Связь между отрицательными доказательствами и судебным поединком, о которой я так много говорил, станет еще более ясной, если мы обратим внимание на то, что светские суды приняли оба способа доказательства, духовные же суды отвергли и тот, и другой.

Давая предпочтение доказательству поединком, народ подчинялся своему военному гению, ибо, по мере того как укоренялось употребление судебного поединка в смысле божьего суда, уничтожались испытания крестом, холодною и кипящею водою, на которые также смотрели как на суд божий.

Карл Великий повелел, чтобы в случае, если возникнут несогласия между его детьми, спор был решен посредством испытания крестом. Людовик Благочестивый ограничил этот род суда областью духовных дел, а его сын Лотарь отменил его для всех случаев. Он отменил также и испытание холодной водой.

Я не хочу сказать, чтобы в то время, когда было так мало общепринятых обычаев, испытания эти не были в употреблении в некоторых церквах, тем более что о них упоминается в одной из грамот Филиппа-Августа; я говорю только, что они были малоупотребительны. Бомануар, живший во время Людовика Святого и несколько позже, перечисляя различные роды доказательств, говорит о судебном поединке, но умалчивает об остальных, указанных выше.

Я уже говорил о том, почему салические и римские законы и капитулярии утратили свою силу; прибавлю еще, что широкое распространение доказательства посредством поединка было тому главною причиною.

Салические законы, не допускавшие этого обычая, сделались как бы бесполезными и исчезли; исчезли и римские законы, которые также не допускали его. Все внимание устремилось на то, чтобы дать надлежащее развитие закону о судебном поединке и установить юридические нормы для его практического применения. Постановления капитуляриев оказались не менее бесполезными. Таким образом, множество законов утратило свою силу, причем нельзя точно указать, когда именно это случилось; о них забыли, и мы не видим других, которые заняли бы их место.

В этих условиях народ не нуждался в писаных законах, и эти писаные законы легко приходили в забвение.

Как только происходило какое-нибудь разногласие между сторонами, постановлялось решить его поединком. Для этого не требовалось особых талантов.

Все гражданские и уголовные иски сводятся к фактам; по поводу этих фактов стороны и вступали в поединок; поединком решалось не только существо дела, но и его побочные обстоятельства и частные решения, как говорит Бомануар, подтверждающий это примерами.

Я прихожу к выводу, что в начале правления третьей династии вся юриспруденция сводилась к судебной процедуре и все было подчинено понятию чести. Если кто-либо не подчинялся судье, судья предъявлял к нему иск за оскорбление. В Бурже если кто-либо не являлся на вызов прево, то прево ему объявлял: «Я посылал за тобой, и ты пренебрег моим зовом; ты ответишь за это презрение ко мне», — и они вступали в поединок. Людовик Толстый отменил этот обычай.

Судебный поединок применялся в Орлеане ко всем долговым взысканиям. Людовик Младший постановил, что обычай этот сохраняет силу лишь в таких случаях, когда иск превышает 5 солидов. Но этот указ имел значение только местного закона, так как при Людовике Святом для применения этого обычая достаточно было, чтобы иск превышал 12 динариев. Бомануар слышал от одного высокопоставленного судьи, что во Франции существовал некогда дурной обычай, допускавший наем на определенное время заместителя, который дрался на поединке во всех делах нанимателя. Очевидно, обычай судебного поединка имел в это время чрезвычайно широкое распространение.

В законах варваров встречаются загадочные определения. Закон фризов назначает лишь полсолида композиции в пользу побитого палкой; нет такой ничтожной раны, за которую он не назначал бы большего штрафа. Согласно салическому закону свободнорожденный, нанесший свободнорожденному три удара палкой, платит 3 солила; за пролитие при этом крови он подвергается такому же наказанию, как и за нанесение раны железом, и платит 15 солидов; наказание соразмеряется с величиной нанесенных ран. Закон лангобардов определял различные штрафы за один, за два, за три или четыре удара. В настоящее время один удар стоит 100 тысяч.

Постановление Карла Великого, включенное в закон лангобардов, требует, чтобы те, кому оно разрешает поединок, дрались на палках. Может быть, это была уступка духовенству; а, может быть, также, что, поскольку поединок вводился в более широкое употребление, его хотели сделать менее кровопролитным. Капитулярий Людовика Благочестивого предоставляет участникам на выбор палку или оружие. Впоследствии на палках дрались только одни крепостные.

Я вижу, как уже в то время возникают и начинают вырабатываться отдельные представления, входящие в наше понятие о чести. Обвинитель начинал с объявления перед судьей, что такой-то совершил такое-то действие, на что обвиняемый отвечал, что обвинитель солгал; тогда судья назначал поединок. Установленное правило требовало, чтобы обличение во лжи разрешалось поединком.

Раз человек объявил, что будет драться, он уже не мог отступить; в противном случае суд приговаривал его к штрафу. Отсюда возникло правило, что если человек дал слово, честь не позволяет взять его назад.

Дворяне дрались на конях и своим оружием, а простолюдины— пешие и палками. Отсюда установилось понятие, что палка есть орудие оскорбления, потому что, если человека побили палкой, с ним обошлись, как с простолюдином.

Только простолюдины дрались с открытым лицом; следовательно, только они могли получать удары по лицу. Пощечина сделалась оскорблением, которое необходимо было смыть кровью, потому что с человеком, получившим ее, обошлись, как с простолюдином.

Германские пароды были не менее, а даже более, чем мы, щекотливы в вопросах чести. Так, самые отдаленные родственники принимали у них живейшее участие в делах по оскорблениям; понятие чести лежит в основе всех их кодексов. Закон лангобардов требует, чтобы человек, побивший в сопровождении своих людей другого, застигнутого им врасплох человека, с целью его опозорить или сделать смешным, платил половину той композиции, которая следовала бы с него, если б он его убил; если по тем же побуждениям он его связал, то платил три четверти этой пени.

Итак, мы можем сказать, что предки наши были чрезвычайно чувствительны к оскорблениям; но что оскорбления особого рода, состоящие из ударов известным орудием по известной части тела, наносимых известным образом, не были им еще известны. Все это соединялось в одном оскорблении быть побитым, и в этом случае степень оскорбления определялась степенью злоупотребления.

«У германцев, — говорит Тацит, — считалось большим позором оставить свой щит на поле сражения, и многие после такого несчастья лишили себя жизни». Поэтому древний салический закон определяет 15 солидов композиции в пользу человека, про которого кто-нибудь скажет с целью оскорбить его, что он бросил свой щит.

Карл Великий, делая исправления в салическом законе, установил для такого случая лишь 3 солида композиции. Нельзя, конечно, заподозрить этого государя в желании ослабить военную дисциплину. Очевидно, что сделанное им изменение было вызвано изменением в способе вооружения; известно, что изменениями вида оружия были порождены многие обычаи.