Добронега опустила лицо, Маша увидела, что девушка залилась румянцем.

— Да что мы стоим?! — воскликнула Ката, — идемте в горницы, уже и столы накрыты!

День этот оказался очень суматошным. Сначала Машу долго кормили, потом она была представлена мужу Каты, высокому бородатому мужчине. Он казался гораздо старше своей жены, даже старым, но Маша заметила, как горят его глаза, когда он смотрит на Кату. похоже, что подруга сделала правильный выбор и очень счастлива в браке.

Когда наступил вечер, и последний прием пищи, больше похожий на пир, закончился, слуги начали убирать со столов, а няньки увели детей спать, Ката потянула Машу за собой.

Они вошли в горницу, которую Маша тут же узнала.

— Помнишь? — спросила она у Маши, и та кивнула.

— Здесь теперь твоя светлица, — сказала Ката, — я попросила, а княгинюшка распорядилась.

Они сели на широкую постель. Маше на секунду показалось, будто она и не уходила.

— Почему ты здесь? — спросила Ката, — и почему совсем не изменилась?!

Маша вздохнула и начала рассказывать, а Ката верила всему, как и в первый раз, только ахала, удивляясь услышанному. Она стискивала руки и прижимала их к груди, пугаясь рассказов Маши о том, как та пыталась проникнуть в город и попалась на глаза торговцам медом.

— И что ты теперь будешь делать? — спросила она у Маши.

Та пожала плечами.

— Я не знаю. Наверное, надо идти обратно.

Ката пригорюнилась. Маша смотрела на взрослую Кату, ей на минуту показалось, что та похожа на ее, Машину, маму, такая же милая и добрая, способная к состраданию.

— Как хорошо, что вы приехали, — попыталась она успокоить подругу, — я так рада тебя видеть!

— Я тоже рада, — Ката смахнула слезинку и улыбнулась. — Светозар… — вдруг вспомнила она, — ты видела его? Разговаривала с ним?

Маша помотала головой.

— Один раз видела, а потом он уехал. По-моему, он не очень рад мне.

Ката вздохнула.

— Он так горевал, что никому не пожелаешь, — сказала она, — мне иногда казалось, что ему жизнь не мила. Хотя, что уж об этом говорить, столько воды утекло. Но в его глазах все еще вспыхивает пламя, когда он произносит твое имя, это я видела сама.

— Мне очень понравилась его жена, — сказала вдруг Маша, — она такая добрая.

— Я думаю, если бы не она, — согласилась Ката, — то и Светозар сложил бы голову рядом с моим братом. Но ему было что терять.

Вечер давно перешел в темную ночь, а они все разговаривали.

Ката поведала о своей жизни, о муже, который так долго и упорно добивался ее, о дочерях, каждой в отдельности о сыне, который стал огоньком радости для всех.

— Я много молилась, просила сына, взывала к господу, к деве Марии и отцу своему, что стал святым на норвежских землях после смерти, и они послали мне моего Магнуса. Он и сейчас уже похож на брата, такой же отважный и добрый.

— А приехали зачем? — спросила Маша. Она очень сомневалась, что возможно просто поехать погостить к родственникам, преодолевая такие расстояния.

— Неспокойно нынче, — озабоченно покачала головой Ката, — со всех сторон наступают недруги, беспокоят людей на границах, разоряют посевы, грабят дома. Изяслав хоть и сын князя Ярослава, но сила в нем все же не та, не может он управлять и Киевом и Новгородом сразу, да и другие города выходят из-под руки. Он собирает войско, нужны советники. Вот мой муж и поехал, по призыву князя. Брат его, посадник новгородский Улеб Рангвальдссон, прислал людей, сообщил, что нужна князю подмога.

— Вот почему на улицах столько вооруженных людей! — задумчиво протянула Маша, — так значит, возможно, будет война?

— Не могу сказать, — Ката покачала головой, — не бабьего ума это дело, муж мне не рассказывает. А мы вот с чадами с ним и собрались, мало ли, вдруг и правда, так хоть попрощаемся по обычаю с благословением.

Разошлись они почти под утро. За Катой пришла заспанная девка, сообщившая со слезой в голосе, что батюшка боярин гневается, зовет супругу. Ката ухмыльнулась, пробормотала что-то про старого коня и удалилась. Той ничего не оставалось, как лечь спать.

А потом дни полетели один за другим. Ката, будоражившая сонное княжеское бытие своими идеями, похоже нервировала не только супругу нынешнего князя, но и всю их дворню. Маше было забавно наблюдать, как ладожская боярыня тормошила конюхов, требуя устраивать выезд для детей. Мужики с недоумением взирали на румяную женщину, ведущую себя не так, как они привыкли.

Княгиня Елена, в прошлом польская принцесса Гертруда, была неповоротлива и ленива. Зато все это она компенсировала набожностью, и, часто, проводила целые дни в молельне. Маша сравнивала нынешний княжеский двор с временем, когда всем заправляла супруга Ярослава. Ирина была достойна своего мужа и это ощущалось во всем. Она была настоящей правой рукой князя, и это признавали все.

Изяслав Ярославич, которого Маша помнила четырнадцатилетним мальчишкой, получив школу управления с юности, был неплохим князем для Новгорода, но времена изменились, а границы власти раздвинулись. Теперь Изяслав стал еще и князем киевским, что накладывало на него огромную ответственность. Но не было у него той поддержки, что была у его отца, и власть, данная ему по наследству, посыпалась из рук.

Втянувшись в местную жизнь, Маша все же понимала шаткость своего положения. Особенно после встречи со Светозаром. Это произошло так неожиданно, что она даже не успела испугаться. По женской половине дворца Маша привыкла свободно перемещаться, да и во дворе уже ориентировалась неплохо. Поэтому, пробегая по узкому коридору, ведущему к крылу, где поселили ладожских гостей, она даже не пугалась посторонних, как раньше. Когда открылась высокая дубовая дверь, возле которой топтались двое оружных охранников, Маша, готовая была войти затормозила, чтобы не влететь вышедшего из дверей мужчину. Светозар протянул руки, пытаясь смягчить столкновение, Маша подняла взгляд и увидела его.

— Светозар, — выдохнула она. Внутри все обожгло, сердце заколотилось и губы высохли, отчего она непроизвольно облизнула их. — Здравствуй, Светозар.

— И тебе поздорову, — откликнулся мужчина. Он взглянул на охранников и чуть качнул головой к выходу. Те поняли, чего от них хотели и вышли.

Светозар опустил руки. Он смотрел на нее долгим взглядом, рассматривал, будто вспоминая. Маша хотела улыбнуться, но сдержалась, подумав, не будет ли это выглядеть глупо.

— Это правда ты? — с хрипотцой в голосе спросил Светозар.

Маша кивнула.

— Значит и вправду колдунья, — процедил он сквозь зубы.

Она не стала возражать. Сам тон разговора указывал на то, что Светозар не простил ее, и прощать не собирался. А значит объяснять ему нюансы временного перелома было не обязательно.

— И жену мою приворожила, — продолжил Светозар, — только и говорит о тебе.

— Я не… — пыталась оправдаться Маша.

Светозар взмахнул рукой, пресекая возражения.

— Домой дорогу знаешь? — спросил он, и Маша кивнула.

— Жене моей рожать скоро, — подумав, проговорил Светозар, — просила тебя позвать, уж не знаю, зачем ты ей понадобилась. Катерина тоже решила остаться до родов. А потом она уедет, и ты уйдешь, поняла?

Это прозвучало как приказ. Он не собирался даже восстанавливать добрые отношения, он хотел, чтобы она ушла. Маша снова кивнула, улыбнувшись кривой улыбкой.

— Я лично прослежу, чтобы ты провалилась в свою адову дыру и не вышла оттуда снова!

Светозар оттолкнул ее и прошел мимо. Горячие слезы обожгли глаза, и Маша, всхлипнув, уткнулась в ладони. Это было невыносимо.

Хотелось прямо сейчас бежать куда глаза глядят. Плевать и на Светозара, от которого ничего не осталось прежнего, кроме пронзительных глаз и энергетики, от которой мурашки разбегались от затылка вниз по спине, и на дурацкую свою влюбленность, в которой Маша тоже была не уверена, и на слово, данное боярыне Анне. Она хоть и приветила незнакомку как родную, но, все же была ей никто, а Светозару как раз она была женой, вот он пусть и возится с ней. Маша бы прямо сейчас рванула к городским воротам, и никакие стражники ее бы не удержали, но Ката, заволновавшись отправила прислужницу узнать, где же ее гостья. Пришлось вытереть намокшие от слез ресницы и идти. Конечно, обмануть внимательный взгляд подруги она не смогла и поведала о первой неудачной встрече с боярином.