Следующие несколько часов протекли в бурной деятельности. Гарт пошел пешком до Перрис-Холта и добрался поездом до Марбери — достаточно большого города, чтобы можно было позвонить сэру Джорджу Рендалу, не опасаясь нескромных ушей. в результате этой беседы местному главному констеблю тактично намекнули, чтобы он обратился с просьбой о передаче дела Харша Скотленд-Ярду.

Покончив с телефоном, Гард закусил в вокзальном отеле невкусной и ужасно дорогой пищей и поехал назад медленным пригородным поездом, размышляя о том, каким образом гостиничные повара умудряются делать еду настолько отвратительной.

Идя в темноте через поле от Перрис-Холт, Гарт думал о других вещах. Зачем Мадоку убивать Харша? Он ревновал к нему Медору Браун? Ответ казался мелодраматичным и не слишком вероятным. Но люди часто совершают невероятные поступки, А мелодрама — наиболее устойчивый фактор в человеческих отношениях. Каждый день газеты публикуют подобные истории. Гарту не нравилась Медора, но она могла казаться привлекательной Мадоку и даже Харшу. В своем роде мисс Браун достаточно красивая женщина. Она подошла бы на роль одной из героинь греческой трагедии — немного старовата для Кассандры[15] , но вполне подходит для Электры[16] — тут возраст не имеет особого значения, — А тем более для Клитемнестры[17] . Или для Медузы — Медузы, которая обратила в камень не других, А себя. Миф наоборот.

Ну, Мадок не избежит ареста, если не сможет представить достаточно убедительное объяснение насчет ключа. Интересно, как он воспримет арест? Люди, которые сердятся по пустякам, иногда сохраняют самообладание в серьезных делах. Гарт снова и снова спрашивал себя, почему Мадок мог убить Харша. Во-первых, налицо очевидный, хотя и мелодраматичный мотив ревности. Во-вторых, возможный мотив пацифиста, который видит себя спасителем мира от извращенных созданий науки. Не исключена и комбинация обоих мотивов. В любом случае полиции придется потрудиться, чтобы дело выглядело убедительно в суде. Присяжные едва ли отправят на виселицу человека на основании никем не подтвержденных показаний двенадцатилетнего мальчика. Гарт радовался, что эта ноша свалилась с его плеч. Он представил отчет, который от него требовался, и на этом его роль заканчивалась.

Казалось, что уже глубокая ночь, хотя было не больше одиннадцати, когда Гарт вернулся в пасторский дом, застал тетю Софи ожидающей его в шерстяном халат с за столом с горячим кофе и сандвичами. Она была в разговорчивом настроении, но, к счастью, воздержалась от вопросов. В ее время мужчины уходили и возвращались домой, А женщинам и в голову не приходило спрашивать, где они были. Это просто не было принято.

Вместо вопросов тетя Софи заговорила о мисс Браун.

— Боюсь, что смерть мистера Харша явилась для нее слишком сильным потрясением. Я отправила ее спать — она была сама не своя, — по надеюсь, что утром ей станет лучше.

Гарт в этом сомневался и поспешил перевести разговор на мисс Донкастер. Ранее он слышал, как тетя Софи с увлечением говорила на эту тему, но сейчас она только вздохнула и промолвила.

— Знаешь, дорогой, мне ее жаль. У нее и Мэри Энн была трудная молодость. Их отец был очень странным человеком. Он не любил, чтобы в дом приходили гости, и у них не было возможности завести знакомства, даже когда они ездили за границу. Думаю, они бы хотели выйти замуж, по так и не встретили подходящих молодых людей. Мистер Донкастер был очень замкнутым и умер, когда его дочери уже миновали средний возраст. Сейчас Мэри Энн — беспомощная калека, поэтому мне очень жаль Люси Эллен, хотя иногда она выводит меня из себя.

Гарт тепло пожелал тете Софи доброй ночи.

Следующим утром в начале одиннадцатого в почти пустом поезде, приближавшемся к Перрис-Холту, сидели два офицера Скотленд-Ярда — старший детектив-инспектор Лэм, крупный невозмутимый мужчина с румяным лицом и густыми черными волосами, слегка редеющими на макушке, и детектив-сержант Эбботт, чей облик разительно контрастировал с внешностью его начальника. Они могли бы послужить материалом для карикатуры, озаглавленной «Полицейские офицеры, старый и новый». Эбботт был элегантным молодым человеком, окончившим привилегированную частную школу и полицейский колледж, одетым и костюм безукоризненного покроя. На его лице застыло выражение скуки, граничащей с мрачностью. Он только что получил отказ на свою четвертую просьбу о присоединении к королевским военно-воздушным силам, сопровождавшийся подозрительным чиновничьим фырканьем. На совет старшего инспектора искать во всем хорошую сторону, он с горечью ответил, что подобной стороны не существует.

Лэм укоризненно посмотрел на него.

— Нельзя так говорить, Фрэнк. Могу вам посочувствовать, так как со мной произошло то же самое в пятнадцатом году. Я был вне себя, но потом научился смотреть на вещи по-другому, и с вами будет то же самое.

Светло-голубые глаза сержанта Эбботта сердито блеснули, А упрек во взгляде его начальника стал еще более заметным.

— Готов биться об заклад, хотя не люблю держать пари, — продолжал Лэм, — что знаю, о чем вы думаете. «Что значит убийство одного старого профессора, когда тысячи людей во всем мире разрывают друг друга на мелкие кусочки?»

На тубах Эбботта мелькнула усмешка, однако он отозвался почтительным тоном:

— Вы как всегда правы, сэр. Именно об этом я и думал.

— Тогда перестаньте это делать и послушайте меня! Что лежит в основе этой и всех прочих войн? Презрение к закону, как и в любом другом преступлении. Кто-то чего-то хочет и старается это заполучить, не заботясь о том, что стоящие на его пути могут пострадать. Когда подобная страсть овладевает целыми народами, их невозможно остановить. Но на случай, так сказать, индивидуального преступления, существует закон и существуем мы. Каждый раз, когда мы ловим преступника, мы показываем людям, что закон защищает тех, кто относится к нему с уважением. Таким образом люди становятся законопослушными и начинают уважать законы других народов — в результате возникает нечто вроде международного закона. Беда немцев в том, что они перестали уважать закон — сначала других народов, А потом и свой собственный. Здесь такого никогда не случится, но закону необходимо служить. Мы с вами слуги закона, и что бы мы ни делали — летали на самолете, водили танк или охотились на убийцу, — мы должны выполнять нашу работу… Ну, вот мы и прибыли. На перроне местный полицейский — надеюсь, он приехал на автомобиле.