В древности между Карфагеном и Марселем пелись большие войны из-за рыбной ловли. После заключения мира они начали конкурировать друг с другом в экономичной торговле. Особую зависть Марселя возбуждало то обстоятельство, что, не уступая своему сопернику в промышленности, он уступал ему в силе. Вот причина непоколебимой верности Марселя римлянам. Война, которую последние вели с карфагенянами в Испании, способствовала обогащению Марселя, служившего складочным местом. Разрушение — Карфагена и Коринфа еще более увеличило славу Марселя. И если бы не междоусобицы, разделявшие его жителей на враждебные друг другу партии, он мог бы жить счастливо под покровительством римлян, которые нисколько не завидовали его торговле.

Когда римляне разрушили Коринф, купцы удалились оттуда в Делос. Религия и всеобщее благоговение народов заставляли смотреть на этот остров, как на безопасное убежище. Кроме того, он занимал очень выгодное положение для итальянской и азиатской торговли, значение которой возросло после уничтожения Африки и ослабления Греции.

Греки, как мы уже сказали, с давних времен основывали колонии на берегах Мраморного и Черного морей; эти колонии сохранили при персах свою свободу и свои законы. Александр, выступивший в поход только против варваров, не тронул их. Повндимому, даже понтинские цари, овладевшие многими из этих колоний, не лишили их государственной самостоятельности.

Могущество понтийскнх царей возросло после того, как они овладели этими колониями. Митридат оказался в состоянии нанимать везде войска, постоянно возмещать свои потери, иметь работников, корабли, военные машины, приобретать союзников, подкупать союзников римлян и даже самих римлян, содержать на жаловании азиатских и европейских варваров, вести продолжительную войну и, следовательно, приучать свои войска к дисциплине. Он смог их вооружить, обучить римскому военному искусству и образовать большие отряды из римских перебежчиков; наконец, он мог нести большие потери и выдерживать великие поражения. Митридат бы не погиб, если бы этот государь, великий в несчастьях, не оказался сладострастным варваром в счастье и не разрушил того, что сам же создал.

Таким-то образом, в то время, когда римляне были на вершине величия и, казалось, не должны были бояться никого, кроме самих себя, Митридат снова поставил под вопрос то, что уже было решено взятием Карфагена и поражениями Филиппа, Антиоха и Персея. Не было еще войны пагубнее этой; и так как обе стороны обладали огромным могуществом и равными выгодами, народы Греции и Азии истреблялись то как друзья, то как враги Митридата. Делос не избежал общего несчастья. Торговля погибала повсюду; да и как ей было не погибать, когда погибали пароды.

Римляне, которые, следуя указанной мною в другом месте системе, предпочитали разрушать, чтобы не являться завоевателями, уничтожили Карфаген и Коринф и, может быть, продолжая действовать таким образом, погубили бы и себя самих, если «бы не завоевали весь мир. Напротив того, «понтийские цари, овладев греческими колониями на Черном море, остерегались разрушать то, что должно было стать источником их величия.

Римляне признавали только сухопутное войско, дух которого состоял в том, чтобы всегда стоять твердо, сражаться и умирать не сходя с места. Они не могли уважать тактики моряков, которые, вступив в бой, то отступают, то наступают и, всегда избегая опасности, более берут хитростью, чем силой. Все это было совсем не в духе греков и еще того менее — римлян.

Поэтому они назначали для морской службы только таких граждан, которые по своему менее почетному положению не могли служить в легионах. Моряками были обыкновенно вольноотпущенники.

В настоящее время мы не питаем ни этого уважения к сухопутной армии, ни этого презрения к флоту. У первой военное искусство снизилось, у второго оно повысилось; а люди всегда выносят свои оценки в зависимости от способностей, которые требуются для выполнения того или иного дела.

Римляне никогда не проявляли зависти к чужой торговле. Они вступили в борьбу с Карфагеном как с соперником, а не как с торговым городом. Они покровительствовали городам, занимавшимся торговлей, хотя эти города и не были им подвластны. Так, например, они увеличили могущество Марселя, уступив ему несколько областей. Они опасались варваров, ио не опасались торговых народов. Да и самый дух римлян, их слава, военное воспитание и форма правления отдаляли их от торговли.

Жителей города занимали лишь войны, выборы, интриги и судебные процессы, сельское население занималось только земледелием, а в провинциях суровое и тираническое управление было несовместимо с торговлей.

Не менее чем их государственное устройство было противно торговле и их международное право. «Народы, — говорит юрист Помпоний. — с которыми у нас нет ни дружбы, ни взаимного гостеприимства, ни союза, нам не враги; но если что-либо принадлежащее нам попадает им в руки, оно становится их собственностью, свободные люди делаются их рабами; и мы относимся к ним точно так же».

Не менее стеснительным было их гражданское право. Закон Константина, объявив незаконорожденными детей человека низкого происхождения, женившегося на женщине высшего звания, далее смешивает женщин, имеющих лавку товаров, с рабынями, кабатчицами, комедиантками, с дочерьми человека, содержащего непотребный дом или осужденного на бой в цирке.

Я знаю, что люди, убежденные, во-первых, в том, что торговля есть самое полезное в мире дело для государства, и, во-вторых, в том, что римляне имели наилучшее в мире государственное устройство, полагали, что римляне весьма поощряли и уважали торговлю. Однако в действительности они мало о ней думали.

Римляне образовали из Европы, Азии и Африки одну обширную империю. Слабость народов и тирания правления сплотили воедино части этого огромного тела. С тех пор целью политики Рима было отчуждение от всех не подвластных ему народов: опасение передать им свое искусство побеждать заставляло римлян пренебрегать искусством обогащаться. Они создали законы, воспрещавшие всякое общение с варварами. «Да не осмелится никто, — говорят Валент и Грациан, — посылать им вино, масло и другие жидкости даже только для угощения». «Пусть не отвозят к ним золота, — добавляют Грациан, Валентиниан и Феодосии, — но пусть стараются хитростью лишить их даже того, которое у них есть». Вывоз железа был запрещен под страхом смертной казни.

Домициан, этот робкий государь, приказал истребить в Галлии виноградники, конечно из опасения, чтобы вино не привлекло туда варваров, как оно некогда привлекло их в Италию. Проб и Юлиан, нисколько не боявшиеся варваров, восстановили эти виноградники.

Я знаю, что в пору слабости империи варвары вынудили римлян устроить складочные места для товаров и торговать с ними. Но это-то и доказывает, что дух римлян был противен торговле.