После этих слов Ворон, его начальник и ещё несколько представителей госаппарата на местах заметно посерели лицами: буквально перед самым окончанием битвы в Лакуне им сообщили, что родители Избранного пропали во время вооруженного столкновения под Баку. Возможно, погибли. И Василий ещё, понятное дело, не в курсе. И что будет, когда узнает — представить страшно, особенно если учесть всё, озвученное Петровским.

— Вы подняли вопрос, значит, у вас есть предложение? — степенно произнёс представитель СовНарКома.

Петровский выпрямился и доложил чётко, по-военному:

— Единственное, что я пока могу предложить — это поголовная регистрация всех его подконтрольных зверей, а так же введение ограничения на их выход из Лакуны. Тому же четырёхранговому мохнатому слону с клыками в городе точно делать нечего…

— Ещё что-то?

— Ещё можно привлечь Николаева к обороне области от магических зверей. После прорыва Лакуны точно будет всплеск их активности. И он, как коммунист, должен подключиться к этой деятельности на добровольных началах. Путь поучаствует в боевом слаживании с войсками, побывает на операции по отлову или зачистке. Ну и, конечно, оборона от теросов в Лакуне. Часть его зверей должна контролировать хотя бы внешнюю границу принадлежащей ему территории…

— Хорошо, — заявил рассудительный москвич, взял карандаш, пододвинул к себе блокнот и шумно начертил в нём несколько линий. — Давайте, наконец, сведём все проблемы воедино и составим некий проект решения, который поможет нам выработать последовательность действий.

«Ай, молодца! — Ворон искренне восхитился способности этого товарища настоять на своём. — Впрочем, свой самодур ближе к телу. А этот уж больно основательный. Хвала Богам, он не мой начальник».

«Козёл! Опять останется чистеньким!» — думал Огнев, судорожно прикидывая, на кого можно перевести стрелки в случае негативного развития событий.

Петровский же молчал, возвышаясь над остальными. Никто не одёрнул его, не предложил сесть. На языке командующего вертелась ещё масса доводов, но по размышлении он решил оставить их при себе.

При себе он оставил подозрения в том, что у Василия, возможно, ещё и незаурядный полководческий дар, или что-то в этом роде. Тот и прежде, чем стал Избранным, владел какими-то нестандартными боевыми навыками. Мишку с компанией тогда на пляже он разделал под орех по всем правилам боевого искусства. А его сын, на минуточку, выпускник военной академии, отличник! Что, если после обретения Фамильяра эти способности у рабочего паренька раскрылись в полную силу?

Петровский не стал обращать внимание участников совещания на то, что эти звери в прошедшей битве умудрялись действовать СЛИШКОМ слаженно. Атака, оборона, отступление… Одни прикрывают других… Всё по науке! Да они даже на дружественный огонь не отвечали — лишь уклонялись (что крайне странно для зверей, и говорит либо об их повышенном интеллекте, либо о тотальном контроле со стороны мага). Возможность долгой дрессировки и обучения командующий уже во всеуслышание отмёл, поскольку достичь такого результата за месяц без первого или второго невозможно.

Короче, этот крайне одарённый шкет беспокоил Петровского не на шутку. Он бы даже не сильно удивился, если б у парня выявили Фамильяра из запрещённого списка. (Вот бы в процессе проверки этой гадиной список пополнить, чтоб людям головы не морочил!) Но объективно, прямо сейчас, он сделать ничего не мог, кроме уже предложенного. Поэтому стоял, яростно сжимая кулаки, и слушал обсуждения заседающих, наблюдал, как блокнот москвича быстро покрывается записями.

А Мельников Яков Леонидович в это время писал в блокноте фамилии, через несколько минут он предложит их к обсуждению. И — по проекту решения заседания — эти товарищи должны будут понести наказание за допущенные промахи при организации обороны Новогирканска. Фамилий участников заседания в этом списке, естественно, не было.

В то время, как начальство на всех парах мчалось в горисполком на закрытое заседание, спеша обсудить результаты боя в Лакуне, я не спеша тащился к госпиталю в «скорой», которая в этот раз была совсем не скорой. Улицы были запружены самым разным транспортом, который въезжал и выезжал из Лакуны.

Итак, сопровождающий меня медперсонал к общению был явно не расположен, настороженно косясь на меня и моих спутников.

Но я пытался — задал сопровождающим парочку вопросов. Беседа откровенно не клеилась, но на конкретные вопросы удавалось получать ответы вполне содержательные, пусть и односложные.

В основном я интересовался, как город жил последний месяц. Выяснил, что, не считая первых кошмарных дней, для простых жителей всё прошло более-менее тихо. Все отсиживались или по Цитаделям или в барачных лагерях, спешно развернутых за городом и даже в ближайших областях. Разрушения были чаше всего в жилых кварталах. На улицах кроме военных, по сути, мало кто остался. Медики, пожарные, да сотрудники почты, вокзала да порта… «Я такого паралича городских служб даже в гражданскую не припомню», — расщедрился один из медиков, после чего снова замолчал, задумавшись о чем-то своем, а я уставился в окно.

Решил сам оценить состояние города после битвы (знать окружающую обстановку, в принципе, не вредно), да и переговорить с Алукардом не мешало. Благо, беседы наши носят характер телепатической и со стороны незаметы.

Основные проблемные моменты прохождения Комиссии Фамильяров мы обсудили и проработали ещё в Лакуне. И разговоры эти шли перманентно на протяжении последних трех недель…

— Так, на чём мы можем спалиться в первую очередь? — озабоченно спрашивал я.

— На метаморфизме, естественно! — ответствовал Фамильяр. — Он выдает много пересечений с превращениями вампиров и оборотней.

— Значит, мне просто нужно на комиссии не изменяться?

— Не только. В твоём организме очень многое на твою обновленную физиологию завязано. Причём, часть изменений в случае потенциальной опасности может сработать бесконтрольно. Например, подойдёт медсестричка с иголочкой, кровушки твоей для анализа в шприц набрать. А твой организм определит, что это потенциальная опасность! Хлоп! — и плотность кожи увеличивается до непротыкаемости. И хорошо ещё, если чешуя не полезет. Иголочка — бздынь! Сестричка — глядь, а вместо руки лапа чешуйчатая с когтями. Она ресничками — хлоп, хлоп — и в обморок. Ты ей: «Что с тобой, красавица?» — и улыбаешься так дружелюбно, тремястами шестьюдесятью пятью зубами…

— Ну, не настолько плохо я свой организм контролирую!

— Да это я для примера! А по делу — опытному магу, знающему, куда смотреть, хватит и мельчайших деталей, на основе которых он из нас всю подноготную и вытянет…

— Перестань размахивать своими щупальцами, у меня уже в глазах рябит! Делать-то с этим что? Можем ли метаморфизм заблокировать на время? Наподобие того, как во время операций на глазу блокируют сокращение зрачка, чтобы он рефлекторно не сужался и не расширялся?

— Да всё можно, — Алукард задумчиво почесал макушку. — Попробуем тебе химию какую подобрать или гормоны, блокирующие чрезмерную активность клеток твоего тела. Не вопрос, в общем-то.

Глядь, какие термины мы теперь знаем, усмехнулся я.

— И что, вот прямо так просто? И посторонний тоже может заблокировать мои силы?

Фамильяр на минуту замер под потолком пещеры.

— Теоретически — да. Практически — очень маловероятно. Для того, чтобы что-то заблокировать, надо точно знать, что блокировать. На разработку эффективного метода блокировки сил тех же оборотней потратили почти два века! Так что без серьёзных исследований особенностей организма шансы в этом деле равны нулю. Тем более, о том, что ты — метаморф, никто не знает! Я тебе больше скажу: никто не знает даже, что такое «метаморф»!

— А вдруг есть какое-то заклинание или ещё что в таком духе? Такое, которое просто не дает сменить форму, неважно, метаморфу, оборотню или там друиду-перевертышу какому? — продолжил допытываться я.