Рядом с девушкой стоял мужчина. Светлый костюм, ухоженные усы. Не молодой, не старый. Тянуть интригу он не стал. Бодро подошел и протянул мне руку:

— Давно хотел с Вами познакомиться, Василий! Виктория много рассказывала о Вас. Позвольте представиться. Токарев.

Глава 11

Эммануил Григорьевич был потомственным купцом. Купцом, который не лишился всего при новой власти, а, наоборот, капитал свой приумножил. И это говорило о многом.

Эммануил Григорьевич отлично разбирался не только в торговле и управлении, но и в конъюнктуре. Он прекрасно знал, как, что и когда надо сделать, где, что и кому надо сказать, чтобы практически при любом раскладе остаться в выигрыше (одна лепнина с профилем Ленина и знамёнами на потолке его особняка — не говоря уже об образцовых Красных уголках на предприятиях — чего стоила).

Эммануил Григорьевич ныне был не просто одним из самых богатых, но и одним из самых уважаемых и влиятельных людей Новогирканска. Знакомство и связи у него были ВЕЗДЕ. Поэтому о скандале, разгоревшемся в горисполкоме, он был осведомлён в подробностях и одним из первых. И едва ли не лучше всех знал, что ковать железо надо не отходя от кассы: поскольку решение вопроса об управлении николаевскими землями чиновники отложили, появлялся шанс взять парня в оборот, под тёплое крылышко, и извлечь из сложившейся ситуации максимум выгоды. Но действовать очень, очень осторожно! Ибо, судя по рассказам, отрок был весьма импульсивен и вспыльчив.

А на вид — так ничего особенного: открытый взгляд, русые вихры, из фигуры ещё не ушла подростковая угловатость.

В свои 60 (которые на вид ему дать было совершенно невозможно) Токарев отлично разбирался в людях. Но, вспоминая рассказы дочери и прислушиваясь к пересудам и сплетням о новоявленном Избранном, он так и не составил для себя целостную картину. А знать возможности, сильные и слабые стороны объекта будущих манипуляций — первейшее дело при планировании и построении отношений. Почву при этом надо было прощупывать лично. И максимально тщательно.

И вот час пробил. Приветствия, представления, формальные фразы. «Дочь много рассказывала о Вас» и «Наслышан о Ваших подвигах!»

— Виктория, сообрази-ка нам чайку. В ногах правды нет, а за столом беседовать куда удобней.

Эммануил Григорьевич внимательно и аккуратно рассматривал паренька. И вот о нём в определённых кругах уже легенды ходят? Рассматривал и сопоставлял увиденное с собранным доверенными людьми досье. Досье это получилось весьма подробным, хотя и противоречивым. Местами.

Из рабочей семьи. С родным батюшкой там не всё однозначно. До нынешнего года никаких выдающихся качеств не проявлял. Учился с трудом, но вот работал на совесть. По весне получил по головушке, да так, что вмиг на больничной койке приземлился. И после этого у парня в черепушке что-то перемкнуло — таланты так и попёрли. Взялся за учёбу. Пробудил магию — занесён в Бухаринский список возможных природников. Драться наловчился — смог Мага земли, пусть и пьяного, отметелись. А ведь это дело, да ещё при ощутимой разнице в характеристиках — ой какое непростое, практически невероятное. Те, что с землёй завязаны — словно броней прикрыты. Приходилось дело иметь, приходилось!

Токарев про себя усмехнулся. Если хотя бы у каждого тысячного будут пробуждаться пусть и не столь выдающиеся навыки, почему бы не завести на предприятиях традицию «просветляющих» подзатыльников?

Эммануил Григорьевич подождал, пока Вася в кресле устроится, и весело поинтересовался, наблюдая за Кузей, ловко переместившимся с Васиного плеча на стол к вазочке с вареньем из шелковицы:

— А это что за неведомая зверушка?

— Его Кузьмой зовут, — после неловкой паузы сообщил Василий, пытаясь перехватить Покемона, довольная морда которого мгновенно окрасилась в чернильно — синий цвет.

— Ничего, ничего, пусть кушает! — поспешно вступился коммерсант — шустрый терос давал ему лишние мгновения для размышлений.

Итак, после было Сияние Грёз и обретение Дара: при таком послужном списке неудивительно, что Фамильяр этого стукнутого выбрал. Дальше парень недели полторы (непонятно, зачем) в одиночку партизанил по городу, а после и вовсе сиганул в Лакуну. Эммануил Григорьевич даже и не знал, что Избранные так могут. Оказалось — могут. Только кто же в здравом уме и с голой задницей в Лакуну сунется? Похоже, туда можно лишь в одиночку. И только Избранному, при этой Лакуне пробудившемуся. Ну и какой нормальный человек воспользуется такой возможностью, даже если о наличии таковой узнает? А вот один воспользовался, да так, что потенциально готов потеснить его, Токарева, с пьедестала богатейшего ( если не считать кланов с их «заначками») человека города…

Коммерсант снова перевёл взгляд на Василия: держался юноша спокойно — явно здесь не впервые. Немного смущён знакомством с отцом своей… Кем же он считает Вику? Товарищем? Соратницей? Подругой? Какие же всё-таки странные отношения у современной молодёжи!

* * *

Отец Виктории был великолепен — поверьте бизнесмену, проведшему за свою жизнь сотни переговоров. Он не стал сразу брать быка за рога — разведку проводил филигранно, попутно осуществляя все возможные процедуры по вызыванию у собеседника ощущения стойкой приязни к его, Токаревской, персоне. Рассказывал о своей жизни, интересовался моей, много шутил. И наблюдал. Как я отреагирую на анекдот, на чью сторону встану в описанном конфликте, задам ли уточняющие вопросы? И если задам, то какие?

Алукард тревожно ёрзал перед моим носом — общение такого уровня было для него в новинку.

«Я думал, ты сейчас отмочишь что-то в стиле: "моя — эта — молодой красный пролетарий! Утираюсь рукавом, вещаю о величии партии и стремлюсь поделиться авторитетным мнением о политике и о переплавке обрезков металла, как важнейшим экономическом факторе благополучия Родины».

" Э, нет, дорогой! Эту песню мы с успехом исполняем в административных кругах. Пока. А здесь у нас с тобой политИк куда тоньше. Хотя… "

Я глянул на Викторию. У стола хлопочет, губку прикусила. Явно беспокоиться, чтобы её папенька Васю не слопал (хоть Вася и орёл, но с папой они по-любому в разных весовых категориях).

Чашечки, ложечки. Буль-буль. Динь-динь!

— Извините! — вспыхнула девушка. «Ой! Моя такая неловкая», — пришло мне в голову.

Ну, что ж, похоже, теперь мой выход. Я сыпанул в чай сразу ложек пять сахара, после чего с фразой «Тысяча извинений» самозабвенно забарабанил по стенкам украшенной серпом и молотом тонкостенной фарфоровой чашечки.

Эммануил Григорьевич вздрогнул, моргнул и сделал глоток из своей чашки. Первый акт представления был окончен. Занавес.

— В городе ходит самые фантастические слухи про отчаянного парня, который один и без оружия отправился в Терос Мегаро, — ну, наконец-то, господин Токарев решил поднять самую животрепещущую (для нас обоих) тему.

Я важно кивнул:

— Дурак был, наверное, как тут некоторые недавно говорили.

— Вася! — залилась краской Виктория, вспомнив нашу встречу около особняка Канисов.

— Что, «Вася»⁈ Ты же сама всегда говорила, что настоящий комсомолец не о себе сначала должен думать, а о своих товарищах да о стране. А мне товарищи волшебный молот подарили. Силища в нём — закачаешься! Вот я и подумал — если молот этот на моём заводе тероса лютого прикончил, то что мы с ним натворить сможем, коли в самом логове монстров окажемся? — я неловко пожал плечами. — Так вот и вышло, как вышло.

— Завидую я вам, Василий, — взгляд Токарева затуманился, слова звучали, словно издалека. — Кому ещё довелось Лакуну увидеть в первозданном, так сказать, виде? До слияния и стабилизации.

— Ну, не знаю! Я так больше от теросов драпал, пока пещеру подходящую не нашёл. Да и потом надо было сообразить, как подольше в живых остаться. Там, знаете ли, не только чудовища водились. Вот не понравишься дереву какому-нибудь, так оно из тебя ужин себе организует. Так что видами полюбоваться у меня не слишком вышло.