Софья, вспоминая, протянула:

— Так и было! Эти идиоты позвонили папеньке, и говорят «Ваша дочь у нас! Сейчас вы услышите, как она кричит…»

— Точно! Приволокли меня в кабинет, прям за косы — больно, страшно… Толкнули к телефону — и тут у меня случилась инициация и спонтанный выплеск. Бабах! Иду потом по дороге, реву — где, чего, непонятно, лес какой-то… Хорошо, дилижанс почтовый меня подобрал и до полицейского отделения довёз.

— А жандармерия потом три часа ледяные глыбы расколупывала! — порадовалась за достижение сестрёнки София. — Так что, Ванечка, нам про трагические события юности не рассказывай, на жалость не дави!

— Попрошу обратить внимание, дамы! Маша, ты их заморозила! Да ещё, фактически, случайно, — Иван наклонился к девушкам. — А так чтоб зная, что делаешь? Разрубить пополам, чтоб кровь-кишки на тебя хлестанули?

Обе девушки передёрнулись.

— Ну фу-у-у, же! Ваня, фу-у!!!

— А Боброва его признала знаешь когда?

— Когда его борщом облили? Ты извини, Илья, — Соня прижала ручку к итальянским кружевам, — но это уже исторический случай, его все в академии знают.

— А знаете ли, барышни, почему? — продолжал наседать Иван.

— Не-ет! Ну-ка, ну-ка, расскажи, очень интересно!

— А они в Трансваальским поезде батюшки моего познакомились, и был тогда Коршун в крови.

— И она его спасла?

— Нет. Он её спас, и всех выживших в том вагоне, и папаню её, а в крови он был в чужой. Весь. В чужой крови, супостатов наших. Ну, а тут — суп красный, вот и признала. — Великий князь помолчал. — Оно, конечно… ты уж извини, Илья, подсобрали про тебя мои безопасники информацию. Прям как криминальный роман читается. Ужас натуральный.

Я пожал плечами.

— Ну так, как говорят в Сирии — кисмет!

— Это да.

— Мальчики, хватит киснуть! — всплеснула руками Мария. — Вы сейчас ещё пару бутылок водки выпейте, боевые подвиги вспоминая. Помнишь, Соня?

И девчонки хором затянули «О-ой, то не вечер, то не ве-ечер, мне малым-мало спалось…» причем нарочито имитируя пьяные голоса. Иван заметно смутился.

— Ну было то раз всего… Не конфузьте меня…

БЛИЖНИЙ КРУГ

Пока болтали, «Победа» прикатила на какую-то площадь. Плохо я в Новосибирске пока ориентируюсь — вообще непонятно, где мы. Вышли из машины, подали ручки дамам. Девушки, мигом забыв мои слова о казацком воспитании, совершенно естественно повисли у нас на локтях. Судя по всему, и Софья и сестра её Мария вообще никого не стеснялись. Коробки с «ублюдками» сложили в кожаный саквояж, и Иван самолично тащил их. На вопросительный взгляд спутниц, просто махнул рукой.

Площадь была забита настолько пафосными автомобилями, что княжеская «Победа» совершенно терялась. Любят у нас некоторые шикануть, пыль ближним в глаза пустить. И зачем? Непонятно. Вот, тот же Иван — уж, думаю, князь на такой конфетке мог прикатить, что местные франты слюнями бы подавились от зависти, ан нет — неприметная тёмная «Победа». Оно, конечно, внутрях у оного автомобиля могла быть совсем иная начинка, нежели у обычного салонного варианта, но внешне-то — абсолютно спокойный облик.

Какая, прости Господи, хрень в голову лезет, а? И дамочка, столь фривольно висящая на моём локте, вообще не давала возможности в душевное равновесие прийти. Нервировала. Но не скажешь же ей: иди-ка рядом да ровненько? Некрасиво, вроде как. Да и княжна, опять же.

Вот Иван! Он, поди, и в ум не берёт, в какую неприятную диспозицию меня поставил. Хлеще, чем в варьете голозадом, пень горелый. Варьете — что? Заведение закрытое, а тут мы — как шиш на ровном месте. К примеру, увидь меня сейчас Серафима — очень ей приятно будет? Да и не привык я к излишнему вниманию, а в компании Марии Гуриели мы, кажись, все возможные взгляды с площади собрали. Спасибо, что пялились люди в основном на неё.

Пока я терзался подобными мыслями, к нам подскочили — вот другого слова и не подберёшь — два парня. Оба с военной выправкой, один по виду явно кавказец, второй чем-то на Хагена похож, только волос не белобрысый, а каштановый. И как-то ненавязчиво, пока здоровались, и Софья, и Мария оказались с ними под ручку. Я вздохнул с облегчением, а вот Иван, вижу, недовольно поморщился. Ага, ревнует…

— Пётр, Серго, позвольте представить вам моего боевого товарища, Илью Коршунова.

— Ваня, ты себе товарищей по фамилиям подбираешь? — засмеялся каштановый. — Прошу прощения, за возможно неуместную шутку, хорунжий. Пётр Витгенштейн, будем знакомы. Ежели князь решил представить вас ближнему кругу, значит без чинов, и значит вы весьма достойная личность! Ещё раз, Витгенштейн Пётр, рад знакомству.

— Вот ты бабаболка, — нараспев, с легким акцентом протянул второй парень. Чёрные как смоль волосы, горбоносый профиль. — Серго Багратион, можно просто Серж… — И внезапно, ухватившись за мой правый рукав, вообще без перехода, толкнул Витгенштейна: — Ты видел, а? Нет, ты видел⁈ — с совершенно детским восхищением, он указал на мои нашивки. — Ай, маладца, ай гмири, ай, не спроста Ваня тебя другом считает, а! Ты где это всё получил, дорогой? Дай я тебя обниму! — и реально полез обниматься.

— Ты чего, Серго?

— Петя, ты слепой? Вах! Да такое у нас только годам к тридцати имеют, э! Да и то не все! Ты смотри, две за защиту Родины на дальних Рубежах, Африка и Сирия, вай! Ты смотри! Польша! Азия! Дорогой, дай я тебя расцелую! Ваня, ты меня так удивляешь, я просто в восторге, где ты этого парня отыскал, а?

— Успокойся, Серго! — попытался утихомирить, черезчур впечатлительного кавказского князя Иван. — Я именно поэтому и привёл Илью, познакомить с моими друзьями, чтоб вы все его знали, и уважали, — он с нажимом произнёс последнее слово, — как и я. — уже спокойнее закончил князь, а потом добавил: — Он мне жизнь спас.

С-сука, вот не надо было последнее добавлять. Во-первых, не факт, что такое было — это ж случайность, а второе, мне вообще не понравилось, как они все на меня уставились. Смущаюсь я.

ТЕАТР

— Ладно. Мы тут в театр пришли? Вот и пойдёмте, — завершил неуместные восторги Иван.

— А билеты на «Красную» все проданы, — Пётр развёл руками. — Знаешь, легкий флёр опасности, очень популярная постановка, даже твой титул…

— А мы не будем козырять титулами. Коршун достал три билета, — они опять все уставились на меня, — и у дорогих сестёр Гуриели три билета, которые они коварно выиграли. Надеюсь, дамы поделятся с нами билетами?

— Поделимся! — царственно проговорила Мария, и мы прошли в высокие, отделанные полированной медью двери.

Что сказать — красота, потолки высоченные, люстры сверкают, полы мраморные. Умеют театралы пыль в глаза пустить. Больше всего меня беспокоило, что все поголовно в роскошных одеждах, мужчины даже кое-кто во фраках, дамы в вечерних платьях, и тут я — белая или, вернее, серая ворона. Вот князюшко — гад ползучий! Не удивлюсь, что он меня так подколол за то, что я ту Зизи тискать отказался. Понятно, что он говорил, что идём в театр, но зная Ивана, можно было предположить, что это очередное варьете беспутное, а не светский лоск во всей красе.

Но на нашу компанию смотрели вполне благожелательно. И я не думаю, что все тут знали, кто такой Иван, так-то он не особо светился в светской хронике, в отличие от своего старшего брата и сестры.

— Мальчики, вы не скучайте, мы скоро! И, Петя, много не пей!

Девушки куда-то упорхнули, должно быть в дамскую комнату, оставив нас у буфета.

— Ну что? По пятьдесят? — тут же предложил Витгенштейн. — Скоро представление, а мы ни в одном глазу?

— Тебе Мария что сказала?

— Ой, да ладно тебе, Ваня. Мне им нравиться не обязательно. Это ты у нас… — он осёкся. — Ладно-ладно. Я всё понимаю, был не прав, извини.

— Я же говорил — балаболка! Как есть, — протянул Серго.

Но в буфет мы всё-таки зашли, пристроились у барной стойки.

— Иван, ты мне вот что скажи, — я взял у князя саквояж, пусть у меня будет, так надежнее, — ты зачем дамочек на это, — я выделил голосом последнее слово, — представление позвал? Опасно же!