— Как бы ты ни старалась скрыть свою чужеродность, она все равно из тебя лезет, как у животных шерсть при линьке. Любой, кто тебя увидит, поймет, что ты чужая, да и по одной твоей походке сразу видно, что ты сроду не носила платья, — подвела окончательный итог средневековая ведущая передачи «Снимите это немедленно».

Я вскочила и стала бегать возле лавки, будто играя с ней в «вопрос» — «ответ»:

— А если мне ходить в парандже, как дроу?

— Девушки дроу не ходят одни по улицам.

— Может, надеть на глаз повязку, сточить у одной туфли каблук и изобразить калеку?

— Ни одна женщина не выйдет в таком виде на улицу. Лучше полжизни голодать и обратиться потом к лекарю-вампиру, чем опозориться перед всеми.

— Парик, и пошли все на фиг?

— Что такое парик? И куда ты собралась его надевать?

— Переборщить со средствами наведения красоты на лице, и пусть все в ужасе шарахаются?

— У нас лица разрисовывают только шлюхи. Хочешь, чтоб за тобой таскалась куча мужиков и делала непристойные предложения?

— А если волосы покрасить и чуть изменить прическу?

— Даже продажные девки у нас не обрезают косы и не красят волос.

Я притормозила и, разевая рот как рыба, уставилась на Тилану. То, что она сейчас сказала, повергло меня в шок.

— Тилана, золотко, — едва слышно прошептала я, хватаясь за голову. — У вас что, нет цирюлен, ну, или, по-другому, парикмахерских?

Она непонятливо посмотрела на меня. Я быстро сориентировалась и уточнила:

— А где у вас тогда хоть мужики-то подстригаются?

— А-а-а, — засмеялась она, — мы своих мужчин сами дома стрижем, матери детей, а жены мужей.

Аут, полный копец. Птичка обломинго помахала крылом моей мечте на посещение стилиста.

— Да что ж у вас за мир-то такой? — взвыла я. — Волос вы не стрижете и не красите, брови у всех как брянские леса, того и гляди, оттуда партизаны посыплются!!! Ходите чуть ли не в мешках из-под картошки!!! Ногти поди грызете и напильником подтачиваете, а из развлечений небось только поход в храм да смертная казнь на главной площади, и то, если удастся пригласительный билет достать!!!

— Нормальный у нас мир, просто ты к нему не привыкла, — запротестовала Тилана.

— Привыкнуть можно исключительно к хорошему. К плохому же только полные идиоты привыкают. А к аскетизму — монахи в скитах, — авторитетно заявила я и вдруг выдала: — Планы меняются, я не буду маскироваться под парализованную серую мышку, буду, как и планировала раньше, шокировать людей в образе сумасбродной чужестранки из дальних краев. И продолжила рассуждать вслух: — Скажи мне, подруга, если буду говорить, что иноземка, а в моем роду практиковались только смешанные браки из полукровок всех мастей, включая единорогов, мне поверят? А чтоб уж совсем отличаться от всех, попрошу гномку сшить мне необычное платье и сменю радикально образ, — на одном дыхании выпалила я.

Оборотень долго и задумчиво разглядывала меня, заставляя поворачиваться в разные стороны, а потом, улыбнувшись, вынесла вердикт:

— Знаешь, а, пожалуй, поверят, крыльев у тебя за спиной нет. Звери у нас разные водятся, кто только не бегает в дальних лесах и орочьих степях. Так что никто не заподозрит в тебе Избранную. Только вот ты же знаешь, магии в тебе нет. А это для всех необычно.

— Не колыхай барханами, меня сдувает, — подмигнула я на это замечание и весело протарабанила: — Все продумано. Скажу, что жила на границе с темными и в очередном налете погибла все моя семья, когда черный колдун применил страшное заклинание. Выжила только я, но под действием заклинания утратила свой дар, а неведому зверушку подобрала в странствиях.

— А если спросят, какой был дар? — жутко напомнив мне Глеба Жеглова, подковырнула Тилана.

— Безутешно разрыдаюсь, — оскалилась я в ответ. — Покажи мне ту сволочь, кто попытается у плачущий девушки допытываться, что у нее отняли.

— А деньги у тебя откуда? Ты же бежала из разоренной деревни! Как ты до Столицы добралась? — продолжила экзаменовать меня скептик кошачьего племени.

— Господи, Тилана, мне не шестнадцать лет, следы разгульной молодости-то на лице. Естественно, я была замужем за богатым стариком, он умер, и теперь его веселая вдова проматывает немаленькое состояние.

— Хорошо, убедила, — согласилась со всеми моими доводами оборотень.

Вся окрыленная поддержкой моей бредовой идеи, я поинтересовалась, как тут можно снять домик и как положить в банк деньги, — таскать с собой или оставлять в доме наш тощий кошелек, не говоря уже о планируемых финансовых поступлениях, мне совершено не хотелось. Сначала моя милая хозяйка сильно огорчилась, что мы собрались покинуть ее дом. Полчаса у меня ушло на уговоры: мол, так для всех будет лучше — не может же она из-за меня не принимать постояльцев, а лишние уши мне ни к чему, и т. д., и т. п. Наконец она сломалась, но с условием, что я буду через день к ней заходить, и снова стала готова к конструктивному диалогу.

— Так как у вас тут с наймом жилья и размещением капиталов дела-то обстоят? — Отдышавшись от уговоров, я повторно задала свои вопросы.

— А у нас никто не позволяет чужим людям жить в своих домах, да и никаких банков у нас нет, — развела руками Тилана.

Чувствую, что обломинго не просто машет надо мной постоянно крылом, а решила свить гнездо у меня на голове. Еще не веря в свое фиаско, я на всякий случай уточнила, что я имела в виду под выражениями «снять домик» и «положить деньги в банк». Может, у нас возникло языковое непонимание?

— Тилана, вот если кто-то хочет приехать в Столицу на долгое время, он где может остановиться?

Ответ последовал незамедлительно:

— У друзей, у родственников, на постоялом дворе или в гостинице. Если человек богатый, то он может просто купить дом, а потом продать его.

С колотящимся от дурных предчувствий сердцем вспомнив московские цены на жилье, пусть даже и вторичное, я, вся обмирая, спросила:

— И сколько может стоить маленький домик в отдалении от центра города?

— От тридцати до ста золотых. Но это будет очень маленький домик на окраине Столицы, куда приличные люди не суются даже днем. — Тилана, как оказалось, хорошо ориентировалась в ценах на жилье.

Так, с пристанищем было понятно: как и в нашей столице, цены на жилье тут кусаются. Ох, придется Сосискину смириться с тем, что нам надо будет приобретать недвижимость. Но вот что делать с банками. Неужели мне придется рисковать нашими накоплениями, таскаясь с ними по улице или оставляя без присмотра? Я все же решила попытать удачу и уточнила, где тут принято хранить сбережения. Она не спешила повернуться ко мне лицом, никаких банков тут и в помине не было. У всех существовали кубышки, которые у бедных хранились под матрасом, у среднего класса в кованом сундуке в кладовке, а у богатых — в специальных комнатах, которые охраняли орки. Задушив в себе порыв разбить пару-тройку тарелок о стенку или чью-нибудь голову, я попросила Тилану выделить мне провожатого для похода в город и поторопилась довести до нервного срыва Сосискина.

Ворвавшись в номер, я застала потрясающую картину. На диванчике сидела симпатичная девочка, как две капли воды похожая на нашу хозяйку, и, почесывая живот развалившемуся на спине кошачьему ненавистнику, периодически спрашивала, не желает ли он еще откушать парного мяска. А этот новоявленный сибарит капризным голосом требовал почесать за ушком и подать ему фаршика, желательно нежирного.

— А как же кошачий запах и конспирация? — моментом вспыхнула я.

Оба испуганно уставились на меня и начали лепетать что-то маловразумительное. Я досадливо плюнула и попросила оставить нас одних. Девчушка испарилась, а я, скинув Сосискина с дивана, поведала все, что мне сообщила мать его персональной чесальщицы. К моему удивлению, пес совершено спокойно отреагировал на все это, скажу больше — он буквально скакал от радости и приговаривал:

— Какой простор для совершения экономической революции и налаживания бесперебойного поступления денег! Дашка, да мы тут с тобой богаче императора станем, дай мне только развернуться и сама не подкачай, я тебе доверю самый ответственный фронт работ.