Фамилия Юхтина Ворону была знакома, ибо никаких вопросов на тему «кто таков?» не последовало. Напротив, функционер согласно покивал головой и продолжил:

— Василий Степанович, от имени городской администрации хочу Вас заверить, что к статье, опубликованной в «Новогирканских Известиях», мы отношения не имеем.

— Да я догадался, чьих это рук дело! — хмыкнул я и потянулся за пирожным. — А Вы в «Красной звезде» заметку видели?

— Конечно! — Кирилл Витольдович выпрямился и сверкнул глазами. — И вот эту публикацию мы поддерживаем целиком и полностью! Даже поспособствовали распространению этого выпуска по предприятиям города!

Я собрался было по-пролетарски откусить пирожное, но правильно смутился, положил его на блюдце и чинно взял ложечку. Ворон продолжал:

— Товарищ Юхтин И. П. очень верно и по-большевитски смело отреагировал на необоснованный выпад в газете, — Ворон дипломатично вздохнул. — К сожалению, бремя власти делает кого-то порой недальновидными и невнимательными к деятельности и инициативам рядовых коммунистов и простых тружеников. И очень хорошо, что Игнатий Петрович не побоялся подчеркнуть недопустимость ошибок такого рода.

Я жевал пирожное и внимательно и «преданно» смотрел в глаза зампреда, а сам думал: «А чего ему бояться? Боевому магу, подчиняющемуся лично Ленину? Такого тронь! Ошпаришься!»

— Товарищ Юхтин поступил как советский человек, как советский рабочий, который не боится трудностей и ответственности, — во время своего монолога Ворон не стремился поддерживать со мной прямой глазной контакт, но в этот момент взгляд его стал острым, даже колючим, словно он твёрдо решил получить от меня ответ на важный для него вопрос. — Вы ведь, Василий Степанович, тоже советский человек и советский рабочий.

— Конефно! — я не успел проглотить кусок пирожного, но не смутился: сглотнул, облизнулся и, чуть ли не подскакивая с место резко ударил себя рукой в грудь и радостно выдал: — Прямо как мой наставник товарищ Юхтин!

Ворон чуть сбился от неожиданности, но сдержался: «Спокойно, Кирилл, — пронеслось в голове у бывалого функционера. — Всё идёт по плану! Сейчас этому парню „прыгать“ больше некуда! А вот тебе, дружок, не помешает вспомнить железное правило трижды обдумать каждое своё слово с точки зрения „а как на него отреагирует этот… это молодое дарование!“ Да, однозначно не помешает!». И тут же приветливо улыбнулся и продолжил:

— Так вот, как советский человек, не боящийся трудностей и ответственности, не хотели бы Вы, Василий Степанович, как можно быстрей заняться развитием своей территории?

Я радостно хлопнул себя по коленке:

— Кирилл Витольдович! Да Вы просто мысли мои читаете! Именно это я и хотел предложить, только не знал, как правильно сформулировать! Ну, и как, и с чего лучше начать — тоже.

Я так сиял глазами, что у Витольдыча явно отлегло от сердца.

— Тогда выслушайте наше предложение. Конечно, решение принимать Вам, но, думаю, Вы поддержите нашу инициативу, — он усмехнулся уголком рта, а я отодвинул блюдце с пирожным и, подавшись вперёд, замер в позе «весь — внимание». — Видите ли, Василий Степанович…

— А можно просто «Василий»? — неловко пробормотал я.

— Хорошо, Василий. Видите ли, обстановка текущего момента такова, что всё внимание главных государственных органов сейчас занято подготовкой к промышленно-добывающей экспансии в Лакуне. Это огромный пласт работы, включающий в себя организацию обороны земель от теросов, разведку основных ресурсов и оформление различной документации по всем абсолютно вопросам. Тут задействованы и армия, и рабочие, и огромный чиновный аппарат. А вот учёные, настоящие светила науки, остались без должного внимания. А ведь они хотят трудиться на благо своей советской Родины, хотят как можно скорее приступить к работе! Эти светлые умы буквально «бьют копытом и роют землю»! Ведь некоторые исследования нужно производить сразу! И у них всё готово: есть аппаратура, есть инструментарий, есть положенный штат сотрудников!

Я с трудом сдерживал себя от слишком уж понимающей улыбки. Хорошо, когда твои цели с целями бюрократов пересекаются. А ещё лучше, когда последние и не догадываются о твоих интересах. Тогда они сосредотачиваются на деле, а не пытаются выдоить тебя по максимуму на каждом шагу… Хотя, возможно, я переношу сюда своё отношение к чиновникам двадцать первого века. Это сейчас не важно! А важно то, что Ворону и его начальнику нужно, чтоб я начал активно, а главное — самостоятельно, заниматься своей частью Лакуны.

Я приложил руку к груди и вдохновенно произнёс:

— Кирилл Витольдович! Учёным нужно помочь! Ведь наука — это наше будущее! Я готов! Что нужно сделать?

Ворон аккуратно отодвинул чашки и блюдца, извлёк откуда-то папку с документами и разложил их передо мной на столе:

— Мы Вас поддержим. Вот договор между Вами и горисполкомом. Вот приказ об организации экспедиции и научной станции на Вашей территории в Лакуне. Конечно, развернуть саму станцию так быстро, как хотелось бы, не получится. Но тут главное — начать! Я уже подготовил документы, и Савелий Игнатьевич их завизировал. Нужна только Ваша подпись.

Я внимательно прочитал договор, приказ и приложения к ним. Изображал «титаническую силу мысли», пыхтел, высовывал язык и всячески тянул время — ну не может же почти подросток без образования сходу воспринимать подобную информацию. Эх, хорошо бы Токарев тоже на это глянул. Надо показать ему в самое ближайшее время!

Да, всё верно. Речь в документах идёт именно об экспедиции, научной станции и исследованиях. Об отчуждении или передаче в управление изученных территорий — ни слова. Причем, документы были составлены так, что как только под ними окажется моя подпись, и они вступят в силу, я окажусь повязан с чертовой дюжиной ведомств и учреждений. И так хитро, что передача управления землей без расторжения всех договоренностей, практически, нет, не невозможна, но времени на это может уйти — от пары месяцев до бесконечности. В зависимости от того, как на различных инстанциях будут это дело волокитить и саботировать. Таким образом Ворон со своей стороны создавал для меня «канцелярскую броню», затрудняющую кому бы то ни было подвести мои земли под государственное управление…

Кирилл Витольдович пододвинул мне перо и чернильницу. Я — для убедительности — почесал ручкой пера за ухом, якобы снова углублённый в чтение и осмысление, а затем обмакнул его в чернила и, под довольный кивок Ворона, принялся ставить подписи.

Надо бы, кстати, познакомиться с тем ветераном бюрократически-юридического фронта, который всё это оформил. Мне такой кадр (или хотя бы контакт с ним) не помешал бы. Ведь документы были оформлены так, словно я УЖЕ (вот ещё вчера) занимаюсь исследованиями и разработкой Лакуны. И УЖЕ привлёк к этому целый штат научных работников — не последних лиц в отечественной науке! Что на корню резало возможность перехватить сии бумаги, оспорить их или пытаться аннулировать… Прекрасная работа!

— Хорошо! — Кирилл Витольдович взглядом оценил мой росчерк, что с каждой подписанной бумагой становился всё уверенней. — Дальше мы с Вами делаем вот что: сейчас же отправляемся в Новогирканское Высшее Училище. Я познакомлю Вас с учёными, которые проводили активные исследования во время Вашего пребывания в Лакуне.

Блеск! Вот это оперативность! Могут же, когда захотят!

Я в ускоренном темпе заглотил остаток пирожного — не оставлять же такую вкуснятину — отряхнул руки от крошек и вытер их и рот, перемазанный кремом, салфеткой:

— Я готов!

— Отлично! — Ворон подошёл к своему столу и снял трубку служебного телефона. — Машину — к подъезду.

Знаете, во времена моего детства — в том, другом мире — мне очень нравилось смотреть в старых фильмах как два решительных революционера — или солдата, или милиционера — шагают по коридору, мало что не чеканя шаг. Такая сила, такая целеустремлённость в них, такая уверенность в своей правоте! Вот так и мы с Вороном сейчас шагали по коридорам горисполкома, и мне казалось, что каждый наш шаг эхом отражается от стен. А служащие провожали нас взглядами, полными уважения.