Пламена провела Машу по череде темных коридоров и вывела на крыльцо. Порыв осеннего ветра тут же напал на обеих, проверяя, тепло ли одеты девушки. Еще в светлице, когда служанка начала выкладывать на крышку сундука одну одежку за другой, Маша посмеялась над количеством нарядов, но теперь была благодарна. Многослойная одежда оказалась теплой, а платок, который она сначала легкомысленно положила на плечи, пригодился укутать голову.

Пламена только похихикала, глядя на то, как Маша закутывается.

— Новогород на перепутье ветров стоит, — сообщила она, — ветры между собой сражаются, а людям достается.

Действительно, Маша уже поняла, что как только закончилось лето, все тепло мигом ушло, уступив место свинцовому небу и ветрам. Наверное, это от близости большой воды.

Они шли по усадьбе, Маша наблюдала, как кипит жизнь на боярском подворье. Конечно, это было не княжеское дворище, но масштабом уступало только чуть, и устроено было даже практичнее. Здесь не ходили куры, разрывая землю под ногами в поисках чего-то съедобного, не слышно было взвизгивания поросят и мычания коров. Двор был тщательно выметен. В отдалении располагались конюшни, рядом мужики выгружали с телеги сено и таскали его внутрь, в небольшом загоне резвились три жеребенка, все разной масти. Неподалеку бродили собаки, привязанные крепкими веревками к вбитым в стену железным кольцам. Собаки, завидев незнакомку, залаяли, люди обернулись, посмотреть, кто приближается. Пламена поклонилась, ей ответили тем же.

С обратной стороны высокого деревянного дома пахло живым. То есть отходами жизнедеятельности всех обитателей дома. Тут и суеты было побольше, женщины разных возрастов выполняли свою каждодневную работу, двое хлопали на ветру белье, мальчик в старом отцовском армяке и шапке мехом наружу тащил тяжелую деревянную бадью с водой, где-то пели протяжную песню на разные голоса.

— Не пойдем туда, — сказала Пламена, — чернавки рыбу чистят, дюже воняет! Пойдем в сады, там нынче листву жгут.

Она развернула свою подопечную и направила дальше, откуда, и правда, доносился запах горелых листьев.

Сад был не большой, но видно, что посажен еще при отце нынешнего хозяина дома. Тут и там стояли корзины, в одни складывали яблоки и груши с верхушек деревьев, до которых рукой не дотянуться. Наверх были засланы ловкие мальчишки, складывающие плоды в подол рубахи. В другие корзины собирали падалицу, которую потом отправят на корм свиньям. Между кострами, за которыми приглядывали двое пожилых мужчин, бегали трое мальчиков в богатой одежде, двое из которых были близнецами. Они громко смеялись, размахивали палками как саблями и разили друг друга точными ударами, отчего младший, которому на вид было лет шесть, все порывался заплакать.

— Бояричи резвятся, — сообщила Пламена.

Маша присмотрелась, мальчики были очень хорошенькие, румяные, крепкие, высокие ростом, но ни один не походил явно на отца.

Дети увидели приближающихся к ним женщин и остановились. Узнав Пламену, они закричали, замахали руками, приглашая посмотреть на игры. Девушка поклонилась мальчишкам, и Маша, подумав, сделала то же самое.

— Пламена, — произнес один из близнецов, — вели воды или квасу принесть, очень пить хочется!

Девушка кивнула и убежала исполнять просьбу ребенка, Маша осталась стоять.

— А ты кто? — спросил младший, — как зовут тебя? Я тебя не знаю.

— Меня Мария зовут, — с улыбкой представилась Маша, почему-то, первый раз назвавшись полным именем, — а тебя?

— А меня Богданом назвала матушка, — сообщил мальчик, и поинтересовался, — ты — гречанка?

— Нет, — с улыбкой покрутила головой Маша.

Старшие братья в это время что-то не поделили и драка уже пошла нешуточная. Они бросили палки и покатились по земле, пачкая дорогие кафтаны. С трех сторон к ним кинулись дядьки, приставленные присматривать за боярскими детьми. Они схватили драчунов поперек животов и растащили, как двух фыркающих и плюющихся котов.

— Владимир, Славомир! — раздался за спиной голос, Маша вздрогнула и резко обернулась, — безлепие творите, братья!

Это был Светислав! Ну, то есть, Маша сразу поняла, что это не Светислав, но когда она взглянула на старшего боярского сына, у нее чуть сердце не остановилось. Он был невероятно похож на Светислава, тот же задорный взгляд, тот же голос, так же высок ростом. Но, конечно, это был другой человек. Юноша выглядел моложе и тоньше, в нем не было той крепости тела, какая была в его отце и дяде тогда, когда Маша познакомилась с ними. Но, все же, он был невероятно похож.

Пламена вернулась, а вместе с ней еще одна служанка, которая несла не только питье, но и какую-то еду для детей. На земле расстелили большое плотное покрывало, девушка разложила угощения, дети набросились на еду, запивая все квасом из высоких глиняных стаканов.

— Здравствуй, Ратибор, — поклонилась Пламена старшему, и поклон этот был не таким формальным, как с младшими мальчишками. Судя по всему, Ратибор у служанки вызывал явное уважение.

— Здравствуй, Пламена, — ответил юноша, — а это и есть батюшкина найдёна? — он любопытно посмотрел на Машу, отчего та смутилась, — мать говорила больная она, а выглядит здоровой.

Все это, конечно, было весьма странно и малоприятно, когда о тебе говорят так, словно тебя рядом нет.

— Здравствуй, боярин, — подала Маша голос, и "Светислав" обернулся, взглянув ей в глаза.

— Я не боярин пока, — сообщил он, — в лета еще не вошел. Вот женюсь, отделюсь двором, и стану, как отец, боярином. А тебя как звать-величать? — переключился он, — и откуда батюшку моего знаешь?

Прямой вопрос сразу поставил в тупик, Маша замерла, не зная, что ответить.

От необходимости что-то сочинять ее избавила молоденькая служанка, которая, со всех ног, запыхавшись, путаясь в длинных подолах, подбежала и, поклонившись протараторила:

— Боярич, тебя боярыня кличет! Обыскались уже!

Ратибор вздохнул протяжно, всем видом показывая, что не вовремя вспомнила о нем матушка, но, все же спросил:

— Зачем?

— Не знаю, — девушка помотала головой, велела поспешать!

Ратибор развернулся на каблуках и удалился за шустрой девицей.

Маша выдохнула. Хорошо, что не пришлось врать. Потому что рассказывать кому бы то ни было правду она не была готова, но и брехать тоже не хотелось. Кстати, никто особо не удивлялся ее присутствию. Тогда, первый раз, на нее косились все, а здесь хоть и поглядывали, но, все же не так.

— Пламена, — позвала она служанку, которая ненавязчиво стояла за спиной, — пойдем в дом.

— А пойдем, — легко согласилась та, — пойдем, устала поди, да проголодалась.

Остаток дня она провела в болтовне со служанкой. Та была приближена к боярыне, похоже, любила ее, и рассказывала охотно. По ее словам, родителей Светозара давно не было в живых — отец, думный боярин при князе Ярославе, умер через пару лет после того, как его сыновья отправились в дальние края, а мать, узнав о смерти Светислава, заболела и слегла, да так и не поднялась больше. Светозар схоронил матушку через полгода после своего возвращения. Став главой семьи, он отдал замуж последних незамужних сестер, отдал за знатных людей, повязав свою семью с родовитыми фамилиями, сам же поселился в отцовом доме. Сам князь любил заезжать сюда, а теперь и его сын, молодой князь Изяслав, которого все чаще называли крестильным именем Дмитрий, иногда бывает в доме боярина и боярыни. Ратибор, их первенец, воспитывался в дружине среди мужей, да и сам уже стал гриднем и имел право сидеть за одним столом с отцом и другими дружинниками.

— Больно уж он до девок горяч, — качала головой Пламена, — боярыня поспешает, невесту ищет, пока боярич крапивное семя не наплодил. Одного уже прижили, боярыня велела в дом взять дитятю, да не обижать. Святая она, боярыня наша! Говорят, дядька Ратибора таков был, вот она, кровушка-то единая!

Маша незаметно качнула головой и улыбнулась. Надо же, действительно, порода. Светислава, на ее памяти, тоже ничего не останавливало, лихой был молодец.