Эта маленькая победа вдохновила князя Вильгельма перейти в протестантство. Его примеру последовали многие дворяне, в том числе и мои офицеры Ян ван Баерле и Дирк ван Треслонг. Впрочем, Женевьева была уверена, что это она привела мужа на путь истинный, гугенотский.

Еще одним следствием этой победы стала отставка герцога Альбы. Его отозвали в Испанию. Новым наместником Нидерландов стал великий командор дон Луис де Рекесенс-и-Суньига, который сразу начал с князем Оранским переговоры о примирении. Он сделал широкий жест — дал время тем, кому не нравится католичество, на продажу имущества и отъезд в какую-нибудь протестантскую страну. Иначе это имущество будет конфисковано. Испанцам оставалось только захватить его. В ответ князь Вильгельм запросил самую малость — свободу вероисповедания, которую имел де-факто на освобожденных территориях. На этом переговоры и закончились.

В середине января ко мне опять наведались адмирал Луи де Буазо и его заместитель Биллем ван Треслонг. На этот раз их предложение было менее заманчивым.

— Мы осадили Мидделбург на острове Валхерен. Наши агенты сообщают, что испанцы готовят флот, чтобы снять осаду. Командовать флотом назначен дон Хулио Ромеро. Говорят, он выиграл несколько сражений, — рассказал адмирал.

— Морских или сухопутных сражений? — полюбопытствовал я.

— Сухопутных, — ответил Биллем ван Треслонг.

— Тогда можно считать его новичком, — решил я.

— У нас там девять галеонов и десятка четыре буйсов, но не помешал бы и твой корабль. С тех призов, которые будут захвачены благодаря тебе, получишь треть, — предложил Луи де Буазо.

— Как я понял, это будут военные корабли, в балласте, а не купеческие с грузом, — сказал я.

— Именно так, — подтвердил адмирал. — Такой добычи, как мы взяли осенью, не ожидается.

— Тогда проще уничтожить испанский флот, — предложил я.

— Если сумеешь, мы не против, — улыбнувшись, произнес Луи де Буазо. — Для нас главное — не пропустить врага в Мидделбург.

— Пожалуй, попробую, — решил я. — Скучно сидеть дома.

Зима в этом году была мягкая. Мне кажется, климат начал меняться в лучшую сторону — в сторону потепления. В день отхода из Роттердама шел снег. Снежинки были крупные. У меня они почему-то ассоциировались с цыплятами-бройлерами, которых в двадцать первом веке каждое лето выращивал мой сосед в деревне, а осенью пускал под нож, набивал тушками большой морозильник и всю зиму ел. Может быть, из-за крупного размера, может быть, из-за белого цвета, а может быть, из-за бесцеремонности, с какой снежинки, как и цыплята, проникали во все щели. Снежинки лежали толстым слоем на реях, планширях, кнехтах, палубах, бухтах тросов и даже на натянутых штагах. По реке шло «сало». Фрегат с трудом раздвигал его корпусом. Несмотря на отлив и свежий ветер, шли по реке медленно. Спешить нам некуда. До острова Валхерен идти световой день, если не меньше, а по данным нашей разведки, испанцы собираются напасть дней через пять, не раньше.

У князя Оранского разведка работает отлично. Говорят, есть шпионы даже при испанском королевском дворе. Они своевременно информируют князя о замыслах Филиппа Второго, в том числе и о наемных убийцах. Вильгельм Оранский получает информацию об убийце раньше, чем тот добирается до его резиденции. Иначе уже был бы мертв. Я заметил, что в эту эпоху вошло в моду решение проблем с помощью наемника с кинжалом или ядом. Говорят, что особенно хороши для такой работы испанцы и итальянцы. Киллеров развелось столько, что цены сильно упали.

Я предупредил экипаж, что этот поход денег не принесет. Бесплатно отработаем на благо Голландии и князя Оранского. Никто не отказался. Они тут, особенно в сельской местности, привыкли работать бесплатно на строительстве и ремонте дамб. В трюм погрузили бочки с порохом и разными растительными маслами. Подарок купцов. Я предложил им скинуться на войну с испанцами. Порох дали без разговоров, а по поводу масла любопытство заело.

— Если скажу вам, завтра будут знать испанцы. Так что не обессудьте! — отказался я выдавать свой план и пообещал: — Скоро узнаете, зачем оно нужно.

Голландский флот стоял на якорях в проливе между островами Валхерен и Зюдбевеланд. Адмирал Луи де Буазо держал свой флаг на том самом большом галеоне, захваченном в Зёйдер-Зе. Переборки каюты, расположенной на самой верхней палубе ахтеркастля, были завешены коврами. Еще один ковер, толстый, с длинным ворсом, устилал палубу. Ковры остались от прежнего владельца, как и серебряная посуда. На боках тяжелого кубка, в который слуга адмирала налил мне белого вина, были барельефы в виде четырех крестов, напоминающих мальтийские. На закуску предлагалась копченая треска. Гурманство от прежнего владельца каюты не перешло к новому.

— Испанская эскадра с десантом на борту стоит сейчас на якорях в эстуарии Шельды, возле порта Зандвлит. Двадцать восемь галеонов и каравелл. На днях к ним должны присоединиться еще шесть кораблей, после чего пойдут на прорыв блокады, — рассказал Луи де Буазо. — Если не сумеем остановить их, то надо хотя бы изрядно потрепать, чтобы у них не хватило сил снять осаду Мидделбурга.

— Насколько я помню, вы уже с год осаждаете этот город, — сказал я, с трудом глотая вино, оказавшееся слишком кислым.

— Стены у города высокие и крепкие, гарнизон сильный. Если штурмовать, потеряем много людей. Решили взять измором. На суше напротив ворот соорудили несколько лагерей, которые не дают выйти из города, а на море буйсы крейсируют. Но частенько буйсы требуются в других местах, и за время их отсутствия враг подвозит продовольствие и боеприпасы, — проинформировал адмирал. — Если к Мидделбургу прорвется большой отряд, нам придется не только снять осаду, но и самим запереться во Флиссингене.

— Думаю, не прорвутся, — произнес я. — Мне потребуются с десяток больших лодок и по несколько отчаянных парней на каждую.

— Парней могу дать хоть сейчас, а лодки будут только к завтрашнему утру. За ними надо послать во Флиссинген, — сказал Луи де Буазо.

— Пусть нагрузят в них соломы, сколько поместится, — предложил я.

— Соломы?! — произнес удивленно адмирал, а потом догадался, для чего она потребуется, и высказал свое мнение: — Соломы будет мало.

— Все остальное я привез, — поставил его в известность.

Первую половину следующего дня, солнечного и теплого, мои матросы и добровольцы с других кораблей снаряжали большие лодки. Из Флиссингена их пригнали одиннадцать штук, конфисковав у местных рыбаков. Заплатить пообещали после продажи трофейных кораблей, если какой-нибудь уцелеет. На дно каждой лодки поставили по бочонку с порохом, сверху наложили соломы и сухих веток, которые полили буковым маслом. Во второй половине дня буйсы отбуксировали эти лодки поближе к Зандвлиту. Каждой лодке был придан двухвесельный тузик и на каждую назначены два-три отчаянных парня. В добровольцах недостатка не было. У многих погибли все близкие в захваченных испанцами городах, и для этих людей смыслом жизни стала месть.

К утру над рекой повис густой туман. Видимость — метров пятьдесят. Я хотел отменить операцию, потому что не был уверен, что в таком тумане лодки найдут цели.

— Рыбаки привыкли к туманам, не заблудятся. Так даже лучше: меньше жертв будет с нашей стороны, — сказал адмирал Луи де Буазо.

В середине прилива, когда скорость у него наибольшая, наша эскадра подошла поближе к тому месту, где стояли на якорях испанские корабли. Ветра не было, мы просто сплавились, благодаря приливному течению. Часто двигались, не видя берега из-за тумана. Примерно в миле от испанской эскадры наши корабли встали на якоря, а лодки-брандеры продолжили свой путь. Создавалось впечатление, что в тумане звуки должны становиться глуше, но они наоборот звучали резче, отчетливей. Вроде совсем рядом становился на якорь другой корабль, а когда туман возле нас ненадолго рассеялся, выяснилось, что до него не меньше кабельтова.

О действиях брандеров тоже узнали по звукам. Лодку, нагруженную горючими и взрывчатыми веществами, надо было подвести как можно ближе к вражескому кораблю, желательно бортом к форштевню, чтобы течение прижимало, поджечь груз, пересесть в тузик и удрать. Проделывать это все приходилось под обстрелом испанцев. Шансы выжить у добровольцев — минимальные. Сперва мы услышали крики часовых и выстрелы из мушкетов. Крики становились все громче, а выстрелы звучали чаще. Несколько раз рявкнули фальконеты. Потом стрелять стали реже, зато кричать еще громче. Загрохотали взорвавшиеся бочки с порохом. Ветра все еще не было, но запах гари добрался до нас.