Я поспешил на голоса и вскоре разобрал весьма громкое:

— Подождите, я зачту! — и следом декламацию довольно издевательским голосом: — «Дорогая маманя! Такое со мной случилось диво дивное, что расскажи мне кто об этом неделей раньше, я ни за что б не поверил. Сам Великий князь Иван Кириллович не побрезговал, сел в столовой за один со мной стол и, указывая на меня рукою, называл меня товарищем…»

Так, погодите! А я ведь знаю, кто это мог написать! Но голос — точно не его!

А оратор продолжал изгаляться:

— «И сам же он заказал для меня обед. А ели мы…» Ой, умора! И дальше, господа, он в подробностях расписывает, что он ел, и из каких продуктов состоят блюда!

За кустами многоголосо загоготали. Здесь!

Я свернул на газон, проломился сквозь кусты и вывернул на соседнюю дорожку. Нет, это была даже небольшая площадка, посреди которой спиной ко мне стоял Панкратов, и даже шея у него была красная, а напротив, в кружке ржущих слушателей — неизвестный мне студент, зачитывающий вслух чужое письмо! Вот же скотина!

Я забыл, куда шёл, ужом проскользнул сквозь толпу и выдернул из рук насмешника изрядно уже измятый лист. А второй рукой, недолго думая, зарядил ему в рыло.

РАЗБИРАТЕЛЬСТВО

И понеслась! Веселящихся господ студентов, наверное, штук восемь вокруг толклось. Кинулись сразу все, изрядно мешая друг другу. Но даже если б они умнее организовались — у Харитонова на курсах и не такие замесы случались! Так что затоптать меня нахрапом не получилось. И пошла карусель! Падают, встают, снова прыгают… Честно вам скажу, в драке связно рассуждать не получается, особенно когда такая мешанина. Всё на старых рефлексах: что наработал — то и имеем. Только, кажется, вокруг меня куда уж больше девяти супротивников.

И тут раздался резкий звук свистка, и воздух сделался вязким, словно сахарный сироп. На руках у меня повисли два крепких молодца в полицейской форме, ещё дюжина принимала остальных участников событий — и дравшихся, и сбежавшихся поглазеть…

Спустя четверть часа мы все сидели в подобии большого конференц-зала, на сцене которого установили стол и пару стульев. На одном сидел хмурый капитан полиции, на другой поочерёдно приводили и усаживали кого-то из принятых, в кого капитан тыкал пальцем. Меж рядов прохаживались полицейские, приглядывающие, чтобы никто из задержанных (под страхом перемещения в карцер) друг с другом не разговаривал. На стол же водрузили небольшой приборчик, после чего всё происходящее на сцене сделалось неслышным и пошло мелкими муаровыми волнами, так что прочитать что-либо по губам более не представлялось никакой возможности.

Я сидел и досадовал: вот это, вашу Машу, сходил в тир…

Сидели долго — сперва опрашивали десяток свидетелей. Не знаю, что там они показали — все прибежали явно к разгару драки. Хотя, в свидетели попал и Денис.

Потом вызывали моих супротивников. И уж в конце — меня.

Капитан смотрел устало и тоже с какой-то досадой:

— Ваше имя, род занятий, факультет?

Я слегка удивился — род занятий как минимум, по погонам понятен. Впрочем, так, должно быть, положено.

— Коршунов Илья Алексеевич, хорунжий особого казачьего механизированного отряда Иркутского казачьего войска, факультет экстерна.

— Большинство опрошенных указывают на вас как на зачинщика драки… — капитан перебрал разложенные перед ним бумажки с записями. — Вы были предупреждены при поступлении, что организация массовых беспорядков грозит вам немедленным исключением?

Тут меня прям заусило:

— Да хоть бы и исключение! А придись мне второй раз этакую подлость наблюдать, также тому мерзавцу в харю бы двинул, не раздумывая.

Капитан хмыкнул и откинулся на спинку стула:

— То есть, вы утверждаете, что у вас было веское основание совершить ваш поступок?

— Для меня — веское. Коли мерзавцы чужое письмо утянули и над матерью перед сыном смеются… Не можно в своём присутствии такое издевательство над человеком терпеть.

Капитан приподнял одну бровь:

— Значит, всё-таки, было письмо?

— А чего было-то? Оно и сейчас есть… — я полез в карман и извлёк остатки мятого листа, который я так всю драку и сжимал в кулаке. — Далеко друг от друга сидели, не имел возможности Панкратову отдать.

— Позвольте?..

Я передал изжульканную бумажку, которую капитан очень аккуратно расправил и пробежался по ней глазами, и лицо его менялось во время чтения, и как-то вот не в лучшую сторону. Наконец он в упор посмотрел на меня:

— Это письмо было зачитано вслух и вызвало у присутствующих приступ смеха?

Я от высказанной формулировки, и более всего от взгляда, слегка поёжился:

— Я письма не читал, не в моих это привычках, в чужую переписку заглядывать. Как оно целиком выглядит, не знаю. Просто, как было: я заплутал в парке слегка, хотел у кого дорогу спросить. Слышу: ржут. Пошёл на голоса и понял, что они Денискино письмо читают да над ним хохочут. Ну и перемкнуло меня…

— Погодите, то есть, сначала вы не видели остальных участников событий?

— Сначала не видел.

— А как же догадались, что речь идёт о Панкратове?

— Да потому что это сегодня в столовой было! Великий князь с нами за стол сел и обед на двоих заказал, сказал ещё официанту: «Мне с товарищем…»

Вокруг рта капитана залегли неприятные жёсткие складки:

— Господин хорунжий, я понимаю, что это против правил, но в интересах следствия вынужден потребовать от вас показать: над каким именно местом в письме смеялись остальные участники потасовки? — он повернул и подвинул ко мне бумагу.

Ощущение не из приятных, однако пришлось читать.

— Так вот, после приветственных строк, самое начало: «Дорогая маманя!» — и дальше, до слов «а ели мы…»

— Вы понимаете, что это в корне меняет дело?

— Нет, — честно сказал я. — В рыло-то я ему первый двинул.

— М-хм… — капитан потёр висок. — А до того, как вы увидели прочих участников событий, не слышали ли вы ещё чего, кроме смеха?

Я постарался припомнить:

— Вроде, Дениса голос. То ли: «Отдайте!» — то ли: «Перестаньте!» — такое что-то.

— Ага, Панкратов всё же кричал?

— Да ежли он умеет кричать-то… Так, как придушенный. Он и заикается же ещё.

— М-хм. Что ж, благодарю вас за честные показания. Распишитесь вот здесь и здесь.

Пока я ставил подписи, капитан повернул в приборе какой-то рычажок, и звуки зала стали отчётливо слышны — покашливание, ёрзанье, шаги полицейских. Капитан забрал мою бумагу:

— Господа, прошу встать всех свидетелей, явившихся после начала драки, — заскрипели сдвигающие стулья, поднялось человек двадцать. — В свете открывшихся фактов ваши показания становятся малозначимыми, однако в ближайшие две недели территорию университета вам покидать запрещено. Прошу садиться, — снова заскрипели стулья. — Теперь прошу встать задержанных, принимавших участие в драке, из числа тех, кто также не видел её начало, — он зачитал фамилии. На сей раз поднялось семеро.

А я всё на сцене как дурак сижу, уходить-то не велено было.

— Согласно статье двести шестьдесят два Уголовного уложения, за участие в массовом нарушении общественного порядка на каждого из вас налагается штраф в размере пятисот рублей, — тут я едва не присвистнул. — Также в соответствии с уставом университета, каждому надлежит четыреста часов обязательных общественно-полезных работ, ответственность за их организацию возлагается на административно-хозяйственный отдел университета, с обязательными отметками в специальных табелях университетского полицейского участка.

— Касательно остальных участников инцидента, — капитан зачитал все наши фамилии, включая Панкратова, — дело передаётся в Третье отделение. Покуда прошу оставаться на местах, сейчас мы выясним, сможет ли сегодня прибыть следователь. В противном случае все вы отправитесь под домашний арест в свои комнаты. Остальные могут идти.