С этими сумбурными мыслями меня препроводили в очередной дом. Непременная тяжелая дверь — и внезапно словно в салон попал. Ну, там где дамочки обновки примеряют. Длинный стол-прилавок, пара манекенов по углам и толстенький еврейчик-продавец в круглых очках с золотой оправой.

— Таки кого я вижу! Ярослав, как ваше ничего, как матушка, чтоб ей быть здоровой? Как детушки?

— Мойша, прекрати балаган! Францевич послал к тебе, а не к Люциусу, будь добёр соответствовать!

— А шо ви, к примеру, меня сразу пугаете? У меня для этого сегодня не было проблем с пищеварением… — еврейчик наткнулся на бешеный взгляд Ярослава и осёкся: — Понял, не дурак, дурак бы не понял… Раз уж Фридрих Францевич изволил составить моей скромной лавке протекцию… — он внезапно скинул всю эту шутовскую жидовскую мишуру и стал предельно серьёзен. Как подменили человека: — Господин хорунжий, чего изволите?

— Идём на «Красную Аиду», три человека. Продавец билетов и волхв посоветовали…

— Ни слова больше, я всё понял! — он вскинул перед собой ладони, затем юрко нырнул под прилавок и принялся выкладывать на стол узкие коробки, не переставая бормотать: — Ишь ты, на «Красную»! И вы вот это здесь рассказываете на полном серьёзе? Ничем не рискуя? Ярик! Такой симпатичный молодой человек, вы хоть сфотографировались с ним на память, шоб иметь перед собой напоминание, за что наказывает вас судьба?

Купчина свирепо фыркнул, а Мойша в очередной раз вынырнул из-под стола с длинным футляром в руках и укоризненно уставился на меня:

— А по-другому самоубиться вам не интересно?

— Стоп! — я схватил его за руку. — А теперь поподробнее… «самоубиться» — это как? Ты о чём мне тут толкуешь?

— А о том! — он вырвал ладонь у меня из руки. — Не все с «Красной Аиды» возвращаются. И жандармерия четыре!!! — он воздел палец вверх и затряс им: — Четыре раза!!! Прекращала пьесу. И ничего! Никаких улик! А люди пропадают! А теперь вы, и ещё два билета, а бедному еврею соответствовать? А ежели что не так, Фридрих меня на форшмак пустит? — он встряхнулся и продолжил уже максимально деловым тоном, — помещение театра сильно изрезано всяческими коридорами и закоулками. Значит, предельная дальность взаимодействия… м-м-м… берём тридцать метров. Остается вопрос веса. Насколько вы профессиональны?

— В чём?

— Насколько вы профессиональный военный?

Я повернул к нему рукав и предоставил с осмотру нашивки.

— Доступно?

— Очень даже! — карикатурный еврейчик улыбнулся и убрал три коробки. — Остаётся вот это. Рекомендую первый образец. Остальные… сильно на любителя, и, с моей точки зрения, будут вам сильно хуже. Итак, — он открыл длинный, узкий футляр тёмного дерева, — ППД, пистолет-пулемёт господина Дегтярёва, творчески доработанный нашими умельцами. Приклад, как вы видите, полностью убран, вместо него пистолетная рукоять, а перед магазином ещё одна, для более точного удержания. Магазин стандартный, на семьдесят один патрон, возможна замена на двадцатипятипатронный секторный. Но это для полевых боёв, вам же мы предложим три полностью снаряжённых магазина барабанного типа. Этого хватит для любого скоротечного конфликта в городских условиях.

В коробке лежал ублюдок. Вот прям других слов не находилось. Коротыш с двумя рукоятками, между которыми должен умещаться круглый барабан. Хочу!

— Заверните два! — Хагену подарю, он оценит.

— Два лично вам, или вообще? Насколько я понял — билетов три, так может ещё пару добавить, итого четыре?

— А у тебя есть?

— Для вас — найдём. К каждому три магазина, правильно?

Я кивнул.

— Теперь ещё момент. Один магазин я предложу вам с надрезанными пулями, для сугубого воздействия. Один с уплотнёнными сердечниками это, значит, как бы бронебойные, ну и один — простой. Чтоб был полный набор. Берёте?

— Беру.

— Рад видеть понимающего человека. Барабаны подписаны, на бронебойных буква «Б», на разрывных крестик, как «Х». Секунду!

Он вышел в соседнее помещение и почти сразу вернулся со странного вида серо-белым свёртком:

— Смею также предложить… э-э… не сочтите за дерзость. Это нижнее бельё. Из паутинного шёлка. Магически усиленного. Удержит пулю или слабое магическое воздействие. Но синяки и прочие повреждения будут. Часто носят с максимально толстым обычным бельём. Хоть какая-то защита от синяков. Рекомендую как средство последнего спасения.

Я с сомнением смотрел на кулёк:

— Это твоё бельё — без кружавчиков?

И в ответ никакой улыбки. Прям выпал из образа еврейчика… Спокойный, серьёзный профессионал:

— Бельё бывает трёх типов, мужское, женское и детское. Вам я предлагаю, естественно, мужское, — он развернул на столе полупрозрачное исподнее: сорочку и кальсоны, — Здесь достаточно удобные завязки, ткань весьма эластичная, этот экземпляр подойдёт под ваш размер. Молодой человек, пожалейте себя! Возьмите то, шо вам советует седой еврей!

Я непроизвольно дёрнул бровью на выглядывающую из-под еврейской шапочки чёрную шевелюру.

— Это краска, — не моргнув глазом отбрехался Моисей. — Ну шо, таки Вы будете делать ваш правильный выбор, или мне забыть Вас навсегда?

— Беру! — решился я.

— И это правильно! Жизнь надо любить, поэтому… Вот! — На стол лег пояс-патронташ, на манер охотничьего, мы его «бурский пояс» называли. Только к кармашках вместо патронов к ружью непонятные вроде бы плитки каменные. И вновь никакой улыбки: — Также смею предложить артефакты-разрушители стен. Прижимаете гладкой стороной к стене, нажимаете вот сюда, стену сносит. Внимание: активация только человеческим пальцем. Живым! Оторванным не получится. Глубина воздействия: до метра кирпичной кладки. Вас от осколков укроет однозарядное поле. Крайне не рекомендую прижимать гладкой стороной к себе. Хоронить, скорее всего, будет нечего.

— Ого! Беру. Вот это точно беру. Ещё что-нибудь есть?

Еврейчик развёл руками.

— К сожалению, для вашего случая — это всё. Вы же идёте в театр, а не на войну. Ежели будете снаряжаться на какую-нибудь кампанию, милости прошу, Моисей Соломонович обеспечит вас, как родного.

Я вновь вгляделся в его невозмутимое лицо. По любому, когда Хаген «Саранчу» пригонит, сюда стоит заглянуть, может он ещё что присоветует. Это ежели мне денег на его советы хватит.

Расплатился, причём денег княжеских хватило, но едва-едва. Я с сомнением посмотрел на бельё. Вряд ли в театрах время и место будет…

— Любезный, а?..

— Комната для переодевания — третья дверь направо.

— Спасибо, я воспользуюсь, а вы мои покупки упакуйте покуда. Ну там, чтоб в театр не зазорно было пронести.

— Не извольте беспокоиться. Всё будет учтено в лучшем виде!

Сходил, переоделся. Новое бельё прям поверх старого напялил (благо, растягивается), перевязь с амулетами — на пояс, надеюсь, не сварюсь. Да тем более один вечер потерпеть можно. Вообще, эти сборы и покупки меня изрядно напрягли, ну ей Богу, на войну собрался, а не в театр. Да ещё волхв этот, с его туманными намёками, ядрёна колупайка. Вышел в зал, а коробки с «ублюдками» уже в цветастые бумажные пакеты упакованы, и даже ленточками перевязаны, чисто подарочные коробки с шоколадом. Сервис, не хухры-мухры.

— От спасибо, оченно хорошо! Всего вам доброго, милейший.

— Будем всегда рады вас видеть, господин хорунжий.

ЗА ПОПУТЧИКАМИ

Вышел на улицу, ох ты ж, совсем вечер! Не слабо я по магазинам прогулялся. Бодрым шагом добрался до «Победы». А Иван, похоже, уже все жданки сьел. Стоит у машины, головой нервно — туда-сюда.

— Тебя за смертью посылать, Илья! Ну ей Богу, как барышня в салоне нижнего белья!

— А что, доводилось и там ждать?

Он не выдержал и улыбнулся.

— Ну-у, раз бывало. Скажу тебе: вот где ужас-то, все эти кружавчики и тряпочки полупрозрачные… Это брат…

— Не надо мне ужастев всяких, садись в машину, я тебе подарок вручу.

— А подарки я люблю-ю, — Иван споро залез в салон, — давай, доставай.

Я протянул ему «его» пакет, украшенный симпатичным бантом с фиалками.