Маша вошла во двор, закрыла калитку. Она хотела идти в дом, но увидела за забором белую косынку и пошла в огород. Бабушка Тамара, как обычно, стояла, согнувшись над грядкой.

— Трава сама себя не выполет, — будто извиняясь сказала она, — вон помидоры заросли.

Маша присела на корточки с другой стороны гряды и. подражая бабушке, начала выдергивать мелкую поросль сорняков.

— Бабуль, — заговорила она первой, — ну ты как теперь одна-то, а?

— Да как… Как-нибудь, — ответила баба Тамара, — ремонт сделаю, Юрка обещал материалы привезти, рабочих найму. В будущем году надо крышу перекрывать, забор новый ставить…

Бабушка долго перечисляла планы относительно ремонта и переустройства усадьбы. Казалось бы, это не имело никакого отношения к Машиному вопросу, но Маша понимала, что имело. Баба Тамара не умела сидеть без дела. Сейчас, когда Васи не стало, она придумывала себе занятия, чтобы не завянуть от тоски.

— А может… — Маша задумчиво посмотрела на бабушку, — в город переедешь? Попроще будет.

— Да куда уж я поеду, — махнула рукой бабушка, — нельзя дом бросать, вон какое хозяйство у меня. Да и за могилкой надо ухаживать…

Маша кивнула, она понимала, что ушедшая Вася держит бабушку Тамару не меньше, чем живая.

А давай-ка баньку истопим! — вдруг переключилась бабушка, — помоемся, попаримся, веничек свежий тебе заварю.

Она живо исполнила задуманное. В воздухе запахло дымом. Маша сидела на крыльце и смотрела, как суетится бабушка, доставая из сарая подсушенный березовый веник. Веник мгновенно напомнил о Светиславе, а с ним и о его брате и купальской ночи, проведенной в княжеской бане. Маша почувствовала, как низ живота сжался в тугой комок. Ощущение прикосновения тел всплыло в мозгу так ярко, что у нее закружилась голова. Это было так прекрасно, и так… возбуждающе.

— Машуля, бери желтое полотенце, — бабушка подошла, а Маша даже не услышала, как, — ты чего это?

Маша открыла глаза. Оказывается, все это время она сидела, зажмурившись.

— Ничего, — Маша стала с крыльца, — просто так хорошо тут, так спокойно.

Она взяла большое банное полотенце, разделась в комнате, бросив трусики и лифчик на пол, надела старенький халатик на голое тело. И снова знакомые ощущения. Это было невыносимо. Хотелось не просто плакать, было желание закричать в полный голос.

В баню она вошла нагнувшись, притолока была низкой, положила полотенце на лавку, сняла халат и шагнула внутрь. Запахи. Вот что больше всего будоражит память. Можно не помнить лиц, фасадов и даже вкуса. Но ты всегда вспомнишь знакомый запах, если ощутишь его. Ее счастье пахло баней. Влажный воздух поглаживал кожу, полумрак, разбавленный только светом из маленького оконца, добавлял зрительных воспоминаний. Она сначала просто стояла, наслаждаясь ощущениями, потом легла на полок, закрыла глаза. На секунду ей показалось что вот сейчас его разгоряченное тело опустится сверху, прижимая ее к доскам, она даже задержала дыхание. А потом дала волю слезам, в очередной раз переживая разочарование потери.

Ночью Маша проснулась, открыла глаза и лежала, глядя в темноту. В соседней комнате похрапывала бабушка, за окном только-только начало светать. Она дотянулась до табуретки, стоящей у кровати и взяла телефон. Половина четвертого. С того самого дня Маша мучилась дилеммой, сказать бабушке Тамаре про парня, который по странному стечению обстоятельств, был ее отцом, или не говорить? Она понимала, что все это выглядит как фантазия сумасшедшего. Еще ей очень хотелось найти прадеда и спросить, как случилось что он попал в иное время. Но сейчас прадед был молод, возможно, с ним еще ничего не произошло. В конце концов, Маша решила ничего не говорить бабушке и оставить все как есть. Разобраться бы со своей историей.

Вернувшись домой, Маша снова начала искать информацию. Она методично перечитывала все, что могла найти в интернете, выписывала названия источников, в надежде найти их в городской библиотеке. На ее счастье, библиотека оказалась богата на историю города, и Маша с радостью нашла в книгах, содержащих и рукописи, упоминание о Катерине, сестре юного Магнуса, о том, что вышла она замуж за Эйлива Рёгвальдсона, сына Рёгнвальда Ульвссона, шведского посадника в Ладоге, и уехала с мужем. Волновало ее только одно — с какой стати постановщики исторической реконструкции вспомнили про Кату, сделали ее ведущим персонажем, да еще и убили по сценарию. С этим надо было разобраться.

Слаутин был помешан на реконструкциях, это она знала. Он вечно ишивался в клубе, и знал всех в городе, кто был такой же, как он. А значит, Серега мог назвать ей человека, кто писал сценарий. Маша набрала номер.

— Серый, привет! — Маша не стала спрашивать, чем он занимается, и так понятно, что сидит дома, втыкает в компьютер, — зайди ко мне ненадолго.

Не прошло и двух минут, как затрещал дверной звонок. Маша открыла — Серега в домашних шлепанцах стоял у двери и улыбался.

— Привет! — Маша потянулась, чмокнула друга в щеку, — ты чего, тоже бороду отращиваешь?

Серега смущенно потер место, где коснулись Машины губы.

— Ну-у… — замялся он, — пробую..

Лицо у Слаутина было круглое, розовощекое, ни борода ни усы не сделали бы его воинствующим бруталом. В памяти мгновенно всплыло лицо Светозара. Он был прекрасен. Маша не стала ничего говорить приятелю, зачем лишний раз расстраивать человека, тем более, что Серега и сам это увидит в зеркале.

— Слушай, — Маша пошла, не оборачиваясь, в свою комнату, Серега топал за ней, — ты ребят из реконструкции знаешь, которые сценарий писали?

Серега на секунду задумался, закатив глаза кверху, потом кивнул.

— Я знаю Вадю, он — главный орг, Стасика, звукооператора, Ваньку Голышева, специалиста по оружию.

— Погоди, — Маша махнула ладонью, — а кто тематику придумал, знаешь?

Серега помотал головой.

— Можем у Вади спросить, он всех знает.

— Звони Ваде! — Маша была сама решимость.

На следующий день Маша в сопровождении Сереги оказалась в клубе исторических реконструкций, который размещался в двух небольших комнатах бывшего дома пионеров, нынешнего центра детского творчества. Третья комнатка была закрыта, но ради Маши нашли ключ, это был лучный тир. Вадей оказался мужчина лет тридцати, с окладистой русой бородой и усами. Маша вспомнила его, он в реконструкции изображал князя.

— Летом у нас стрельбище за городом, — басил Вадя, — а зимой приходится умещаться здесь.

В клубе было жутко накурено, воняло чем-то прокисшим, Маша поморщилась.

— Это шкуры сохнут, — пояснил Вадя, увидев, как ее перекосило.

Вообще здесь было мужское царство, место, где мужчины разных возрастов спасались от нудности быта.

— Садитесь, — Вадя пододвинул Маше компьютерный стул, а сам присел на невесть откуда взявшийся тут чурбак.

Маша присела.

— Вадим… эээ… не знаю, как вас по отчеству…

Вадя отмахнулся от лишних церемоний.

— А подскажите, кто писал сценарий для недавней реконструкции?

— А вам зачем? — почему-то настороженно спросил мужчина.

— Ну, понимаете, — Маша пыталась объяснить, — мне очень интересен этот период, особенно люди, а в реконструкции упоминались те, про кого в летописях практически ничего нет. Вот и хотелось бы встретиться с человеком, обменяться, так сказать, информацией.

Вадя улыбнулся.

— Не думал, что мне встретится еще одна женщина, увлекающаяся историей древней Руси.

— Это написала женщина?! — у Маши аж захватило дух.

— Ага, — кивнул Вадя, — это написала моя сестра.

— А можно с ней как-то встретиться?

Вадя почесал затылок.

— Это, как бы, невозможно…

— Почему? — Маша озадаченно посмотрела на мужчину.

— Она… как бы… не сможет с вами поговорить.

— Она больна?! — Маша представила себе девушку, окруженную медицинскими приборами и опутанную проводами, — очень?

— Да. То есть нет. Она — аутист.

31

Остаток лета прошел как во сне. Маша или спала, радуясь тому, что сон перебивает тяжелые мысли, или сидела в интернете, шерстя исторические сайты в поисках информации. Этого было мало, поэтому пришлось возобновить читательский билет, который валялся у нее невостребованным уже лет десять, с тех времен, когда она школьницей бегала в городскую библиотеку за книжками. Отзывчивые библиотекарши перерыли фонд, и достали все, что возможно было достать. Что-то она унесла домой, а то, что было невыносимым, просматривала в читальном зале. Она еще раз убедилась, что для нее удивительным образом открываются древнерусские тексты, позволяя понимать написанное. Маша читала и будто прикасалась невидимой рукой к ним, тем, кто был так далеко во времени. Она хотела еще раз поговорить с Симой, но брат девушки отказал, ему и первый-то визит не очень пришелся по душе, Сима после этого очень волновалась.