Фрэнк Эбботт разразился смехом.

— Тем не менее это никуда нас не приводит! Мадок и Буш покидают сцепу, куда входит невидимый убийца неизвестного пола. Никто его не видел, кроме Эзры, А Эзра более не существует в природе. Ну, учительница, кто же это сделал?

Ответа не последовало.

Фрэнк приподнял бровь.

— Не для протокола и строго между нами?

Мисс Силвер кашлянула.

— Ухватиться почти не за что — всего лишь несколько соломинок на ветру. Ничего, что можно было бы назвать доказательством.

Он умоляюще посмотрел на нее.

— Строго между нами, учительница!

— По-моему, — серьезно сказала мисс Силвер, — это один из тех, кто заходил в «Овен» во второй половине дня в понедельник.

— Включая Буша?

— Не думаю, что это Буш.

Фрэнк присвистнул.

— Тогда кто же остается? Мисс Донкастер и, возможно, Эвертон, хотя нет никаких доказательств, что он даже подходил к «Овну». Между прочим, шеф проверил его данные — все безупречно. Биржевой маклер, общительный и дружелюбный. Часто жил в деревне. Был контужен во время бомбежки, перенес нервный срыв, и ему порекомендовали сельскую жизнь. Впрочем, многие уезжают из Лондона, уходя на покой. Вроде бы с ним все в порядке, не так ли?

— У него никогда никто не гостит, — сказала мисс Силвер. — Говорят, не так давно он ездил навестить кузину в Марбери, но эго единственное свидетельство контакта с друзьями или родственниками. Для общительного и дружелюбного человека это немного странно.

— Нервные срывы делают людей странными.

— Это верно.

— К тому же миссис Моттрам подтверждает его алиби Она говорит, что во вторник вечером он был у нее до без четверти десять и что выстрел раздался, когда он попрощался с ней.

Мисс Силвер кашлянула.

— Очень хороший пример ненадежности показаний. Миссис Моттрам поведала мне ту же историю, но с небольшой разницей. Она сказала, что мистер Эвертон услышал выстрел и подумал, будто Джайлз стреляет в лисицу. Он только что посмотрел на часы и заявил, что должен идти, так как уже без четверти десять, А он ждет междугородного звонка.

Эбботт прищурился.

— Действительно, это не совсем то же самое.

Мисс Силвер кашлянула снова.

— Да, не совсем. Миссис Моттрам — одна из тех людей, которые живут вокруг огородов и настолько привыкли к бою часов, что перестали обращать на него внимание. Я спросила, слышала ли она его, когда мистер Эвертон прощался с ней, А она ответила, что, кажется, слышала, но не уверена в этом, так как никогда не замечает бой часов, если не прислушивается к нему специально. Ей показалось, будто она слышала что-то подобное, когда Эвертон уходил.

Фрэнк Эбботт нахмурился.

— Тут что-то не так. Эвертон смотрит на свои часы и говорит, что уже без четверти десять и что он должен идти, так как ожидает междугородного звонка. Потом он вроде бы слышит выстрел, замечает, что Джайлз, должно быть, стреляет в лисицу, прощается, и миссис Моттрам слышит нечто вроде боя часов. Но на это просто не было времени. — Фрэнк повернул запястье, чтобы они оба видели секундную стрелку его часов. — Смотрите сами — динь, динь, динь — ровно пять секунд. Выстрел прозвучал во время второго удара часов — минус две секунды. Эвертону остается только три секунды, чтобы услышать выстрел, сделать замечание насчет Джайлза, стреляющего в лисицу, попрощаться и выйти. Миссис Моттрам просто не хватило бы времени услышать оставшийся удар часов. Впрочем, она, похоже, настолько ни в чем не уверена, что едва ли можно основывать какие-то теории на том, что она могла или не могла слышать. Полагаю, миссис Моттрам говорит правду?

— Безусловно, она говорит то, что ей кажется правдой. Но свидетель из нее плохой. Она мыслит крайне непоследовательно, и ее легко сбить с толку. Лучше побеседовать с ней еще раз и проверить, возникнут ли отклонения от того, что она говорила мне.

Фрэнк кивнул.

— Ладно, с Эвертоном пока разобрались. Как насчет мисс Донкастер? Вы сказали, что, по-вашему, Харша застрелил один из тех, кто заходил в понедельник в «Овен». Насколько я могу понять, вы пришли к такому выводу с помощью вашего колдовского метода, от которого шефу становится не по себе. Знаете, я начинаю подозревать, что его толстая кожа скрывает средневековые суеверия и что временами у него от вас мурашки бегают по спине. Нужно понаблюдать, не скрещивает ли он тайком пальцы и не прячет ли в кармане веточку рябины.

Мисс Силвер упрекнула его за легкомыслие и выслушала извинения.

— Ладно, вернемся к делу. Мы знаем точно, что мисс Донкастер заходила в «Овен». У нас нет доказательств, что там побывал Эвертон, А Буша мы в данный момент не учитываем. Ну, таким образом, мисс Донкастер остается в качестве первого убийцы, и должен сказать, ей эта роль идеально подходит — она переполнена злобой и завистью. Но нам нужно нечто более специфическое. Как по-вашему — она подходит на роль вражеского агента?

— Кто знает? — отозвалась мисс Силвер. — Она и ее сестра два года учились в школе в Германии и вернулись, полные энтузиазма ко всему немецкому. При жизни их отца они каждый год ездили на один из германских курортов с минеральными водами. Поездки прекратились после его смерти в тысяча девятьсот двенадцатом году. В тридцатом году сестры снова начали ездить за границу — в Швейцарию, Тироль и Германию. Мисс Софи говорит, что мисс Донкастер восхищалась Гитлером и что это производило крайне неприятное впечатление. Но в тридцать восьмом мисс Мэри Энн парализовало, и от путешествий пришлось отказаться. С начала войны мисс Донкастер вроде бы в корне изменилась — стала ярой патриоткой и больше не упоминала Гитлера. Для мисс Софи это явилось колоссальным облегчением.

Фрэнк присвистнул.

— Мисс Донкастер знает, как обращаться с револьвером?

— Думаю, да. Мистер Донкастер любил стрелять но мишени. По словам мисс Софи, он этим досаждал дочерям и не давал покоя соседям.

— Ничто из этого не является доказательством, — мрачно произнес Фрэнк Эбботт. — Давайте посмотрим, что она делала во вторник вечером. — Он перелистнул страницы записной книжки. — Вот! Пенникотт — Донкастеры. Служанка в кухне ничего не слышала и никуда не выходила Сестра-инвалид наверху в задней комнате с включенным радио ничего не слышала. Мисс Донкастер была с сестрой, за исключением пяти минут где-то между половиной десятого и десятью, когда она выходила к почтовому ящику напротив пасторского дома отправить письмо — думает, что это было ближе к десяти; никого по дороге не встретила и ничего не слышала. Возможность у нее была. Как насчет мотива? Полагаю, он тоже мог у нее иметься. Энтузиазм в отношении Гитлера мог побудить ее работать на нацистов. Это не кажется вероятным, но такое случается. Полагаю, у нее не было личной вражды с Харшем? Он не наступил ей на мозоль?