— Что ты сказала? — переспросила она у женщины.

— Я говорю — брат его — воевода новгородский!

Маша тряхнула головой. Похоже, она пропустила все, что Аделя ей рассказывала.

— Заболтались мы с тобой! — захлопотала Аделя, — давай-ка, помогай!

Она начала вытаскивать из повозки вещи, совать их бессловесной Маше в руки. Та, все еще оторопевшая, принимала безропотно. Дом, в котором их поселили, был тоже что-то типа гостиницы. Здесь совсем не было дверей, входы в "апартаменты" завешивались толстыми стегаными занавесями, которые неплохо перекрывали доступ сквознякам. Две достаточно высокие кровати, стол, и лавка — это была вся мебель. Маша присела на одну из кроватей, глядя, как женщина обживается в новом жилище. Она распеленала ребенка и оставила на кровати голышом. Девятко радовался свободе и гулил, размахивая руками, свободными от тугого пеленания.

В комнатку забежала Дарёнка, держа в руках что-то, завернутое в холстину. Маша почувствовала запах еды и в животе у нее заурчало.

— Отец вот передал, — указала девочка матери на сверток, он в ряды ходил.

Аделя развернула ткань и вынула несколько вкусно пахнущих больших пирогов.

— Заботится об нас тятенька, — с улыбкой на лице произнесла женщина, — ну, ещьте, чего сидите?

Дарёнка, услышав разрешение, схватила пирог и откусила большой кусок. Маша тоже протянула руку, взяла, попробовала. Очень вкусно! Она не заметила, как доела, взглянула на стол — там лежали еще три штуки.

— Бери, — кивнула Аделя, — вечеря будет не скоро!

После второго пирога — жирного, вкусного, Маше захотелось пить.

— А где воды взять? — спросила она.

— Да вона, колодец на дворе! — кивнула головой Аделя, — сходи, коли хочешь.

Она протянула Маше берестяной туес.

Маша, прихрамывая, вышла из комнатки, опасливо оглянулась, сообразила, куда идти, и двинулась в нужном направлении. В широких сенях она столкнулась с Мокшей, который ухмыльнулся в ее сторону и протянул руку к груди. Маша возмущенно ударила его по пальцам, и выскочила наружу. До колодца было добрых сто метров. Она пошла, ковыляя, сначала переживала, что на нее, такую растрепанную и замученную, смотрят люди, потом махнула рукой, она их не знала. Маша подумала, что вот, сейчас бы можно было и уходить. Ничего ценного она в той комнате не оставила. И тут же вспомнила то, что сказала ей Аделя. Прошло двадцать лет. Ее никто не ждал тут. И самое верное, что нужно делать, это выбираться из города и нестись обратно домой. А по дороге надеяться, что время еще раз не сыграет злую шутку, и не перенесет ее на пятьдесят лет вперед. Или на сто назад.

Она уже почти решилась бежать, куда глаза глядят, но, в это время за спиной раздался голос:

— Уснула, девица?

Маша обернулась — напротив нее стоял мужчина средних лет.

— Ну, налей водицы, коли уж пришла, — мужчина явно заигрывал с ней.

Маша дотянулась до деревянного ведра, "журавль" поднялся, придавленный тяжестью ведра. Маша перехватила веревку, подняла колоду. Не глядя на мужчину, набрала воды в туес и собралась уходить, но тот схватил ее за запястье.

— Приходи вечером сюда, — мужчина приблизил лицо и зашептал жарко, — не обижу!

Изо рта у него пахло ужасно, Маша зажмурилась и вырвавшись, побежала к знакомому входу.

Увидев растрепанную, с красными щеками, Машу, Аделя не сказала ничего, только усмехнулась.

— Останешься с мальцом, — не спросила, а почти приказала она, — мы поедем на торг, Михал повезет товар постоянным покупателям, Мокша лоток наденет, пойдет по улицам, ну, а мы с Дарёнушкой в ряды встанем. От тебя на торгу все равно толку не будет.

— А как же… — Маша заволновалась, — если он есть захочет?…

— Ну, чай не маленькая, справишься! Соску сделаешь!

— Соску? — Маша осмотрелась в поисках привычной для нее бутылочки или чего-то подобного.

— Ты что, соску не умеешь? — подняла брови Аделя, — да где ж ты жила-то? В монастыре что ли? Вот, смотри! — она взяла кусок хлеба, откусила, долго и сосредоточенно жевала, потом выплюнула нажеванное в кусок ткани, размером с носовой платок, из маленького горшочка зачерпнула пальцем несколько капель меда, добавила туда же, замотала платок и протянула Маше, — вот тебе и соска! Заорет малец, так ты ему в рот! Будет сосать да помалкивать!

Маша ощутила подступающую тошноту. Вот это…Ребенку в рот?! Потом, справившись с рефлексом, вздохнула. Похоже, это отработанный способ, и, в конце концов, это не ее ребенок, какая ей разница, что ему пихают в рот.

Аделя и Дарёнка ушли. Маша присела на кровать рядом с мальчиком.

— Ну что, парень, ты будешь меня слушаться?

Девятко смотрел на нее серьезным и взрослым взглядом. Он, и правда, выглядел очень умненьким ребенком, и даже нравился Маше, по крайней мере, больше, чем остальные Зайцы.

— Девятко Заяц, — разговаривала она с малышом, — каким же ты вырастешь? Большим и красивым, наверное, как твой папа.

Мальчик что-то проагукал.

Время тянулось невыносимо долго. Сидя рядом со спящим младенцем, Маша передумала все, что возможно, и пришла к выводу, что ее решение возвращаться домой было самым правильным. Сейчас, переживая тяготы средневекового быта, Маша как-то незаметно перестала думать о Светозаре и о своей любви. Жаркая идея вернуться к возлюбленному теперь казалась ей непроходимой глупостью. Пережила бы как-нибудь, перетерпела. Она вспомнила прадеда. А что если и он так же — вернулся к Васе, а та — согбенная старуха. Но ему хотя бы проще было…

За этими невеселыми мыслями прошло полдня. Девятко выспался, проснулся мокрый, и недовольно закрякал. Маша в растерянности засуетилась. Аделя не оставила ей ни одной пеленки, а мальчишка уже набирал обороты и вот-вот его недовольные писки могли превратиться в оглушительный рев. Она открыла небольшой дорожный сундучок, который Аделя принесла с собой, и с облегчением вздохнула — внутри лежал белоснежный кусок ткани, ровный квадрат, даже подшитый. Маша выхватила пеленку и бросилась к Девятко, который уже вопил не на шутку. Развернув пеленку, Маша сморщилась от запаха. Наверное, надо его помыть, но как? И воды теплой нет, только та, что она принесла из колодца. Маша потрогала воду — холодная.

— Ну, терпи, — предупредила она мальчишку, — ты же сможешь!

Смочив водой край старой пеленки, она аккуратно начала протирать. Почувствовав влагу, Девятко вытаращил глаза и замолчал, но, тут же, залился снова, да так громко, что у Маши заложило уши.

— Ну чего ты орешь-то?! — пыталась она перекричать ребенка, — сейчас закончу!

Судя по всему, ему больше нравилось лежать мокрым, чем мыться. Маша кое-как закончила, обтерла покрасневшую попу малыша сухим углом и положила на новую пеленку.

— Все, все, — успокаивала она, — сейчас будет тепло.

Но, запеленать шустрого пацана оказалось делом не из простых. Она видела, что Аделя заворачивает сына как в кокон, с руками и ногами. У Маши так не получалось. Девятко дрыгал ножками, и как только она отпускала его, пеленка разворачивалась и он снова становился голым. Отчаявшись, Маша завернула ребенка по пояс, подвернув пеленку вокруг талии. Теперь держалось хорошо, но Девятко, который до сих пор вел себя смирно, категорически отказывался лежать. Он размахивал ручонками, следил за ними и вел себя очень возбужденно.

— Может ты есть хочешь? — вспомнила Маша, и двумя пальцами взяла со стола соску, — на вот.

Она засунула ребенку в рот край платка, и, на ее удивление, он принялся активно чмокать.

— Фу! — Маша не могла спокойно на это смотреть, вспоминая, из чего сделана соска.

Семейство Зайцев появилось тогда, когда Маша уже устала скакать с младенцем по маленькой комнатке. Стало совсем темно, и она испугалась, когда занавесь зашевелилась.

— А чего темно-то? — удивилась Аделя, — лучину б запалила!

Она чиркнула чем-то, появились искры, и лучила — тонкая щепочка, зажатая в металлический держатель, загорелась.