— Удачи тебе, девочка, берегите себя, — донеслось мне в след.

— У нас говорят: ни пуха ни пера, — обернувшись, с улыбкой ответила я.

— Ни пуха ни пера, — с надеждой глядя мне в глаза, прошептал он.

А я гаркнула на весь зал так, что с потолка посыпалась пыль:

— К черту!!! — И, больше не оборачиваясь, вышла в темноту.

Глава четырнадцатая

В одной небезызвестной чеховской пьесе героини радостно и с надеждой скандировали: «В Москву, в Москву», а я, в отличие от них, при очередном попадании в ухаб колеса рыдвана, в котором мы ехали, уже пару часов клацала зубами: «В Столицу, в Столицу, мать ее, когда же мы до нее уже доедем?» И если я в этой поездке рисковала вытрясти из себя пломбы, то Сосискину грозила потеря всех внутренних органов. Не успели мы отъехать от Аккона, как на него напала морская болезнь, вернее каретная. Вот и сейчас, стоя задними лапами на моих коленях и высунув морду в окно, он хвалился окружающему миру своим обедом и ужином, рискуя при этом вытошнить позвоночник. Наконец он перестал пугать ревом своего желудка ночных птичек и, тяжело дыша, уселся на сиденье. Глядя на страдания моего несчастного друга, мне захотелось его прижать к себе, погладить по голове, нашептывая всякие успокоительные глупости, но занывшая спина напомнила о приближающемся ПМС, а возникшее из ниоткуда раздражение потребовало немедленного выхода, честно предупредив, что в противном случае я лопну от злости. Ударившись в очередной раз о крышу кареты головой и выматерившись от души голосом старой карги, я принялась провоцировать своего друга:

— Знаешь, Сосискин, ты, пожалуй, был прав: дракона мы не потянем, так что предлагаю и дальше передвигаться в этом замечательном шарабане прям до мест расквартирования Темного!

С трудом удержав рвотные позывы, Сосискин жалобно заканючил:

— Дашка, я не выдержу такой тряски и пары дней. Ты что, хочешь оставить в этой отсталой Лабуде мою одинокую могилку? Меня же укачивает и тошнит постоянно, мне бы до этой долбаной Столицы не окочуриться. Ты смерти моей хочешь, лиса бесчувственная.

— Ну тогда мы можем половину пути проплыть на корабле? Надеюсь, в это время года местные лужи не сотрясают штормы, — великодушно пошла на компромисс моя гнусность, а потом подумала и добавила: — Кстати, вода и черствые сухари — очень хорошее средство от морской болезни, да и на диете тебе полезно посидеть. А не хочешь ехать или плыть морем, то вполне можешь растрясти свой жирок посредством длительной пешей прогулки, оно и для сердца весьма пользительно. Как говорится, трусцой от инфаркта.

Вместо того чтобы достойно ответить и тем самым ввязаться в очередной скандал со мной, этот сухопутный моряк снова высунулся в окно и композицией из пятой точки и задранного вверх хвоста выразил свое отношение к вышесказанному. Когда он закончил в только ему известный раз освобождать свой желудок, я уже взяла себя в руки, успокоилась и прикидывала, как, а главное, на чем нам еще срубить денег. Поэтому нахальный вопрос Сосискина, сопровождаемый вытиранием мокрой морды о мой подол, застал меня врасплох:

— У тебя что, критические дни, что ты такая злая?

— Уху, — филином заухала я в ответ.

Пес поудобнее растекся по сиденью и совершенно невинным тоном уточнил:

— У вас, у женщин, эти кровавые дела, кажется, на луну и ее фазы завязаны?

Мой мрачный взгляд был ему сразу и наградой за храбрость, и утвердительным ответом. Ничуть не смущаясь, этот астроном поделился со мной своими мыслями:

— А тут вот три луны. Мне вот с познавательной точки зрения интересно: твой организм по очереди на все положения лун будет реагировать, или просто ты не на пару дней прохудишься, а месяца на полтора? И сколько у тебя потом в организме крови останется? Хотя в тебе уже давно вместо крови яд течет, сотона ты аццкая, — пригвоздив меня взглядом, закончил он. Затем, весело напевая: «А я сяду в кабриолет и уеду куда-нибудь», повернулся ко мне спиной и демонстративно захрапел.

Чтобы не впасть в панику от перспективы быть ограниченной в движении на довольно длительное время, я перенеслась мысленно назад, к тому моменту, как мы покинули постоялый двор оборотня.

Едва выйдя на улицу, один из подельников Кролика быстро сунул в корзинку Сосискина и, крякнув, походкой одесского биндюжника, заковылял в сторону центра города, а предводитель этих команчей приобнял меня за талию: мол, чтоб в толпе не потерялась, и мы бодренько поскакали вслед за качающейся корзинкой. Наша компания шла довольно быстро, врезаясь, как псы-рыцари, в толпу празднично одетых людей. Всюду царило веселье, слышались музыка и смех, то тут, то там раздавались здравицы в честь новобрачных. Яфор был прав: на свадьбе гулял весь Аккон. Мне до жути захотелось, чтобы в мою честь гудела вся империя, да так, чтобы потом, и через тысячу лет, этот отжиг помнили. Причем чтобы ассоциировался он у народа с моим именем, а не с победой над каким-то вшивым Темным лордом. Устрою, пожалуй, недельное гулянье, да так, чтобы все увидели, как русские гулять умеют. Выпишу цыган с медведями, из провинциальных домов культуры подгоню пару-тройку народных ансамблей, чтоб девки румяные в полушалках и со связками баранок на шее «барыню» под бренчание балалайки и визги гармошек с чубатыми молодцами в плисовых штанах выплясывали. Колю Баскова в качестве конферансье ангажирую, а то какой же праздник без золотого голоса России? Сосискинскую бульдожку с дачи на время прихватизирую и устрою гастроль театра Куклачева — пусть он перед дамой в качестве дрессировщика кошек оторвется за все страдания. А что, я девушка не только щедрая, но и тщеславная, да и погудеть люблю. Думаю, император не откажет мне в проведении масленичных гуляний и выделит под это дело денег из казны, ну а если зажмет пару-тройку миллионов, то я и на свои погудеть могу — на тот свет богатство с собой не заберешь, а так будет что вспомнить. Главное, водки побольше взять, а то сколько ее ни бери, все равно за ней два раза бегать приходится. Но все это станет возможно только в случае нашей победы, поэтому мне обязательно нужно выжить, а то вместо народных гуляний люди получат очередные похороны. Не могу же я разочаровать всех и зажать праздник? Так что держись, Темный засранец, я выдвинулась в твою сторону, как говорится, кто не спрятался, того мы и имеем.

Проходя через центральную улицу, я увидела деревянный помост, на котором под аккомпанемент оркестра гномов на задних ногах выплясывал абсолютно пьяный Сивка, разбрасывая из своего рога искры, которые старались поймать в ладошки визжавшие от радости детишки. Я хотела остановиться и посмотреть на это феерическое зрелище, но Кролик упрямо тянул меня в глубь улочек, и мне ничего не оставалось делать, как только мысленно извиниться перед Сивкой за то, что бросаю его, растаяв в ночи.

Через какое-то время мы дошли до неизвестного дома, дроу постучал в дверь условным стуком, и наша компания шагнула внутрь. Нигде не останавливаясь и не давая мне даже оглядеться, Кролик привел нас на кухню и, сдвинув стол, открыл крышку люка, ведущего в подпол. Спустившись по скрипучей лестнице, я увидела уходящий в бесконечность, хорошо освещенный коридор. Сосискин тут же выбрался из корзинки и уважительно присвистнул:

— Ни хрена себе, как тут метростроевцы работают, их бы к нам — глядишь, и вторую кольцевую за пару месяцев бы вырыли.

Пока он свистел и оглядывался, его носильщик, поклонившись, исчез, и мы остались втроем. Вот тут-то Сосискин и проявил своей мерзопакостнейший характер во всей красе. Он сел и заявил, что боится крыс, пауков и темноты, и попытался симулировать приступы клаустрофобии и эпилепсии. Короче говоря, дал нам понять, что ни за что не пойдет своими лапами. Когда я пыталась воззвать к его совести, давя на то, что в коридоре светло, тепло и мухи не кусают, не говоря уже об отсутствии наличия тут крыс, этот поганец сообщил, что у него сердечный приступ и если мы не хотим его неминуемой кончины, то кому-то придется нести его на руках. Видя нежелание Кролика принять участие в транспортировке пса, а заодно вознамерившись в очередной раз отомстить за хамское поведение, я быстро схватила этого симулянта на руки и патетически провозгласила: