— Ты меня насиловать будешь или убивать? В любом случае приходи позже, я еще не совершила омовение.

— Я думал, на тебя напали темные, — пялясь на мой пирсинг, пролепетал этот охранник-недоучка.

— Аха, ну и кто в этой клетушке может поместиться, боевой хомяк или рой мух-истребителей, а? — ехидно уточнил мозг.

Но Кролик не реагировал на внешние раздражители, ослепленный болтающейся в моем пупке змейкой, держащей в пасти изумруд. Я плюнула и, не церемонясь, выперла его за дверь. Тоже мне тонкий ценитель пупочных впадин нашелся, девушка тут в первый раз по недоразумению стала практиковать холодные обливания, а он, вместо того чтобы предложить ей принести горячей воды, стоит и пялится на дармовщинку. Быстро помывшись, я наскоро растерлась полотенцем и пулей вылетела из обмывальника. Синюшное после ледяного душа тело усиленно рвалось в тепло номера, но мой взор по направлению к кровати застил ходящий по кругу, как цирковая лошадь, Кролик. Завидев меня, он быстро кинулся навстречу и с ходу огорошил:

— Откуда у тебя знак правящей династии дроу и кто в твоем роду был из их ветви?

Вопрос поставил меня в тупик. Кто только не отметился в нашем роду. И запойный гегемон, и кулаки-мироеды, врачи и инженеры, коммунисты и беспартийные, одна бабка так вообще в прадеда купца пошла, а вторая — в тапера кинотеатра «Иллюзион», вон всю жизнь по фортепьяну руками шарится. Я даже допускаю, что какая-нибудь далекая пращурка своему барину освещала канделябром дорогу в опочивальню. Но вот кого точно не было, так персонажей из других миров. У нас все женщины в роду — расистки: не то что дроу — монголо-татар до тела не допускали. Да и купленная на распродаже висюлька ну никак не могла попасть в наш ювелирный магазин из другого мира, я же прекрасно помню, что продавщица предложила мне таких змеек штук семь на выбор с разными камешками. Судьба решила либо дать мне мелкий козырь, либо подкинуть очередную подлянку. Ситуацию надо обмозговать вместе с Сосискиным в тишине и спокойствии. Все это молниеносно пронеслось в голове, и я, нацепив налицо загадочную маску, предложила Кролику посетить меня в «Спотыкаче» ближе к вечеру. Потратив еще некоторое время на взаимные расшаркивания, я наконец-то оказалась в постели.

Во второй раз удобно устроившись под одеялом, я была вынуждена вскочить от шороха, исходившего из-за двери.

— Нет, поспать мне сегодня не дадут. Кого опять принесло? — проорала я в сторону источника звука.

В ответ раздалось жалобное поскуливание. Помянув чью-то мать, я пулей вскочила и, подлетев к двери, рывком распахнула ее. Источая миазмы, в комнату вползла черная, трясущаяся ушастая гусеница, в которой я с трудом опознала Сосискина.

— О-о-о, кого мы видим, кого мы нюхаем. Это же наш пивец — от слова «пить» — осчастливил нас визитом, — потерла ручки стервозность.

— Что, похмелье, дружок? — глядя, как крупная дрожь сотрясает все его тело, поинтересовалась моя трезвость.

— Смотрю, сны алкоголика тревожны и непродолжительны, — констатировал мозг.

Подняв на меня кроваво-красные, как у бассета, глаза, колотящийся с бодуна четвероногий алкоголик просипел:

— Дашка, не будь сукой, дай…

Но я не дала ему закончить фразу и, по-лакейски отвесив поклон, подобострастно спросила:

— Похмелиться? Чего изволите-с? Могу предложить гномье вино и эльфийский первач. А может, господин желает-с духовитой анисовой водочки откушать или бражки на курином помете? Сегодняшней ночью, рискуя жизнью, козьими тропами, контрабандисты специально доставили-с, аккурат к вашему утреннему опохмелу, ваш сиятельство.

Топот лап по направлению к ширме, за которой стоял горшок, и последовавшие за этим звуки отдались в моих ушах как гимн в честь всех оптом отомщенных жен пьяниц. Через какое-то время показался заметно протрезвевший Сосискин. Но мама-врач не только учила меня гуманизму, но и постоянно повторяла, что, как бы пациент ни уверял, что он здоров, процесс лечения нужно доводить до победного конца, а папа шепотом всегда добавлял:

— А если пациент менее живуч, то до летального.

— Полегчало? — участливо спросила я.

Пес слегка наклонил голову.

— Ну, тогда, может быть, жареной селедки, приготовленной по старинному вьетнамскому рецепту семьи Сунь Хунь в Чай, или кошачьего корма? — соловушкой разлилась я.

Снова топот лап и стоны выворачиваемого наизнанку желудка. На сей раз Сосискин отсутствовал довольно долго, видимо, в памяти его еще были свежи воспоминания о запахе жареной селедки, который он почуял год назад, проходя мимо соседнего подъезда, — там на первом этаже как-то сдали квартиру вьетнамцам. Доползя до кровати, он обессиленно упал мордой в миску с растворенным в воде аспирином и, не сопротивляясь, дал запихнуть себе в пасть две таблетки алказельтера. Выставив за дверь заполненную почти до краев ночную вазу, я налила в миску воды, подхватив обессилевшее тельце засыпающего пса на руки, поудобнее положила его на кровать и наконец-то заснула.

В этот раз мне снилась яхта Абрамовича, которую тот отдал мне за долги. Я, вся в золоте и бриллиантах, на палубе, лениво развалившись в шезлонге, обитом шиншиллой, потягиваю мохито, а два негра с опахалами работают кондиционерами. Перед глазами во всей красе предстает честно заработанный остров в далеком Карибском море. На его белоснежный пляж с пальмами ласково накатывают лазурные волны, а красавец-капитан, один в один похожий на Джека Воробья, с капитанского мостика спускается ко мне. Но вместо того, чтобы поинтересоваться, готовить ли к взлету вертолет или спускать на воду катер, голосом Сосискина требует пожрать. Ну не гадство, а? Первый раз в жизни мне снится Джонни Депп, да еще без законной жены и своего выводка, а какой-то козел все разрушает! Руки сами по себе потянулись в направлении его шеи, но наткнулись на пустоту — уж кто-кто, а Сосискин прекрасно знает, какой я бываю, если меня некстати разбудить. Тоном, не предвещающим ничего хорошего, я поинтересовалась:

— Ну какого хрена ты приперся утром да еще разбудил меня на самом интересном месте? Что тебе с Сивкой-то на конюшне не спалось?

Пес возмущено тявкнул:

— Да он полночи пытался ко мне приставать, а когда угомонился, то захрапел, как медведь. Я, пока пьяный был, не слышал эти иерихонские трубы, а когда малек протрезвел, думал, земле предамся. Сама же должна понимать, что любые звуки страдающему от перепоя молотком по голове стучат.

— Да, ты вчера знатно погудел, — согласилась я. — С какого перепугу ты, элитный пес, развращал местный рюмкин-пролетариат нашей блататой-трататой? Не мог аборигенам спеть что-нибудь патриотичное типа «Солнечный круг, небо вокруг»? Что бы сказали твои предки, краса и гордость своей породы, а?

— Ой, кто бы говорил, тоже мне целка-невредимка из благородного семейства нашлась, — нахохлился пес. — Устроила из своей комнаты то ли общагу, то ли проходной двор. Не успеет в окошко один мужик выскочить, как ты из дверей под ручку с другим выходишь, а меня еще бульдожкой попрекаешь. Вместо того чтобы думать, как нам остаться в живых, устроила себе тут мальчишник, жаба безответственная, а я под кустом сидел и мерз, ожидая, пока ты кроватью скрипеть закончишь.

Крыть хоть и было чем, но связываться с вечно голодным Сосискиным себе дороже. Поэтому, быстро одевшись и прихватив кувшин, я потопала вниз выклянчивать себе горячей воды и завтрак в номер. С горячей водой мне повезло, а вот с завтраком вышел облом: очнулись мы ближе к обеду, и кухарка опять отправилась к мартену в доме градоправителя. Хозяин наотрез отказался подать мне обед, ссылаясь на торжественный ужин, который он дает постоянным посетителям в честь свадьбы, о которой я с этой суетой совершено забыла. Пришлось мне быстро закончить водные процедуры и тащиться к уже знакомой булочнице-лоточнице. На мое счастье, она оказалась на месте, и в скором времени мы с Сосискиным уплетали наисвежайшие пирожки. Развалившись в кресле, я рассказала псу о своих приключениях.

— И что ты думаешь делать? — спросил сыто отрыгнувший пес, когда я закончила повествование.