — возмущено заорала ему и повернулась к идущему следом мачо.

Он заливисто хохотал, глядя то на пылающую негодованием меня, то на несчастного пса, который отчаянно хотел пометить новую территорию, но не мог по причине отсутствия в обозримом пространстве кустиков, деревьев и столбиков.

— До чего же ты забавная, Дарья. Пойдем, нас действительно заждались, — уведомил меня этот мучитель юных дев и животных.

Уверено сцапав меня за локоток, свистнув Сосискину, он наподобие адмиральского крейсера шагнул в ближайшее облако.

«Он сказал: „Поехали!“ Он взмахнул рукой!» — зашелся в предсмертном крике мой полностью отсутствующий музыкальный слух.

Пролетев буквально пару секунд, наша троица рухнула на лужайку перед беседкой в каком-то экзотическом саду.

«Картина художника, не помню как его там, „Не ждали“», — выдал очередную сентенцию мозг.

Я же пристально рассматривала еще двух представителей погибели женского рода, вольготно развалившихся за столом в беседке и попивавших из запотевшего графинчика что-то, подозрительно напоминающее водку. И тут меня разобрала злость. Какой-то хмырь, пусть даже и во сне, утащил меня и мою практически диванную собачку для того, чтобы я развлекала трех нажравшихся мужиков!

«Ну, и как это понимать?!» — прошипела моя гневливость.

«Сейчас, я, кажется, буду кого-то жестоко карать!» — вторила ей жестокость.

Моя рука с угрожающего размера акриловыми ногтями целилась расцарапать лицо притащившему меня на этот сабантуй уроду.

— Успокойся, сейчас я тебе все объясню. Авриэльт! Д’ирхен! Заканчивайте пить, мы с Дарьей прибыли, — глядя в мое полыхающее злобой лицо, испуганно пролепетал мой провожатый.

— Жалкая попытка перевести стрелки, да, Сосискин? — вздернув нос, поинтересовалось мое оскорбленное самолюбие.

— Ага, сразу видно дилетант, — подтвердил пес.

После этой фразы я, мозг и все мерзкие части моего характера упали в обморок.

Пришла я в себя от приглушенных мужских голосов и жизнерадостного чавканья, раздававшегося практически над ухом. Рывком сев, я орлиным взором окинула место предполагаемого боя. В поле зрения сразу попал счастливый Сосискин, по самые уши зарывшийся в королевского размера таз с едой. А пресловутая троица увлеченно переругивалась за низкорослым кустиком метрах в пяти от меня. Решив пока повременить с трио бандуристов, я вперила свой гневный взор в своевременно закончившего поглощать калории пса.

— Ну и с каких это пор мы разговариваем? Что ж мы раньше молчали, стеснялись демонстрировать свои таланты? — спросила язвительность.

Пес виновато потупился.

— Мы бы сейчас с вами, ошибка Павлова, по всему миру гастролировали, валюту бы зарабатывали. И трескали бы вы, ваше обжорство, не соевые сосиски, а пармскую ветчину да баварские окорока.

— Понимаешь, Дашк, я сам не знал, что умею по-человечески разговаривать, и, после того как впервые заговорил, тоже свалился в обморок. — Сосискин смотрел на меня глазами сиротки Хаси, но всю картину раскаяния портило выражение сытости на хитрой морде и непомерно раздувшееся пузо.

— Угу, ага, и поэтому, пришедши в себя, ты сразу затребовал таз жратвы? — Я была неумолима.

— Ты же понимаешь, Даша, после случая с лисой у меня расстроенные нервы, депрессия, и только несчастный кусочек колбаски может привести меня в бодрое расположение духа, — завилял хвостом Сосискин.

— Тоже мне симулянт на призывной комиссии, — презрительно фыркнула я.

— Как думаешь, мне это все снится или по-настоящему? — вылезло вперед желание докопаться до сути.

— С точки зрения трезвого рассудка, где ты видела говорящих псов? — тоном психиатра поинтересовался мой гладкошерстный друг. — Прости, подруга (обращение), но на таких, как ты, такие вот девичьи грезы в дорогостоящих прикидах никогда не обращают внимания, — добила меня трезвая оценка моих внешних данных.

— Камень прям с души сняли, утешители, блин, а то сама не знаю, как сейчас непрезентабельно выгляжу, — моментально огрызнулась в ответ я.

Тем временем троица, закончив переругиваться, строевым шагом направилась в мою сторону.

«А хороши стервецы, любуйся, дурочка, пока есть возможность», — подало голос либидо.

Полюбоваться действительно было на что. Если уж мачо в единичном экземпляре произвел на меня неизгладимое впечатление, то что говорить о тройном размере мужественности, сексуальности, брутальности и прочих «ностей», волнами расходившихся от направлявшихся ко мне парней?

— Прикольный расклад: брюнет с синими глазами, блондин с зелеными и светло-рыжий с практически черными. Как раз твои любимые сочетания, — закатился в смехе обожравшийся до метеоризма Сосискин.

«Ну что, отбросим пуританство и воплотим в реальность мечты?» — потерли ручки эротические фантазии.

Но я отмахнулась от этих заманчивых перспектив, в упор смотря на вплотную приблизившихся казанов.

— Позволь тебе представить моих друзей: Авриэльт, — кивок в сторону рыжего, — Д’ирхен, — следующий кивок был адресован блондину. — Совсем забыл с этой суматохой представиться, Никэл, — закончил китайскую церемонию брюнет.

— Мы демиурги девяти миров, — хором пропели разбиватели сердец и крепких семей.

— Царь, очень приятно, царь, — кивала я наподобие болванчика. — И как это я, убогая, сразу не догадалась, что вы небожители, а не банальные олигархи-алкаши? Значит, так, яхонтовые мои, имена я ваши сроду не запомню, и поэтому ты будешь Ник, ты — Абрам, а ты — Димон. Всем все ясно? — Пока я говорила, мой палец нахально тыкал в грудь каждого из трех богатырей.

Троица застыла соляными столпами под заливистый собачий лай, подозрительно напоминающий хохот гиены.

— Ой, не могу, мужики, не повезло вам, она пришла в себя и сейчас будет всем хамить и строить вас на подоконнике, — катался по травке, смешно болтая мясистыми лапами, распоясавшийся вконец хвостатый предатель. — Лучше налейте ей сто грамм боевых, для снятия стресса, и обеспечьте никотином, пока она не начала тут все крушить.

— Да-да, конечно, ты, наверное, напугана, и это твоя естественная реакция на обстановку… — не переставая кудахтать, сокрушался Ник, доставая из-под стола початую посудину, рюмки, банку огурцов, тарелку с колбасой и пачку сигарет.

— Перестань делать меня лучше, чем я есть на самом деле! И объясните мне наконец, что за чертовщина происходит?! — рявкнула я на пытавшегося проявить гостеприимство Ника.

— Понимаешь, Дарья, мы действительно демиурги девяти миров, все это тебе не снится, и мы пригласили тебя к нам, потому что вчера мы непроизвольно услышали твои мысли о параллельных мирах, — лекторским тоном проговорил отмерший Абрам.

Я взглянула в его глаза, из которых на меня вдруг посмотрела вечность, налила себе из графинчика, лихо тяпнула рюмку, налила вторую, выпила ее уже не спеша и жадно затянулась прикуренной мне Димоном сигаретой.

— Здрасте, …опа, новый год, — проскулил Сосискин. — Довыпендривалась, доехидничалась. Ну и как я тут размножаться буду. Тут же в округе ни одной сучки не фланирует! — Пес всегда стоял на страже своих интересов к дамскому полу. — И где ты тут найдешь мой любимый корм и свежие сосиски? А антиблошиный шампунь, а ошейничек против клещей, а плановые прививки?! — горестно повалился на изумрудную траву тот, кто ненавидел мыться, а в ветеринарной клинике завывал так, что некоторым врачам приходилось вызывать неотложку.