В Саутгемптоне мы застряли на три недели. Сперва продали груз, а потом ждали серьезных покупателей на каравеллы. Отдавать по дешевке не хотелось, даже несмотря на то, что князю Оранскому не придется отдавать треть. Грабеж мусульман патента не требует. Мало того, является чуть ли не святым деянием. Хоть убей, не хотелось мне отдавать Вильгельму Оранскому треть добычи. Слишком жирно ему будет! Видимо, проживание в Голландии не проходит бесследно для жадности. В благоприятных условиях она разрастается без оглядки на нравственные принципы, заложенные в детстве в других краях.

По приходу в Роттердам мы узнали, что двадцать шестого июля Генеральные штаты северных провинций опубликовали эдикт о низложении Филиппа Второго, как тирана, поправшего обычаи и законы страны, и о том, что отныне их правителем становится Вильгельм, князь Оранский. Давно уже надо было сделать это. Как ни странно, причиной задержки был сам Вильгельм Оранский, которого в будущем объявят основателем Нидерландов. Будь его воля, они бы никогда не стали независимым государством. Благодаря его интригам, в южных провинциях правителем стал Франсуа, герцог Алансонский и Анжуйский. Там преобладали католики, которых правитель-единоверец больше устраивал. При этом все крупные города не позволили герцогу Франсуа обосноваться у них, разместить французские гарнизоны.

Вот так и закончилась первая буржуазная революция. Толстосумы руками морских гезов расчистили себе дорогу в светлое капиталистическое будущее. У большинства морских гезов жизнь лучше не стала. Когда вернусь в это будущее, потребую от правительства Голландии, чтобы поставили мне памятник в Роттердаме за неоценимый вклад в эту самую революцию и экономику страны. Представляю, как их будет давить жаба от нежелания выкидывать деньги на ветер. Предложу им использовать мой памятник для привлечения российских туристов. По мнению голландцев, русские приезжают заграницу с полными карманами долларов, которые расшвыривают в самых неожиданных местах. Обкуренный имеет право на веселую точку зрения по любому грустному вопросу.

После двухнедельного ремонта и отдыха я повел фрегат за новой добычей. Собирался опять наведаться в Средиземное море, пощупать мусульман, но, приближаясь к Пиренейскому полуострову, наткнулся на два четырехмачтовых галеона грузоподъемностью около тысячи тонн, отбившихся, видимо, от вест-индийской эскадры. Скорее всего, их отнесло штормом далеко на север, а теперь тупо шли на юго-юго-восток, пока не уткнутся в берег. Долготу определять еще не научились (с обычными часами не получается, нужен точный хронометр), поэтому не знают, что уже проскочили мыс Финистерре, западную оконечность полуострова, что этим курсом окажутся у берегов Франции, а если повернут на юг, то намного быстрее доберутся до Испании. Оба галеона были основательно потрепаны. На каждом была сломана мачта, только на одном это был фок, а на другом — второй грот. Из запасных бревен соорудили временные мачты, на которых подняли латинские паруса. Если случай с латинскими парусами на двух задних мачтах был естественен, то на фоке такой парус был редкостью. Впрочем, каких только вариантов парусного вооружения я ни встречал. Иногда попадались такие гибриды, что только диву давался, а уж понять, к какому типу кораблей их отнести, и вовсе было невозможно. Для таких кораблей у меня было простое и емкое определение «столько-то мачтовый корабль», которым в основном и пользовались моряки всех стран. Мне кажется, названия типам парусных кораблей придумают в конце восемнадцатого или начале девятнадцатого веке, когда их эра подойдет к концу, когда появятся пароходы.

Завидев фрегат, галеоны поравнялись, а потом встали «валетом» — корма одного к носу другого — и убрали паруса. Наверное, решили нападать и защищаться вместе. Не сомневаюсь, что опознали мой корабль. Или видели раньше, или узнали по описанию. Таких пока два, и оба построены под моим руководством. Испанцы усвоили уже, что привычным абордажем со мной не справишься. Решили попробовать новое. На палубы галеонов высыпали матросы и солдаты. Мушкетеры и аркебузиры полезли на марсы. На фальшбортах появились вилки, на которых устанавливали фальконеты и тяжелые мушкеты.

Что ж, бой будет жарче, но короче. Я повел фрегат на сближение с целью. Нас разделяло мили три, что при силе ветра балла три должно было занять не меньше получаса. Минут через десять заметил, что с одного из галеонов на воду спускают катер десятивесельный. Для разворота такой махины, как галеон, катер маловат. На него спустился офицер в шлеме и кирасе и с испанским флагом на древке. Встав на баке катера, офицер стал размахивать флагом. Видимо, парламентер.

— Убрать паруса! Ложимся в дрейф! — приказал я.

На катере прибыл адмирал Альваро де Басан, маркиз Санта-Крус. Его шлем и кираса покрыты черным лаком, а по краям украшены золотом. На кирасе спереди присобачена золотая птица, наверное, орел, хотя мне показалось, что петух. Может быть, действительно представитель отряда куриных. В Западной Европе петух не является оскорбительным прозвищем для мужчины. Кожаные штаны длиной до колена подвязаны черными лентами. Белые шелковые чулки довольно грязные.

— Что-то в последнее время мы слишком часто встречаемся! — начал с шутки адмирал.

— Видимо, предыдущая встреча понравилась обоим, — сказал я и жестом пригласил его сесть в кресло-качалку, пару которых Йохан Гигенгак вытащил из каюты на квартердек. — Какое вино хотите, красное или белое?

— Любое и обязательно развести напополам водой, — улыбаясь, ответил Альваро де Басан, маркиз Санта-Крус.

Большой кубок с красным вином и водой он осушил залпом. Острый кадык быстро дергался под тонкой кожей, поросшей длинными седыми волосинами. Допив, он протянул кубок слуге, чтобы наполнил еще раз, а сам снял шлем-морион, открыв загорелую лысину, покрытую от лба к затылку крупными каплями пота, и слипшиеся перьями седые волосы по бокам от нее. Вторую порцию пил медленнее, причмокивая.

— Французское вино? — спросил он, осушив кубок.

— Из Бордо, — ответил я.

— Крепости не хватает, как и тем, кто его делает, — изрек адмирал Альваро де Басан и посмотрел на меня так, словно я — француз и должен сильно обидеться.

— Согласен, — произнес я. — Французам присуще избегать крайностей. Разве что в рассказах о победах на любовном фронте их заносит.

— Да уж, про баб они могут трепаться бесконечно, — в свою очередь согласился адмирал.

— Надеюсь, не французы привели вас на мой корабль? — пошутил я.

— В какой-то степени, да. Я задержался, чтобы разделаться с двумя их кораблями, и так и не догнал свою эскадру. Иначе бы мы не встретились, — ответил он.

— Но мы все-таки встретились, — сказал я.

— Увы! — молвил Альваро де Басан, маркиз Санта-Крус. — После победы над французскими пиратами у меня началась черная полоса. Сперва попали в штиль, почти три недели дрейфовали, истратив две трети запаса пресной воды. Потом был ужасный шторм, какого я никогда прежде не видел. Мои матросы откачивали воду без остановки. Думали, утонем. Бог услышал наши молитвы! — он перекрестился, но как-то небрежно. Подозреваю, что передо мной скрытый атеист. — А напоследок — вы!

— Даже затрудняюсь сказать, какая из напастей хуже! — поёрничал я.

— Первые две одолели. Надеюсь и с третьей как-нибудь справимся, — хитро улыбнувшись, сказал адмирал.

— Какие есть предложения? — поинтересовался я.

— Мы отдаем вам все серебро, десять ластов, а вы взамен даете нам десять бочек воды — и на этом расходимся, — предложил он. — По ласту серебра за бочку — думаю, не самая плохая сделка.

— Мы и так заберем не только серебро, но и остальной груз, — возразил я.

— Не заберете. Я прикажу взорвать оба корабля, — заверил Альваро де Басан.

— А экипажи куда денете? — полюбопытствовал я. — На всех баркасов и катеров не хватит.

— Остальные погибнут за своего короля, — спокойно произнес недавно испеченный маркиз Санта-Крус и посмотрел мне в самую душу своими слишком узкими для европейца глазами.