Затем приступил к набору и обучению солдат. В опытных артиллеристах недостатка не было. Карронады обслуживали комендоры с фрегата. Они быстро научились работать с пушками на колесных лафетах.

— И целиться легче, и поворачивать, да и места здесь больше, чем на корабле! — высказал общее мнение одни из командиров расчетов.

С пехотой было сложнее. Из городских стражников и морских гезов набрал две сотни немцев и три сотни голландцев. Последние в основном были стрелками из аркебуз и мушкетов, для рукопашной с испанцами они не годились. Неделя тренировок научила их ходить не стадом, а строем, пусть и кривым, и стрелять почти по команде. Занимался с ними лейтенант Бадвин Шульц, новоиспеченный рыцарь и богатый горожанин. Он разбил заряжание мушкета и аркебузы на несколько последовательных приемов, выполнение которых и вбивал в тупые головы подчиненных.

— Целься в ноги! — кричал он солдатам, которые собирались разрядить мушкеты и аркебузы в деревянные мишени размером в человеческий рост.

Отдача при выстреле такая, что, прицелившись в ноги, попадешь в грудь, а то и в голову. Многие никак не могут смириться с этим, целятся в грудь — и промазывают.

Я написал своим английским компаньонам, что вынужден задержаться в Голландии, предложил отправиться в поход без меня и пожелал удачи и большой добычи. Ответ не получил. Наверное, обиделись.

По моему приказу были высланы разведчики. Они докладывали о передвижении врага. Доблестная испанская армия развалилась на несколько отрядов численностью от двух-трех сотен человек до двух-трех тысяч. Мелкие занимались грабежом деревень, а крупные еще и собирали дань с городов. Кто был уверен, что отобьется, посылал их подальше. Остальные платили. Один такой отряд численностью около трех тысяч человек осаждал город Гауда, расположенный неподалеку от Роттердама. Несколько лет назад я продавал их сыр, а также, много лет вперед, жил во времена, когда Гауда станет всемирно известной торговой маркой. Испанцы не то, чтобы осаждали Гауду, скорее, стояли лагерем рядом с городом, свозя туда добычу из близлежащих деревень и демонстрируя намерение пойти на штурм крепостных стен. Гаудцы платить не хотели, но воевать — еще меньше. Шел напряженный торг. Сыроделы умудрялись все предыдущие годы не вмешиваться в конфликт ни на чьей стороне, продавая сыр всем, кто платил, а сами платить не желали. Они прислали к нам посла, предлагая своими жизнями сберечь их деньги.

Рольф Шнайдер, не меньший хитрец, чем гаудцы, озвучили послу сумму, которую придется заплатить за нашу помощь. При этом успех не гарантировал.

Выслушав его, гаудец почесал затылок и изрек:

— Пожалуй, нам надо еще подумать. Если решим, я приеду к вам.

Предполагаю, что испанцы запросили немного больше, зато была гарантия, что снимут осаду. Правда, не было гарантии, что не придет другой отряд. Наверное, гаудцы припугнут испанцев нашей помощью, собьют цену и заплатят, а потом подскажут им, где можно взять выкуп побольше.

Как только гаудский посол отправился восвояси, я с отрядом пошёл вслед за ним. Я не собирался проливать кровь за производителей известного сыра. Хотел устроить испанцам засаду на пути к Роттердаму. Незачем подпускать их слишком близко. Если запомнят дорогу, придут еще и не раз.

Дороги в Голландии паршивые — обычные проселочные, по большей части песчаные. Местные жители предпочитают путешествовать на баржах по каналам. В баржу, в зависимости от размера, запрягают одну, две, три пары лошадей, которые и тащат ее, вышагивая по края канала. В барже не трясет, не качает, много свободного места, чтобы разложить снедь и неспешно перекусить, и попутчиков, которые сократят дорогу вдвое, если верить поговорке. Ночью прошел дождь, песок намок и стал плотнее, благодаря чему колеса не сильно грузли в нем. По две пары лошадей, запряженных цугом, тянули телегу, в которой были бочки с порохом, картечью и уксусом, а также шанцевый инструмент и запасы еды, и карронаду, хвост лафета которой был зацеплен за специально приделанные к кузову железные крюки. Всего было двадцать телег и карронад. Рядом с ними шагали восемьдесят бывших комендоров, теперь превратившихся в обычных артиллеристов. Впрочем, они что на море, что на суше называли себя пушкарями. Впереди них шагал отряд из двух сотен пехотинцев-немцев под командованием лейтенанта Бадвина Шульца, а позади — две сотни пехотинцев-голландцев под командованием Яна ван Баерле и Дирка ван Треслонга. Оба сотника скакали на лошадях и казались сами себе бравыми вояками.

Чем хороша сейчас Голландия в военном плане — это тем, что с врагом трудно разминуться. Испанцы предпочитают передвигаться по суше, а из Гауды в Роттердам ведет всего одна дорога. Некоторые ее участки проходят по дамбам. Возле одной такой дамбы, которая была длиной метров пятьсот и отделяла неглубокое озеро от болота, я и решил встретить испанцев. С нашей стороны возле дамбы был жиденький лесочек. В нем вырыли окопы для карронад и стрелков из мушкетов и аркебуз, замаскировав их ветками. Листья еще маленькие, но закрыть надо всего лишь стволы, которые выглядывают из окопов. Десять карронад стоят справа от дамбы, десять — слева.

Оба склона и верхушка дамбы покрыты низкой, молодой, ярко-зеленой травой, словно обрызганной желтыми кляксами цветущих одуванчиков. Поверху посередине проходит светло-коричневая полоса, набитая колесами телег и ногами лошадей и волов. Над цветами летают бабочки и пчелы. Последних очень много. Пасеки на последних километрах пути нам не попадалась. Наверное, дикие пчелы. Ян ван Баерле, заслышав их жужжание, начинает испуганно вертеть головой. У него аллергия на пчелиный яд, от укуса в любую часть тела разносит лицо, глаза заплывают, становятся узкими, как у азиата.

На первой практике был у меня боцман, у которого от укуса первой в году пчелы разносило пораженную часть тела. Пришли мы в Новороссийск, встали там, как судно-спасатель, на дежурство на месяц. Боцман поймал пчелу, заставил ужалить его в левую кисть. Через час она стала толще почти вдвое.

Пришел боцман к старпому и говорит:

— Случайно молотком ударил, в больницу бы надо.

В СССР на каждом предприятии была ежемесячная отчетность о производственном травматизме. Ежели такой имел место, трудовой коллектив лишали месячной премии и прочих материальных благ.

— Боцман, может, без больницы как-нибудь, а? Погуляй дня три. Если не заживет, отправим к врачу, — сразу предложил старпом.

Боцман поломался для приличия и согласился. Поскольку я был его единственным непосредственным подчиненным, а оставлять меня без надзора было рискованно для всего экипажа, три эти дня гуляли мы вместе. Погудели славно. Сейчас как вспомню эти дни, так вздрогну.

На противоположном склоне дамбы появились два всадника. Это наши разведчики. Они рысью скачут к нам. В эту эпоху каждый мужчина умеет ездить на лошади, но сразу заметно, кто проводит в седле много времени, а кто садится в него изредка. Нет у большинства голландцев, даже у дворян, «влитости» в седло, какую я видел у кочевников да и у латников еще век назад.

— Идут! — докладывает разведчик, улыбаясь так, будто к нему на свидание девки топают.

— Сколько их? — спрашиваю я.

— Много! Весь отряд! — уверенно произносит разведчик.

Образованных людей стало в Европе намного больше, но, по моему мнению, количество не умеющих считать тоже возросло.

— Разведка есть? — задаю я вопрос.

— Нет, — отвечает разведчик. — Все вместе идут, толпой.

— Обоз с ними? — спрашиваю я.

— Да, в хвосте тащится, — докладывает он.

Я предполагал, что обоз будет в середине колонны, поэтому приказываю перенацелить карронады и еще раз напоминаю расчетам, какая четная и стреляет первой, а какая нечетная и должна выстрелить второй. После чего занимаю позицию за деревьями возле дороги, откуда просматривается вся дамба.

Испанцы, действительно, идут толпой. Большинство без доспехов, в которых жарко и тяжело, но все с оружием. Две трети вооружены пиками и мечами, а у остальных мушкеты и аркебузы. Последние в загнутыми прикладами, которые надо зажимать под мышкой, из-за чего точность, и так низкая, становится еще хуже. Уверенно попадают в человека только метров с сорока-пятидесяти, не больше. Мушкетеры, которые упирают приклад в плечо и стреляют с опоры, попадают метров с семидесяти-восьмидесяти. Это, конечно, усредненные данные. Некоторые стрелки и с тридцати метров умудряются промазать по строю солдат, а некоторые угадывают одиночной цели в голову метров со ста. День выдался жаркий, испанских солдат разморило. Шагают медленно, строй не соблюдают, громко переговариваются. Отсутствие офицеров, дисциплины превратило лучших солдат Европы в шайку разбойников.