Увидев, что за незнакомцем закрылась дверь, атаман схватил меня за локоть и отволок к окну.

— Ты совсем берега попутал, Коршунов? Что, весь в медалях, Соколова спас, думаешь, Бога за бороду ухватил? Ты кому хамишь, мерзавец?

— Ваше высокопревосходительство, да кто это вообще? Ни погон, ни различий… Я что, каждому штатскому кланяться должен?

— Ты реально не знаешь, или придуриваешься?

— Ваше высокопревосходительство, Сергей Семёнович, отец родной, вот сейчас обидно было, да! Я когда кому врал-то⁈ Ну-у… если б только разыграть шутейно, так потом же извинялся первый.

— Великий князь Кирилл это! Приехал детей в столицу забрать.

— Детей?.. — шёпотом поразился я.

— А то ты не слышал ещё? Вся база уже на ушах стоит, разве что собаки новости не обсуждают — и тут ты, непросвещённый спаситель, на мою голову… — атаман встряхнулся, словно удивляясь: чего это он со мной тут беседы беседует, когда у него там такой важный гость, и добавил строгости в голос: — Так! Идёшь к себе, весь день отдраиваешь «Саранчу» и занимаешься вообще приведением всего, что тебя касается, в порядок. Я с тебя ещё спрошу за то, что ты без медицинского разрешения в бой полез! Аника-воин! Завтра с утра чтоб вместе со своим дойчем были готовы!

— К чему готовы-то, ваше высокопревосходительство?

— Да ко всему! — заорал он. — Всё! К себе в расположение шагом марш!

— Есть!

Чётко, по-строевому развернулся и пошагал. На входе вцепился в поджидающего меня Хагена:

— Так! Дойч! Ты про детей Великого князя что-нибудь слышал?

Тут нас чуть не снёс очередной посыльный с вытаращенными глазами, и мы почли за лучшее убраться в сторону, за палатку канцелярии, в которой стоял страшно деловой гул.

— Так что там дети?

— Слышал мельком. Дочь и сын.

— Даже так?

— Да. Дочь, насколько я понял — Анна Кирилловна, которая была приставлена к вам сестрой милосердия.

— Ядрёна колупайка! Так вот что Соколов говорил, чтоб я ей глазки не строил! — и тут до меня дошёл следующий факт. — Погоди-ка! Раз он знал, что Анечка — княжна, то он сам или из приближённых, или её братец и есть!

— Так точно, именно так. Иван Соколов есть Великий князь Иван Кириллович, сын Великого князя Кирилла Фёдоровича.

Охренеть!

Фон Ярроу некоторое время смотрел на мой обалделый вид, ничего не дождался и осторожно (полагаю, опасаясь травмировать мою и так неустойчивую после вчерашнего психику) продолжил:

— Есть ещё новость. Завтра награждение, но это как будто пока секрет.

— Ясно море! Дальше.

— Дальше есть несколько расплывчатые данные, что вас в числе четырёх особо отличившихся хотят куда-то направить для обучения. Это поощрение и большой почёт. Поздравляю!

— Какого на хрен «поздравляю»? У меня жена через два месяца рожать будет, на отпуск надеялся, хоть повидать её съездить, а теперь как?

— Это уже не ко мне.

— Да это ясно, что не к тебе…

А дальше мы драили «Саранчу», укорачивали до положенной по уставу длины чехол, подновляли камуфляж. Вообще, я подумал, что неизвестно: пошлют ещё в бой или нет, поэтому, пока возможности базы позволяют и казна платит, прогнал шагоход через все возможные тесты, заменил все жидкости и расходники. И даже генератор подгоревший успел поменять. Уханькались, конечно, как чушки. И в краске, и в масле, зато «Саранча» просто сверкала.

А уже под вечер, после бани, приводили в порядок парадную форму. Там особо стараться не пришлось — пыль стряхнули, и всё. Я ж её и не доставал за всю компанию.

Если честно, спать ложился в некотором мандраже. Не каждый день такое начальство наезжать изволят. Да ещё эта предполагаемая отправка на учёбу, будь она неладна…

Утром корпус, за исключением дежурной смены, построили на плацу. Все красавцы, парадка, медали-ордена сверкают. Позади строя шагоходы силу России в данном регионе показывают. Внушительно. Пыль в глаза пустить — это военные запросто.

На импровизированную трибуну из заглушенной «Славянки» поднялся Великий Князь Кирилл. Сначала речь напутственную произнёс, мол все мы — герои, и в этих песках являем нашим недругам, да и всему миру, тяжёлую длань России. Ну и подобное патриотическое. Умеет всё-таки наше начальство красиво словеса завернуть.

По завершении речи гаркнули троекратное «Ура!», но как все ожидали, это был ещё не конец.

На «Славянку» забрался атаман, и двинул речугу, что мол все молодцы, но есть среди нас особенные. Ага. Молодцы из молодцов. И вызывает первым Соколова.

Хорунжий, печатая шаг, вышел из строя, а там уже Великий князь у столика специального стоит, на столе грамоты почётные, медали да ордена разложены. Атаман объявляет, а Великий князь вручать изволит. Ну это понятно. Соколову вешают медаль за проявленный героизм и он, печатая шаг, уходит обратно в строй. А я то думал, что он останется рядом с батей. По-любому, уже все всё знают. Секрет Полишинеля, едрид-Мадрид.

Потом вызывали всяких отличившихся. Долго.

Вот ей Богу, можно же было, если трое медаль «За храбрость» получают, и вызвать их сразу всех троих. И вручить сразу всем трём. Так нет же — персональный вызов, для уважения! Как бы Великий князь, представляющее Императора лицо, каждому отличившемуся отдельно благоволение оказывает.

Но жарко же.

Солнце сирийское прям в темечко долбит.

Минут сорок стояли, награждались. К нашей чести, почти все отличились. Явных залётчиков не было, и даже на пьянке в неурочное время никого не поймали. Только вот меня чего-то не зовут. Неужели пролетел? Странно, атаман же явно сказал про завтрашнее, чтоб готовился… ну, сегодняшнее. Да и немчура тоже. Стою, нервничаю.

А Великиий князь и Атаман, похоже, подходят к завершению. И ни слова про меня, любимого. Оно, конечно не за ради медалей мы тут. Но хоть грамоту-то дали бы. Жмоты.

— И в завершение награждения, этой почетной для меня церемонии, хотелось бы отметить ещё одного казака Русского Экспедиционного Корпуса. Илья Коршунов, выйти из строя!

— Есть! — сделал положенные пятнадцать шагов, вытянулся перед Великим князем.

Одобрительно осмотрев мой иконостас (а что, есть чем гордиться!) Константин Фёдорович улыбнулся и обратился к строю РЭКсов, а не ко мне.

— Всем вам известна беспримерная боевая доблесть данного казака. Я бы сказал, лихость! Но один из подвигов заслуживает особенного к себе отношения, — Великий князь многозначительно оглядел строй: — За спасение члена императорской фамилии Божией милостию Андрей Первый, Государь Император и Самодержец Всероссийский, Царь Польский, Великий Князь Финляндский и прочая, и прочая, и прочая, награждает Коршунова Илью золотой именной саблей!

Вот тут по рядам вздох пронёсся.

Великий князь принял из рук адъютанта оружие в нарядных ножнах, эфес с витиеватой надписью «За храбрость!» и впрямь горел золотом, да ещё и камушки, кажись поблёскивали. Я принял саблю двумя руками (дрожащими, мать его!), поцеловал:

От волнения запершило в горле, еле осипшим голосом прохрипел уставное:

— Служу царю и Отечеству!

А Великий князь, оказывается, ещё не закончил.

— Помимо сего, за проявленную храбрость… — тут, к моему изумлению, пошло перечисление всех вообще моих воинских заслуг и отличий начиная аж с первого контракта и до эпизода с «Саранчой» и Соколовским «Святогором», который все упорно именовали жертвенным спасением Великого князя, дальше внезапно снова пошёл императорский титул, да полный, на две минуты, — … и прочая, и прочая дарует Коршунову Илье Алексеевичу потомственное дворянство с выделением наследных земель в Иркутской губернии.

Великий князь вручил мне обтянутую шёлком папку с тиснёными золотыми буквами, внутрь которой была вложена сама грамота о пожаловании.

Строй вздохнул второй раз. Я изо всех сил удерживал челюсть и вообще лицо.

— Помимо сего Государь своим волеизъявлением производит старшего вахмистра Коршунова досрочно в чин хорунжего…