Первый баркас бьется бортом о борт фрегата. Мои матросы ловят кончики, брошенные с бака и кормы, крепят их на «утках». За борт, стуча балясинами о корпус фрегата, разматывается штормтрап. Корабль в балласте, поэтому нижняя балясина на полметра выше воды. Лорд Вильям Стонор поднимается первым. У него длинная грязная борода, которая на фоне бледного лба и носа кажется черной. Грязный и помятый, когда-то красный, а теперь темно-коричневый дублет расстегнут, а под ним когда-то белая, а теперь пятнистая рубаха с разорванным воротом. Черные штаны с разрезами лишились по несколько полос, из-за чего грязно-красная подкладка кажется латками. На ногах деревянные сабо. Подозреваю, что лорд носит их впервые в жизни. От него воняло немытым телом и сырой землей, будто только что был выкопан из могилы. Ступив на палубу, Вильям Стонор смотрит на меня глазами, наполненными слезами, но не дает воли чувствам.

Обменявшись со мной вялым рукопожатием, произносит хриплым голосом:

— Когда несколько дней назад охранники сказали, что возле Картахены появился странный трехмачтовый корабль, я сразу догадался, кто это, и начал молиться. Бог услышал меня, — и процитировал из Библии, как обычно, по моему мнению, не к месту: — «Не оставляй старого друга, ибо новый не может сравниться с ним».

Роберт Эшли выглядел получше. Растительности на его голове и лице было меньше. Кто-то недавно подстриг его и постирал рубаху.

— Какой испанской синьоре ты вскружил голову? — шутливо поинтересовался я, чем смутил молодого человека.

Англичане так и останутся до двадцать первого века вроде бы чрезмерно раскованными и при этом жутко стеснительными.

— В него влюбилась дочка одного из охранников, — ответил за моего потомка лорд Стонор.

— Клянусь, что не проболтаюсь об этом твоей жене! — иронично заверил я.

Как написал лорд Эндрю Эшли, его младший сын предыдущей зимой женился, а этой, находясь в тюрьме, стал отцом. Мальчика назвали в честь деда. О чем я и сказал Роберту Эшли.

— Я был уверен, что у меня родится сын! — заявил он высокомерно, чтобы скрыть желание зареветь от счастья.

Ричард Тейт выглядел получше дяди, но похуже Роберта Эшли. Он где-то обзавелся шрамом, который шел слева направо вниз, начинаясь на лбу, через нос, разделенный теперь на две неравные части, и заканчивался на щеке, теряясь в темно-русой бороде, не шибко, правда, густой. Скорее всего, рубанули палашом, но успел отпрянуть, поэтому и не погиб.

— Сэр, вам, видимо, предназначено постоянно спасать мне жизнь! — гундося, совершенно незнакомым голосом, произнес он с наигранной шутливостью, потому что, как догадываюсь, стеснялся поблагодарить просто.

— Надеюсь, ты не упустишь шанс ответить тем же! — сказал я в тон ему.

— Клянусь, что не упущу! — на этот раз предельно серьезно заверил Ричард Тейт.

Тем временем мои матросы на беседке, напоминающей сиденье карусели, спустили на баркас донью Анхелес Мартинес де Сан-Хуан. Ее супруг перебрался по штормтрапу, пропустив вперед капитана и монаха. Перебравшись через планширь, дон Селио судорожно вцепился в трос между балясинами. Лицо бледное, словно решается прыгнуть в бездну. Закрыв глаза, он опускает ногу на следующую балясину. Наверное, не умеет плавать, поэтому приближение к воде — приближение к опасности. У каждого своя фобия. Они делают жизнь выпуклой. Побледневшее лицо опускается ниже, скрывается за планширем.

— Выпускайте матросов по одному, — приказываю я.

Эти ребята привычны к трапам. Они быстро поднимаются по обычному на главную палубу, останавливаются на мгновение, привыкая к яркому солнцу, а потом идут к фальшборту, ловко спускаются по штормовому в баркас. Первый, заполненный до отказа, отходит от фрегата. На носовой банке сидят супруги и монах. Теперь говорит последний, а чета Мартинес кивает одновременно. Капитан Луис Перес сидит на корме, рулит, что-то рассказывая испанскому офицеру, который расположился на соседней банке, между гребцами.

К борту фрегата швартуется второй баркас. На него перебираются остальные испанские матросы. Баркас отваливает от фрегата, разворачивается. Уставшие от безделья матросы, сев на весла, дружно налегают на них. Нос баркаса легко рассекает невысокие волны чудного бирюзового цвета.

— Испанские корабли в гавани начали движение! — докладывает Ян ван Баерле.

Кто бы сомневался, что на нас нападут сразу же, как только произведем обмен пленниками?!

— Пожалуй, и мы начнем, — говорю я. — Командуй, Ян, — передаю управление кораблем шурину и приглашаю бывших пленников в каюту: — Выпьем за ваше освобождение.

— Надеюсь, они нас не догонят, — глядя на гавань Картахены, произносит лорд Стонор и крестится.

— А я уверен в обратном, — говор ему, заходя в каюту.

В ней душно, но солнце не печет, а когда фрегат наберет ход, еще и ветерок начнет задувать, проникая через открытый верхний люк и иллюминатор. Йохан Гигенгак подает нам заранее приготовленные бокалы с белым вином, разведенным наполовину водой, чтобы быстрее утолили жажду.

— Как вы попали в плен? — спрашиваю я, отпивая сразу полбокала.

— Шли вдоль берега к Номбре-де-Диос на трех кораблях. Я снарядил два, вторым командовал Ричард. Ветер был противный, двигались медленно. Перед полуднем увидели паруса. Это были три испанских галеона. Они были больше наших, но я решил, что мы осилим их. Поравнялись, обменялись залпами и пошли на абордаж. Оказалось, что на галеонах усиленные экипажи. На каждом было раза в два больше солдат, чем на моем. Тем более, что пара испанских галеонов сперва с двух сторон навались на мой корабль. Он, двигаясь быстрее, оторвался примерно на милю. К тому же, оказалось, что испанские экипажи опытнее в абордаже. Их мушкетеры первым же залпом перебили треть моей команды. Когда подоспели Ричард и Роберт, на моем корабле сражаться уже было некому. Остальные два наших корабля продержались еще меньше, — рассказал Вильям Стонор, запивая каждое предложение глотком вина.

— Говорил же вам, что испанцев на абордаж лучше не брать. Надо расстреливать их с дистанции, пока не сдадутся, — сказал я.

— Я подумал, что англичане в рукопашной будут получше голландцев, — честно признался лорд Стонор. — Теперь знаю, что испанцы еще лучше.

— Идите отдохните, — предложил я им. — Испанцы догонят нас часа через три, не раньше. У вас будет возможность убедиться, что голландцы лучше испанцев в морском бою.

— С удовольствием понаблюдаю, как вы надерете им задницу! — произнес мстительно Вильям Стонор, в кои-то веки позволив себе эмоциональную вспышку.

Захваченная испанская каравелла под командованием Дирка ван Треслонга поджидала нас милях в двадцати от Картахены. Именно туда я и заманиваю испанцев. Не для того, чтобы хотя бы немного уравнять силы, а чтобы потом вместе отправиться дальше. Испанцы идут ломаным строем, напоминающем урезанное построение их сухопутных легионов — два галеона впереди, три сзади. Все пять кораблей одинакового водоизмещения, тонн на двести пятьдесят. На фок- и грот-мачте по два прямых паруса с большими красными крестами, на бизань-мачте — латинский. Плюс впереди блинд. По словам лорда Стонора, это именно военные корабли. Вооружение: на гондеке двенадцать тридцатифунтовых пушек, на опердеке — шестнадцать восемнадцатифунтовых и на верхних палубах большое количество фальконетов и тяжелых мушкетов. Экипаж — двести-триста человек. Видимо, это часть эскадры адмирала Альваро де Басана, маркиза Санта-Крус. Поскольку ни на одном из галеонов нет второго флага, такого же длинного, почти до воды, как королевский, сам адмирал участие в сражении принимать не будет. Наверное, со второй частью эскадры охраняет порт Сантьяго на острове Куба. Там через два-три месяца соберется весь испанский флот, чтобы вместе вернуться в Испанию. До передних испанских галеонов расстояние кабельтова три, около полукилометра. Странно, что их не настораживает то, что мы даем себя догнать, не ставим все паруса. Уверены в победе. Левый галеон из первой пары немного вырвался вперед. На носовой надстройке стоят несколько человек в шлемах-морионах и кирасах. Один показывает рукой в нашу сторону и что-то говорит. Наверное, объясняет, как надо будет забираться на борт фрегата, когда догонят нас. Пожалуй, пора начинать, пока испанцы не разуверились.