— Туфли давай, — сказала она, — коричневые. С пряжкой.

— Мама… — начала было баба Тамара, но Вася перебила ее.

— И чулки капроновые, — добавила она.

— Мама, какие чулки?! — устало спросила баба Тамара, понимая, однако, что спорить бесполезно.

Вася выглядела потрясающе — темно-зеленый бархатный костюм, блуза с пышным жабо, поредевшие волосы были собраны в пучок на затылке, на голове шляпка-таблетка. Все довершали туфли, которым было по меньшей мере лет пятьдесят, Вася ими очень дорожила. И маленькая сумочка-ридикюль.

Бабушкин знакомый вошел в дом, аккуратно поднял старушку на руки, вынес, усадил в кресло. Маша взялась за ручки.

— Подождите, я скоро! — крикнула им в спину бабушка Тамара.

— Тома, ты не ходи со мной, — тихо попросила Вася, — не ходи, останься. Машка проводит.

— Мама, ну как же…

— Машка проводит, — повторила Вася.

Они погрузились в диковинный автомобиль, Маша села напротив старушки. Когда они отъезжали, она увидела одинокий силуэт бабушки Тамары, и ей, почему-то, стало бабушку жалко.

Зеленка была длинной, мужчина высадил их у парка.

— Я подожду, — кивнул он, достал сигарету, прикурил.

— Баба, куда едем? — Маша наклонилась к Васе, заглядывая в глаза.

Вася выглядела взволнованной, Маша никогда не видела, чтобы та нервничала. А сейчас это было очевидно. Она теребила ручку сумки, тонкие руки дрожали.

— На площадь, — ответила Вася, — напротив фонтана.

У фонтана было многолюдно, здесь всегда собирались мамаши с детьми разного возраста, поболтать, покормить назойливых голубей; подростки на скейтах и велосипедах, приехавшие ради ровных дорожек; влюбленные, не замечающие ничего вокруг. Маша катила коляску и радовалась, что погода не подвела. Они подъехали к скамейке, на которую указала Вася, Маша повернула коляску лицом к людям, сама присела рядом.

— В другую сторону… — произнесла бабка.

— Что? — не поняла Маша.

— Поверни в другую сторону.

Маша удивилась, но развернула коляску лицом к выходу из парка. Вася замерла и долго, тревожно и выжидающе смотрела в одну точку. Маша наблюдала за прабабкой. С той творилось явно что-то странное, она щелкала замком ридикюля, открывая и закрывая его, зрачки ее расширились, и даже проступил румянец. Если бы Вася не была столь преклонного возраста. Маша решила бы, что та выбралась на свидание.

Время шло. Маша поглядывала на экран телефона, они сидели тут почти два часа.

— Это было как чудо, — заговорила вдруг бабка, — он был такой… Не такой, как все. И говорил чудные вещи.

— Кто, ба? — насторожилась Маша.

— Томкин отец, — ответила Вася. — он говорил, что пришел из будущего.

Машу прожгло насквозь, и она замерла.

— А я поверила ему, потому что… просто поверила. Он говорил, что не сможет остаться, что ему нужно вернуться. Он говорил… Он говорил…

Вася открыла сумку, достала бархатный мешочек.

— Он говорил, что он из двадцать первого века, что родился в тысяча девятьсот девяносто восьмом году.

Маша автоматически посчитала — сейчас ему девятнадцать.

— Ба, — сколько лет ему тогда было?

— Не знаю, — покачала головой Вася.

— Ну сколько? — настаивала Маша, — восемнадцать? Двадцать? Тридцать? Пятьдесят?

— Не знаю, — повторила Вася, — молодой, красивый. Ты на него похожа.

Маша даже не думала сомневаться в словах бабки. Это была правда, все, до последнего слова.

— Он обещал прийти сюда, — сказала Вася, — сегодня. У него день рождения сегодня. Он сказал, что в двадцать лет первый раз это случилось. Я тогда думала… с женщинами… А сейчас понимаю, что он имел ввиду.

Маша не слушала, она крутила головой, пытаясь увидеть парня, похожего на себя.

Она увидела и, почему-то, сразу узнала его, словно видала раньше. Группа молодых людей привлекла внимание окружающих, ввалившись из боковой аллеи. Виновник торжества одной рукой тащил за тонкое запястье худенькую стройную девушку в коротком платье, а другой нес какую-то конструкцию. Маша присмотрелась — в руке именинника был квадрокоптер, сложный, с камерой на пузе. Парень, очевидно, так хотел попробовать подарок в действии, что вытащил всех гостей на улицу. Девушка в правой руке дула губки — подарок полностью захватил внимание молодого человека. Он поставил квадрокоптер на борт бассейна, взял пульт и осторожно надавил на рычаги. Аппарат поднялся в воздух, но тут же заметался, управляемый неверной рукой. Все вокруг заворожено смотрели, гадая, упадет новенькая игрушка в фонтан или нет. Парни закричали, советуя, как выровнять устройство, девчонки завизжали. Именинник поджал губы, стараясь отклонить коптер от опасного водоема. Самолетик завертелся на месте и вдруг полетел прямиком в Машу. Она испуганно сгорбилась и зажмурилась, ожидая удара, но, в последний момент парень что-то сделал и машинка упала на газон.

Маша медленно открыла глаза. Парень подбежал, подобрал игрушку, повернулся к ней.

— Извините, — произнес он с сожалением, — я не хотел, правда!

Маша смотрела на своего прадеда и пыталась увидеть в нем себя. Темноволосый и кареглазый, ей казалось, он совсем не походил на нее, зеленоглазую блондинку. Только было что-то… Что-то неуловимое, знакомое, Маша не могла увидеть, что это, но чувствовала.

— Ничего страшного, — произнесла она негромко, — все обошлось.

В это время подружка прадеда, целых пять минут не получавшая внимания, оживилась, и протяжно позвала:

— Ваня!

Парень еще раз извинился, развернулся и побежал к друзьям.

— Поехали, — вдруг произнесла Вася, — поехали скорее отсюда.

— Ба, — Маша наклонилась к уху прабабки и прошептала, — он клевый!

— Поехали! — в голосе бабки вдруг проявился металл, — незачем это все!

Маша взяла коляску за ручки, покатила по дорожке. Она выворачивала голову, напоследок пытаясь ухватить людей у фонтана. Когда они вошли в аллейку, Вася попросила остановиться.

— Вот, — сказал она, открывая ладонь, — это тебе. Наследство. Я чувствую, в тебе это тоже есть… От него…

Маша взяла мешочек, развязала его и вытряхнула содержимое на ладонь. Это были два кольца. Большое зеленое и поменьше, с голубым прозрачным камнем. Почему-то она даже не удивилась этому. Ее кольца лежали в сумке, той, что сейчас висела через плечо. Она надела кольца на пальцы левой руки, и они пришлись совершено по размеру.

Вася уронила руку, будто бы, отдав кольца, она потеряла всю энергию. Маша защелкнула сумочку, положила Васе на колени, взялась за ручки коляски и покатила дальше. Они вышли из парка. Мужчина сидел в машине, увидев их, вышел, открыл дверь.

— Нагулялась, бабуля? — спросил он нарочито весело, — поехали до дому, до хаты?

Вася не ответила. Маша подвезла коляску к машине, готовая вкатить ее внутрь, и тут из Васиных рук выпал ридикюль.

Маша ойкнула.

— Сейчас, подниму, — сказала она и наклонилась за сумкой.

— Держи, — произнесла она, распрямившись, и замерла.

Вася сидела, чуть привалившись набок, глаза ее были полузакрыты, руки неестественно расслаблены. Маша придушенно ахнула, мужчина обернулся, оценил ситуацию, бросился к коляске. Приложил пальцы к шее пожилой женщины. Поняв, что случилось, он на секунду зажмурился, потер ладонью лицо.

— Девочка, — сказал он, — иди садись вперед. Я все сделаю.

Васю похоронили на следующий день. Бабушка Тамара и мама отчаянно рыдали, сморкаясь в платочки, папа угрюмо сидел рядом и только поглаживал маму по плечу. А Маша совсем не плакала. Ну не было у нее слез и все тут. Ей казалось, Вася завершила какое-то очень длинное путешествие, и теперь прилегла отдохнуть. На кладбище она равнодушно смотрела, как опускали гроб, как кидали землю, как закапывали. Ее все это совершенно не трогало. Все это — гроб, дурацкие венки из искусственных цветов, поминки в столовой санатория — не касались Васи, не имели к ней отношения.

Маша жила в Зеленом Городе почти две недели. Мама с папой уехали на третий день. Мама снова плакала, просила Машу позаботиться об осиротевшей бабушке. Маша кивала, а сама с нетерпением ждала, когда же мама наконец сядет в автомобиль, откуда уже многозначительно поглядывал терпеливый папа. Наконец она села, долго махала из окна, пока машина не скрылась за поворотом.