— Подожди… — она подошла ближе, поднялась на ступеньку, чтобы быть вровень с его глазами. — Всем ты хорош, Светислав, и не обижайся на меня. Я чужая вам, сегодня здесь, завтра уйду и забудете обо мне. А ты найдешь себе невесту-красавицу, такую, что в глаза тебе будет смотреть и каждый день радоваться, что ты есть у нее.

Маша сама себе удивлялась, как гладко получается у нее говорить. Вот уже и огонь в глазах Светислава потух, и кулак перестал напряженно сжиматься. Он расслабился, вздохнул, опустил гордые плечи.

— Брат бы пришел, по-другому бы говорила! — глухо попенял он Маше, — не слепой, вижу, как на него смотришь! Да и в сказки твои про другие далекие времена я не верю. Не знаю, откуда ты, но вижу, что не черная девка. Значит сбежала из дому от чего-то. Или от отца сурового, или от мужа постылого. А может монастырские стены тебя не удержали. В Новгороде и не такого навидаешься! Это в стольном Киеве баба при муже живет и слова молвить не смеет, а тут баба — сама себе хозяйка. Государь Ярослав так поставил, чтобы женщина была самостоятельной, как жена его, Ингигерд. А пошла бы за меня, я бы вопросов не задавал, и о чести твоей потерянной не горевал бы, и приданого не спрашивал. Очень ты мне приглянулась.

Он ждал отклика, но Маше нечего было предложить честному парню, и она промолчала.

— Не учил меня отец неволить девок, — вздохнул Светислав, развернулся и пошел вниз по ступеням. Когда он завернул за угол, Маша глубоко вздохнула. Ей всегда было некомфортно в подобных ситуациях, когда приходится отказать парню, а этому особенно. Потому что ей хотелось, чтобы Светислав оставался ее другом.

Ката взволнованно бросилась навстречу, когда Маша привычно толкнула бедром тяжелую дверь покоев.

— Ну что? — с придыханием спросила она, — сговорились?

Маша взглянула на девушку укоризненно.

— Знала? — спросила она.

Ката опустила глаза.

— Брат сказал, — почти прошептала она, — Светислав покой потерял, все твердил, что на Аграфену присватается.

— Его я понимаю, — всплеснула руками Маша, — а ты-то чего нафантазировала?

— Я подумала, — Ката смущенно потупилась, — что ты согласишься и останешься с нами.

Маша закатила глаза.

— Не могу я остаться! — яростно зашипела она, — у меня там дом, родители… Ты не понимаешь, что ли?

Ката кивнула, показывая, что она понимает. Маше стало стыдно за свои вопли, она подошла ближе и увидела, как у той горошинками выкатываются слезы. Это было уж слишком. Маша протянула руки и обняла девчонку.

— Ну, не плачь, — успокаивала Маша, — ты же умница, сама все понимаешь, не место мне здесь.

Ката хлюпнула носом.

— Княгиня приданое собрала, — сказала она, — женихи вот-вот прибудут. Я не знаю, что мне делать.

— Сейчас — ничего, — уверенно ответила Маша, — а вот когда приедут, устроить им проверку, пусть показывают, кто из них лучше.

В двери вошла, переваливаясь, толстая нянюшка, с неодобрением посмотрела на Машу.

— Матушка, — елейно обратилась она к Кате, — банька готова, изволь пойти мыться.

— Мы вместе пойдем! — ответила Ката, — Румяну и Умилу зови, они парят хорошо да песни поют весело. А сама не ходи!

Нянюшка потеряла дар речи. Очевидно, до сих пор ее воспитанница не позволяла себе так разговаривать.

— Как скажешь, Катерина Владимировна, — сухо ответила нянюшка, поклонилась и вышла.

— Посекретничать надо, — хитро улыбаясь пояснила Ката, — Умила — стряпухи Бериславы дочка, Магнус ее как-то от одного ретивого конюха оборонил, так она теперь по гроб жизни благодарна. У Умилы глаз острый, а язык не болтливый, вот она нам колечки-то и поищет, а если не найдет, так может что-то подслушает.

Маша помнила дорогу до бани, но они пошли куда-то в другую сторону. Оказалось, бань при княжеском дворе много. Эта была большая, светлая от огромного количества свечей, и довольно чистая. Сразу видно — княжеская. У дверей стояли мужчины в полном снаряжении — охранники. Один отошел в сторону, и Маша, в синеве угасающего дня, узнала Светозара. Он поклонился Кате.

— Что-то с братом? — испуганно спросила девушка.

Светозар отрицательно качнул головой.

— Дозволь с гостьей твоей поговорить, — спросил он.

Машу бросило в жар. Похоже, братья решили брать ее измором.

Ката согласно кивнула, позвала служанок и важно вплыла в широкий предбанник.

— Брат тоску заливает, — сообщил Светозар, — сначала молча пил, теперь рассказывает всем, как ты веник не признала.

Маша улыбнулась, представив, как гордый сын боярина жалуется собутыльникам на нее, не принявшую его щедрое предложение.

— Ты заступиться пришел?

— Я брата в бою собой закрою, — ответил Светозар, — но в любви я ему не заступник.

— А зачем тогда? — ей уже стало любопытно. Да и не одной ей — мимо бани то и дело проходили люди, они с любопытством поглядывали на молодого боярина и невесть откуда взявшуюся девку, пригретую именитой гостьей. Маше от этого внимания было не по себе. А Светозару, казалось, все равно.

— Бабка-ворожея мне как-то нагадала, что погибнуть мне из-за девки, пришедшей неведомо откуда, — сказал Светозар, — а перед этим испытать любовь невиданную, разлуку горькую, встречу радостную. Не поверил я тогда бабке, а теперь думаю, не ты ли это?

Пока он говорил, а Маша оторопело слушала, Светозар медленно, но неуклонно двигался ей навстречу, пока наконец Маша не уперлась спиной в бревна бани. Светозар, казалось, укрывал ее своей широкой спиной от любопытных взглядов. Маша ощущала мурашки, бегущие по спине. Она понимала, что сейчас будет, и не стала противиться. Она подняла лицо, и увидела только его глаза, сверкающие в темноте, а потом ощутила теплые губы на своих губах. Ей хотелось, чтобы поцелуй длился бесконечно, но он отнял губы и позволил ей вздохнуть.

— Но, если это я, — тихо сказала она, — то ты должен бежать от меня в противоположную сторону.

— Я не бегу от судьбы, — ответил Светозар.

Всего этого Маше хватило, чтобы занять голову до утра, и уснула она опять с первыми криками петухов. Сквозь сон она слышала, будто ее кто-то зовет, но не могла понять, реальность это, или сновидение.

— Маша, вставай! Слышишь? Вставай! — Ката трясла ее за плечо.

Маша кое-как разлепила глаза.

— Что-то случилось? — пробормотала она.

— Ничего не случилось, — ответила Ката, — пора вставать!

— Еще полчасика, — Маша попыталась зарыться в подушку, но Ката не отставала.

— Вставай! На торг пора!

— Куда?

— На торг! — настаивала Ката, — ну, вставай же!

— Зачем?!

— Вставай! — Ката сдернула с Маши толстое одеяло, — сама все увидишь!

На торговую сторону отправился целый поезд возков, сопровождаемый всадниками. Люди, завидев их, останавливались, прижимались к воротам, а когда оказывались рядом, то кланялись, снимая шапки. Ехать было недалеко, Маша крутила головой, с любопытством рассматривая все вокруг. Когда остановились, девушки с няньками и прислужницами вышли на крытые сосновым настилом дорожки. Рядом спешились и мужчины, отдавая поводья слугам. Маша огляделась — она уже многих узнавала, тут были и старшие княжичи, и княжны в окружении нянек и подружек, Магнус в сопровождении верных ему братьев. Ката в этот раз взяла с собой и няньку, видно чувствовала вину перед той, которая вырастила ее. Светислав старательно отворачивался и выглядел больным, хотя бодрился. Светозар один только раз поймал Машин взгляд, и долго смотрел, пока она сама не опустила глаза.

Вчера, когда она, задыхающаяся от избытка чувств, ввалилась в предбанник, Ката, сидевшая на лавке в исподней рубахе с распущенными волосами, чуть не свалилась от любопытства. Она допытывалась подробностей так настойчиво, что Маша сдалась и рассказала. Новость о том, что оба близнеца неравнодушны к Маше, возвела Кату в такой восторг, что она задыхалась от радости и щебетала какие-то глупости. Маше же было тяжело на душе. Она как-то в миг осознала, что вот, именно сейчас, она встретила мужчину своей мечты. Такого, которого она готова слушать и идти за ним. И все было бы прекрасно, не стой между ними расстояние в тысячу лет. Это осознание скребло в горле, от чего хотелось плакать. Ей казалось, что там, в двадцать первом веке она никогда не встречала таких вот мужчин, уверенных в себе, гордых и широких душой. Все те, что попадались ей, были какими-то мелкими, мелочными и вели себя как дети, а не как мужчины. Поэтому она не разделяла радость Каты, потому что радоваться было нечему. А еще она не собиралась поощрять Светозара. Незачем ему было страдать из-за нее, это было бы слишком жестоко. Поэтому она точно решила, как только найдутся кольца, уходить немедленно.