Флот адмирала Луи де Буазо, за исключением кораблей, занятых сбором дани в эстуарии Шельды, стоял у причалов или на рейде Роттердама. Флагманский корабль ошвартовался неподалеку от Рыбного рынка и моего нового дома. Я навестил адмирала, чтобы отдать ему деньги — долю князя Оранского за каравеллу.

Угощая меня подслащенным вином, он рассказал последние новости:

— Князь Вильгельм боялся, что из-за амнистии многие покинут наш флот. Я ему говорил, что гезы не подведут, а он не верил. Позавчера князь сам вспомнил наш разговор и похвалил меня за дальновидность!

В июне дон Луис де Рекесенс объявил амнистию всем участникам восстания и подтвердил свое давнее разрешение тем, кто не был католиком, продать имущество и покинуть земли, находящиеся под властью короля Филиппа. Как будто они не могли сделать это раньше и без его разрешения. Не знаю, на что наделся испанский наместник. Я сразу понял, что амнистия уберет из рядов восставших только самых слабых, разуверившихся, без которых гезы станут сильнее.

— Предложил князю нашу помощь в снятии блокады Лейдена. Если Генеральные Штаты согласятся пробить плотины вдоль Исселя и Мааса близ Роттердама, Шидама и Делфта, то мы сможем подойти к Лейдену на мелкосидящих судах, — продолжил Луи де Буазо.

— Думаешь, они согласятся? — задал я вопрос.

Такой вариант помощи Лейдену обсуждается уже давно. Князю Оранскому позарез нужна победа, снятие осады любой ценой, иначе остальные города начнут без боя переходить на сторону испанцев. Тогда ему придется убираться к немцам и на этот раз уже навсегда. Цена устраивала не всех голландцев. Придется затопить примерно половину провинции. Вода может разрушить дома и другие постройки. Еще она пропитает солью поля и луга, и несколько лет они будут непригодны. Тысячи людей окажутся без крова и возможности заработать на жизнь.

— Мы им поможем принять правильное решение! — ухмыляясь, заверил меня адмирал.

— Потребуется много плоскодонок, — сказал я.

— Наши корабелы знают, как их строить. Ждет решения Генеральных Штатов, — сообщил он.

Решение было принято тридцатого июля. Говорят, обсуждение было долгим и очень жарким. Главным аргументом в споре стали гезы, которые окружили ратушу, где проходило заседание Генеральных Штатов. Совершенно случайно депутаты узнали, что решение не затоплять Голландию может стать последним в их жизни.

На следующий день на всех верфях Роттердама и близлежащих городов начали строительство плоскодонных барж, перемещаться которые будут по каналам с помощью конной тяги, а на открытом пространстве — шестами. Упираешься шестом в дно и толкаешь баржу в нужном направлении. На каждую устанавливали несколько фальконетов. Соорудили и так называемый «Делфтский ковчег» — прямоугольное корыто с толстыми, пуленепробиваемыми фальшбортами и тремя парами гребных колес, которые вертелись вручную. На нем стояло два десятка полупушек и фальконетов, а экипаж насчитывал почти две сотни человек.

Постройка мелкосидящего флота растянулась до конца августа. За это время жители Лейдена прислали князю Оранскому голубя с сообщением, что начали есть лошадей и собак, что долго не протянут.

Поскольку все мои матросы решили принять участие в сражении за Лейден, я провел этот месяц дома, пытаясь не разорваться между тремя женщинами. Время от времени устраивал себе отдых, отправляясь на свои поля. Они затоплению не подлежали. Урожай льна на них удался славный. Я продал его на корню роттердамскому фабриканту. Фабрика его представляла собой три сарая, в которых работало около полусотни человек, в основном женщины и дети. Некоторым детям было от силы лет семь. Это сироты. Фабрикант одновременно выступал в роли благодетеля, обеспечив их жильем, питанием и одеждой. За это они всего лишь от зари до зари работали на него в меру сил.

Небо заволокли тучи, скрывшие полную луну. Дует восточный ветер, швыряя в лицо мелкие капли дождя. В темноте кажется, что капли не падают сверху, а летят по горизонтали. Мой кожаный плащ, пропитанный смолой, не справляется с дождем. Влага проникла под него и кирасу, пропитала стеганку и шелковое белье. Я стараюсь не шевелиться, потому что при каждом движении под плащ проникают новые капли. Сижу на носовой банке плоскодонки, перевозящей шестнадцать человек. Она замерла у низкого берега канала. Четверо гезов под командованием капрала Бадвина Шульца покинули плоскодонку, ушли к плотине Ланд-Шидинг. Она в полумиле от нас и милях в пяти от Лейдена, самая большая в этих краях. Возле нее на нашем берегу расположен испанский пост — хибарка, в которой несут службу девять солдат и офицер. Ночью двое солдат в карауле возле хибарки и еще один — на другом конце плотины. По обе стороны от плотины и примерно метрах в пятистах находится по деревне, в которых на постое по роте испанцев. Если караульные поднимут тревогу, нам придется несладко. Нам — это двум с половиной тысячам гезов под командованием Вильгельма, князя Оранского. Точнее, князь лежит в одной из плоскодонок под специально сделанным навесом в конце каравана. Назвать наши плавсредства эскадрой у меня не поворачивается язык. Князь очень болен, по суше перемещается на носилках, поэтому командует адмирал Луи де Буазо. Еще точнее, адмирал расположился на другой плоскодонке рядом с Вильгельмом Оранским, а операцией командую я.

Из темноты возникает бесшумно подошедший капрал Бадвин Шульц и докладывает шепотом:

— Все в порядке, всех перебили.

— Запрыгивай, — говорю я ему и командую экипажу своей плоскодонки и стоящей за нами: — Вперед!

Гребля плотины возвышается над водой примерно на метр. Она поросла травой и кустарником. Только посередине гребли пешеходы и телеги набили дорогу, которая более светлая, выделяется. Посередине и поперек гребли проложена труба из выдолбленных колод. На противоположной стороне она выпирает метра на полтора. По трубе вытекает лишняя вода, которая падает с высоты метров семь в канал. Склон крутой, но тоже поросший травой и кустами.

Два десятка гезов с лопатами и кирками пускаются по склону почти до основания гребли и рядом с водопадом начинают копать лаз. Три человека с большими фонарями подсвечивают им. Работают молча. Лишь иногда кто-нибудь ругнется беззлобно. Сперва собирались прорыть плотину насквозь, чтобы вода хлынула через дыру и размыла остальное. Работать пришлось бы долго, до утра, а то и до полудня, и при этом отбивать атаки испанцев. Нет уверенности, что размоет плотину основательно, что смогут пройти наши плоскодонки. Тогда придется расширять лопатами и опять-таки под обстрелом испанцев. Я предложил использовать порох. Во взрывных работах я не специалист, как и остальные мои соратники, но, в отличие от них, хотя бы теоретически подкован.

Где-то через час докопались до деревянной основы плотины и повернули влево. Там выроют камеру на пять бочек пороха. Я не знаю, много это или мало. Взрыв покажет. Одни роют, другие вытаскивают в корзинах землю, высыпают ее в канал. Работают по очереди, потому что внутри, как говорят, тяжело дышать. Может, это от страха замкнутого пространства.

Закончили к началу утренних сумерек. Пять бочек с трудом протолкнули в камеру, частично завалили лаз, чтобы поменьше взрывной волны ушло впустую. Вместо бикфордова шнура использовали обычный фитиль для мушкета. Горел он долго. К тому времени совсем уже рассвело. Правда, из-за дождя видимость была плохая. Испанцы заметили наш караван только после взрыва.

Как ни странно, сначала я увидел взрыв — как вспучивается плотина посередине, рядом с трубой. Складывалось впечатление, что внутри нее лежал великан, который решил встать и стряхнуть с себя землю. На мгновение позже услышал грохот. Несмотря на то, что находился метрах в трестах от плотины, меня будто ударили ладонями по ушам, резко и больно, из-за чего в них зазвенело, а потом звук отключился. В наступившей тишине я смотрел, как подлетают вверх тонны земли, бревен и воды, как комья и обломки падают в канал совсем рядом с моей плоскодонкой, поднимая фонтаны брызг. Заряд был явно великоват. Средняя часть плотины исчезла вместе с трубой. Вода хлынула в образовавшийся пролом, утягивая за собой наш караван. Уровень воды в канале начал стремительно опускаться. Когда нас принесло к пролому, он упал метра на два. Наша плоскодонка без проблем проскочила между склонами, из которых, будто сломанные кости, торчали обломки бревен, а из земли исходил то ли пар, то ли белесый дым, и шлепнулась в канал, подняв брызги. Вода продолжала нести нас вперед, можно было не грести. Следом за нами через пролом в плотине проскочили и остальные суда. Испанским солдатам, бежавшим к плотине с обеих сторон, оставалось помахать нам ручкой и сообщить своему командованию о происшествии.