— Не спит? — спросила она у Маши, хотя прекрасно видела, что ребенок бодрствует.

— Нет, — сказала Маша.

— Дарёнка, ну-кась, возьми брата-то! — велела Аделя, — да перепеленай, а то наша девица, похоже, с небес упала, дитё запеленать не может.

— А она братку в твой платок завернула, — присмотревшись, сообщила Дарёнка, и Аделя ахнув, рванулась посмотреть.

— Да ты как же, а?! — гневно вскрикнула она, — как могла-то? Зачем взяла?

Маша растерянно смотрела на озлобленно-перекошенное лицо.

— Он… описался… — пыталась она объяснить, — а пеленок я не нашла!

— Вот дурья башка! — воскликнула Аделя, — вона лежит батькина рубаха старая, в нее и надобно заворачивать! Вот негораздая-то! Хороша пара нашему дуботолку!

Продолжая сердито ворчать, Аделя развернула сына, переложила в рубаху, на которую указала, и ловко спеленала. Почувствовав знакомое ограничение движений, Девятко замер, а спустя несколько минут спал.

Маша готова была бежать, куда глаза глядят от этих людей. Она чувствовала, что ею распоряжаются по своему усмотрению, считая, что она им обязана. Это пора было пресекать. Уходить надо ночью, пока все спят, иначе днем опять что-нибудь придумают.

— Завтра со мной пойдешь, — произнесла Аделя ей в спину, — может на торгу от тебя будет больше толку. Да иди поешь, пока спать не легли.

Набегавшись за день с ребенком, Маша, как только выдалась возможность, упала на кровать и, незаметно для себя, уснула. Она проснулась ночью. Лучина догорела и осыпалась в миску с водой. Очень хотелось в туалет. Маша нашла обрезки сапогов, которые ей от щедрости своей дала Аделя, и пошаркала наружу. Темная августовская ночь потихоньку светлела, значит времени было часа четыре утра. Маша почти бегом добралась до ближайших кустов, где тут туалет, она не знала, да и разыскивать его не собиралась. Возвращаясь обратно, она заметила повозку Зайцев, которую должны были охранять отец с сыном, и вдруг увидела какое-то движение у телеги. Неужели воры?! Подкравшись ближе, она услышала характерное поскрипывание, и догадалась, что Аделя с мужем нашли уединение. "Господи, они еще и умудряются "этим" заниматься, в подобных условиях!" — подумала Маша, и сделала шаг в сторону дома, как вдруг ее подхватили сильные мужские руки и повалили на землю. Она хотела закричать, но рот ей зажали ладонью. Маша отчаянно боролась, но мужчина был сильнее. Он ужом ввинтился между ее ног, Маша чувствовала прикосновение к своим бедрам горячей кожи и понимала, что это сейчас произойдет. В какой-то момент она открыла глаза, которые до сих пор были закрыты, и увидела, что над ней нависает ухмыляющийся Мокша. Он одной рукой зажимал ей рот, а другой копошился у себя в промежности.

— Ты что творишь, срамник?! — раздался голос Адели сверху, и Маша ощутила, как мать от души лупанула сына чем-то поперек спины, — ах, охальник, насилие вздумал творить?! Я тебе вот задам!

Она грозила Мокше кулаком, он испуганно кривил губы, как в тот раз, когда чуть не затоптал Машу копытами лошади.

— Чего ты орешь, дурная баба? — Михал вылез из повозки, поправляя штаны, — ну дала бы парню потешиться! Девка пришлая, безродная, кто за нее заступится?!

— Вот видит бог, дурак и есть, — сплюнула Аделя, — да эта девка может всем нам богатства принесет! Ты погляди на нее, она ж бела как снег! В поле не работала, рук не марала. Она с дитём сладить не может! Значит жила в довольстве, в богатстве. Вот оженим Мокшу, глядишь и жизнь у него заладится. Потом и будет объезжать ее, сколько захочет!

— А ты чего встала?! — прикрикнула она на Машу, — сама виновата, ходишь, подолом трясешь! Иди в избу!

Маша на дрожащих коленках побежала внутрь. В комнате, уткнувшись лицом в стену, она заплакала.

Утром разбудили рано.

— Вставайте, лежебоки, — привычным позывным разбудила их Аделя.

Они шли на торг. Идти нужно было долго, Маша начала прихрамывать, но, все же ее радовало то, что рана потихоньку затягивалась, и, хотя болела, но не пульсировала. Они перешли через мост, и вдруг Маша узнала знакомые очертания! Это же был тот самый торг, где они с Катой гуляли, в сопровождении Магнуса и близнецов! Ну да, вот ряды меховые, а вот и ювелирные!

— Хватит глазами вертеть, — буркнула Аделя, — ставь корзины!

Женщина нагрузила лоток сына яблоками, грушами и маленькими горшочками с медом, и отправила вдоль улицы. Мокша пошел, неся на шее лоток и выкрикивая:

— А вот кому яблочко наливное, спелое, румяное?! А кому медку пахучего, для услады, для здоровья?!

Остальное они разложили на деревянном прилавке, и Аделя начала звонко выкрикивать почти те же слова, что кричал и ее сын. Маша стояла рядом, оглядываясь по сторонам. От рынка до центра города, где располагалось Ярославово Дворище и княжеский Кремль, было полчаса ходьбы. Если незаметно сбежать, она до темноты доберется до выезда из города. Главное, чтобы стража выпустила.

Маша, задумавшись, уронила яблоко, которое держала в руке, получила колючий взгляд хозяйки, которая, похоже, раздумывала, не пора ли приблудную начать поколачивать, и полезла под прилавок, искать. В это время послышался крик, который приближался, и вскоре напротив них пробежал молодой парень с криком:

— Разойдись, народ! Боярин с боярыней едут!

Люди засуетились, освободили середину выстланной досками улицы, сами встали по краям. Маша, любопытствуя, тоже подошла. Оттуда, откуда прибежал глашатай, приближались два всадника со свитой, сопровождавшей сзади. Вельможи подъехали ближе, и Маша, вглядевшись, ощутила, как зашевелились волоски на шее. Это был он! Это был Светозар! Только постаревший, изменившийся, с полосой шрама поперек лба, но все же, это был он! Боярин Светозар оглядывал людей, кланяющихся ему, и их глаза встретились. Маша задохнулась от его взгляда, глаза Светозара вспыхнули, он подался вперед, не отводя от нее взгляда. Вороной, с белым пятном на крупе, конь, остановился, чувствуя, что хозяйские руки не понукают его идти дальше. Рядом со Светозаром, на гнедой лошадке, сидела красивая женщина в отороченном белым мехом одеянии. Она с недоумением взглянула на мужа, потом на Машу, потом снова на мужа. Маша, вспомнив, как дышать, вздохнула со всхлипом, почувствовала, что в глазах темнеет, и, цепляясь за рядом стоящих людей, рухнула прямо под ноги коню.

Маша чихнула и открыла глаза. В нос проникал какой-то ужасный запах. Она повела глазами и увидела над собой большие карие глаза, отороченные рыжими ресницами. Лицо девушки было щедро присыпано веснушками, а из-под платка выбивались непослушные рыжие колечки. Ни дать ни взять Мерида, только в славянском исполнении.

— Ну слава богу, очнулась! — девушка держала в пальцах перо, кончик которого дымился и источал невыносимую вонь. — Да ты лежи, лежи!

Маша пыталась подняться, но рыжая с легким нажимом на плечи уложила ее обратно. Маша повела глазами — богато убранная комната не была похожа на гостиный двор. Значит ей не показалось… Это был он… И с женой…

— Где я? — спросила Маша у незнакомки.

— На дворе боярина Светозара Вышатича, — сказано это было с подобострастным придыханием.

… Понятно. Ей почему-то было стыдно выспрашивать подробности. Маша помнила, как она позорно завалилась в грязь. Наверняка Светозар приказал подобрать ее и привезти в свой дом. Только вот как ей теперь быть… Маша со стоном упала обратно на мягкие подушки. Господи, что же она натворила!

Служанка восприняла вырвавшийся стон как признак боли и мигом оказалась рядом.

— Что? Где болит?! — она начала ощупывать Машу, пытаясь найти источник боли, — сейчас лекаря кликну!

— Не надо лекаря! — Маша махнула рукой, — все хорошо.

— Ну как же?! — девушка была готова нестись за помощью, — боярыня велела присматривать!

Маша прикрыла глаза. Боярыня, значит… Интересно, что он ей сказал? Вряд ли Маша была похожа на давно потерянную племянницу боярина, или какую другую родственницу, за которую можно было бы ее выдать.