Итак, незаконнорожденных детей не знают там, где дозволено многоженство, но это понятие существует в таких странах, в которых закон разрешает иметь только одну жену. В этих странах приходилось клеймить позором незаконное сожительство, а следовательно, и рожденных в нем детей.

В республиках, где необходимо блюсти чистоту нравов, незаконнорожденных детей еще более презирают, чем в монархиях.

Законы в Риме были к ним, быть может, слишком суровы, но так как древние учреждения делали брак необходимым для всех граждан, а, с другой стороны, брачные узы облегчались разрешением репудиации или развода, то только чрезмерное развращение нравов могло побуждать к незаконному сожительству.

Следует еще заметить, что так как в демократиях звание гражданина, соединенное там с правами верховной власти, пользовалось большим уважением, то при этой форме правления часто издавались законы о незаконнорожденных детях, имевшее отношение не столько к существу предмета и достоинству брака, сколько к частным свойствам республиканских учреждений. Так, народ иногда принимал незаконнорожденных в число граждан с целью увеличить свои силы против влиятельной знати. Так, в Афинах он, напротив, исключал незаконнорожденных из числа граждан, чтобы увеличить причитающуюся на гражданина долю из присланного египетским царем хлеба. Наконец, Аристотель говорит нам, что во многих городах, когда чувствовался недостаток в гражданах, незаконнорожденные допускались к наследованию и устранялись от наследования, когда граждан было достаточно.

Требование согласия родителей основано на их власти, т, е. на их праве собственности. Кроме того, оно основано на их любви и разуме, а также на неразумии детей, невежественных по причине их молодости и легко поддающихся опьянению страстей.

В малых республиках или при тех особенных учреждениях, о которых мы говорили, возможны законы, предоставляющие должностным лицам наблюдение за браками детей граждан, т. е. дающие им право, которым природа наделила отцов. Любовь к общественному благу может быть там не слабее, а даже сильнее всех других чувств. Поэтому Платон требовал, чтобы браки устраивались властями, правители Лакедемона, действительно, вмешивались в заключение брачных союзов.

Но при обыкновенном строе право устраивать браки детей принадлежит отцам, они проявляют большее благоразумие, чем какое бы то ни было учреждение. Природа внушает родителям желание обеспечить своим детям наследников — желание, которое у самих детей проявляется в гораздо более слабой степени. В различных поколениях отцы видят свое собственное постепенное восхождение к будущему. Но что произошло бы, если бы насилие и алчность захотели похитить эту власть у отцов? Послушаем, что говорит Томас Гаж о поведении испанцев в Америке:

«Для увеличения числа плательщиков податей было приказано, чтобы все индейцы, достигшие пятнадцати лет, вступили в брак, был даже установлен возраст брачущихся — 14-летний для мужчин и 13-летний для девушек. При этом ссылались на правило, гласящее, что «злонравие восполняет возраст»». Автор видел одну из таких переписей: это было, говорит он, нечто позорное. Таким образом, в житейском деле, которое более всякого другого нуждается в свободе, индейцы остаются еще рабами.

В Англии девушки часто злоупотребляют законами, выходя замуж по собственному выбору, не посоветовавшись с родителями. Мне кажется, что в Англии этот обычай может быть терпим более, чем в какой-либо другой стране, потому что английские законы не знают монастырского безбрачия, и девушки, не предвидя в будущем иного состояния, кроме брачного, не могут от него воздерживаться. Во Франции же существует учреждение монашества, и потому девушки всегда могут избрать безбрачие, поэтому и закон, связывающий их родительским согласием, может считаться в этом случае более уместным. С этой точки зрения наименее разумными следует признать обычаи Италии и Испании: монашество в них утверждено законом, и в то же время допускается брак помимо родительского согласия.

Девушки, которым только брак открывает путь к удовольствиям и свободе, ум которых не дерзает мыслить, а сердце чувствовать, глаза не смеют видеть, а уши слышать, — девушки, которые являются в общество только для того, чтобы показать, как они глупы, которые осуждены на бесконечный вздор и стеснительные правила, не обнаруживают отвращения к браку. Не их, а молодых людей приходится поощрять к нему.

Всюду, где только есть место для спокойного существования двух человеческих существ, заключается брак. Людей располагает к тому сама природа, если только ей не препятствуют трудности в добывании средств существования.

Вновь нарождающиеся народы размножаются и быстро растут, жизнь в безбрачии составляет для них большое неудобство, тогда как многодетность их не страшит. Обратное происходит в народе, уже сформировавшемся.

У людей, которые решительно ничего не имеют, как, например, у нищих, бывает много детей, потому что они находятся в положении народов нарождающихся: отцу ничего не стоит научить детей своему ремеслу, более того, они, едва родившись, сами становятся уже орудием этого ремесла. Люди эти в стране богатой или суеверной плодятся потому, что не несут никаких общественных обязанностей и только отягощают общество.

Но люди, которые бедны, потому что находятся под управлением сурового правительства, которые смотрят на свои поля не как на средство к пропитанию, а как на предлог к притеснению со стороны властей,— эти люди, говорю я, производят мало детей. У них не хватает пищи даже для самих себя, могут ли они думать о том, чтобы разделить ее с другими? Они не могут иметь попечения о самих себе во время болезни: как же они станут воспитывать существа, которые находятся в состоянии постоянной болезни, именуемой детством?

Только способность легко говорить в соединении с неспособностью думать могла привести к заключению, что чем беднее подданные, тем многочисленнее их семейства и чем обременительнее налоги, тем легче они уплачиваются. Вот два софизма, которые всегда губили монархии и в конце концов погубят их. Суровость правления может достигнуть того, что станет истреблять естественные чувства людей другими естественными же чувствами. Разве американские женщины не делали себе искусственно выкидышей, чтобы только их дети не имели столь жестоких господ?