Попутно удалось разыскать ещё несколько затаившихся и убеждённых в своей безопасности корсаров, с которыми толком не пришлось даже сражаться. Она не желала терять времени на таких трусов, и уж точно не могла позволить себе брать кого-то с собой в плен, связывать и тащить, потому расправлялась безжалостно, вспоминая погибших друзей, дабы почтить их честь и память кровью королевского врага.
Немало времени у неё ушло, чтобы всё-таки выследить искомого мужчину, но когда в лучах растущего месяца, пробивавшегося периодически сквозь пространство меж некоторыми деревьями, продолжил мелькать тёмно-синий наряд, она весьма обрадовалась, что удача ей улыбнулась.
Помчавшись, что есть силы туда, она-таки очередным прыжком его настигла, повалив брюхом на землю. Вот его, главу всех пиратов, она могла и не убивать, если тот, конечно, не начнёт отчаянно сопротивляться, не желая пойти с ней добровольно. Однако быстро обнаружила, что ткань на ощупь отнюдь не такая уж и дорогая.
Не долго мучаясь сомнениями, она, выпустив меч, быстро двумя руками перевернула побеждённого, оказавшегося вовсе не Лейтредом, а кем-то из его подчинённых, обычным флибустьером, который даже не надевал его синий мундир для отвода глаз и отвлечения внимания, а просто носил нечто похожего оттенка, тёмно-синюю курточку без капюшона. Это она сама случайно приняла его за адмирала и погналась.
И пользуясь моментом, что девушка расстроена и не удерживает сейчас свой клинок, этот небритый широколобый мужчина извернулся и выпнул клаймор подальше от них, вскочив по-быстрому на ноги и вынимая звездчатый кортик морского офицера. А вот Нина оказалась сейчас перед ним безоружной.
Какое-то время он всматривался в ней, примерялся, да и просто после беготни пытался отдышаться, благо появилось время. Однако же отпускать её, реши девушка ускользнуть, уж точно не желал, а намерен был прирезать воительницу прямо здесь и сейчас. Пару его выпадов в живот она изгибами тела назад ещё смогла избежать, но когда он понёсся на неё напрямик, злобно крича и сверкая своими налитыми яростью глазами, она лишь попыталась ударить его по ногам, вот только корсар сумел устоять и удержаться, набрасываясь на Нину.
Её пальцы крепко сжали его вооружённое кинжалом запястье, пытаясь на подпустить к своей шее и груди. Она лежала на спине, дрыгалась, что было сил, но он навалился на неё, упёрся коленом во внутреннюю часть бедра левой ноги, буквально заваливая ту на бок, не давая воли отчаянной златовласке. Но девушке хватало сил удерживать лезвие на расстоянии от себя, ни за что не желая умирать вот так от какого-то «самозванца», принятого за главаря всей осады.
Глядя и чувствуя, что его сил не очень-то хватает, чтобы пронзить её звездчатым кортиком, он подключил и вторую руку, схватив девушку за горло и принявшись душить, активно сжимая пальцы на её женственной тонкой шее. Дышать и вправду становилось тяжело, в глазах темнело, левая рука отдаляла вражескую правую, собственная правая вцепилась в душащую кисть, не зная, как её от себя отцепить.
В этот момент где-то позади просвистела сабля, и из горла скалящегося злодея вперёд вышел кончик лезвия шпаги, брызнув слегка кровью Нине прямо в лицо. Она тут же ощутила, как слабеет его хватка и давление вооружённой руки. Начала отползать и скинула пронзённое тело набок прямо в момент, как её спаситель вытащил своё орудие из шеи поверженного неприятеля.
Остроухий фехтовальщик в пылу сражения завидел её и увязался следом, однако по пути прирезал большое количество бегущих, поэтому невероятно отстал. Не видел даже, как Нина угодила в сетку, заодно и не срезал путь, а двигался по её первоначальному движению, едва вот сейчас завидев и заодно услышав, по большей части благодаря вопящему в процессе драки мужчине-корсару, их лесной поединок.
— Кифлер! О боги! — пыталась девушка отдышаться, спиной прислонившись к ближайшему дереву, до которого сумела доползти спиной и облокотиться, чтобы посидеть и придти в себя.
— Я, Одуванчик, — спокойным высоким голоском отвечал тот, — Ты, кажется, обронила, — приподнял с земли он её отброшенный ударом врага клаймор, предварительно убрав свою шпагу, чтобы не мешалась.
— Да, спасибо, — кивала Нина, постепенно возвращаясь к осознанию, что всё для неё обернулось благополучно, — И как ты только нашёл меня, — удивилась она.
— Мы же всё-таки одна команда, — мягко и певуче отвечал он светловолосой подруге, подав сначала руку, чтобы подняться, а потом уже другой рукой возвращая ей её громадный меч, с которым сам бы, будучи в отряде из оставшихся наиболее щуплым и худым, едва бы управился.
— Ещё раз спасибо, — улыбнулась Нина, размышляя, оставить меч в руках наготове или уже убрать его в ножны на спину.
— Да всё путём, Одуванчик, ты бы поступила также, — подмигнул эльф, тоже размышляя стоит ли заново достать оружие, остались ли вокруг недобитые беглецы-корсары.
— Ой, прошу, да не называй меня так. Я уже боюсь, если волосы отращу, всё равно эта кличка так и останется, — хмурилась обиженно девушка.
— Конечно останется, куда ж теперь денется, — как бы не замечая её расстройство отрешённым и холодным фактом вслух размышлял Кифлер.
— Ну-у, перестань! Сделаю, как у капитана были иглы-зачёсы, во все стороны, лучше буду «подсолнухом», — недовольно бурчала она.
— Ага, подсолнухом, это надо тогда ещё и лицо углём каждый бой измазывать. Вот это, конечно, элемент устрашения будет! — смеялся он, активно жестикулируя, — Представляю, каково врагу, когда на них бежит девушка-мавр с золотыми волосами во все стороны. Такого ещё не видел!
В стане врага Эйверь кромсал мельчавшее вражеское войско своим волнистым клинком, выискивая своим серо-зелёным взглядом настоящего адмирала Лейтреда в туманной дымке среди разгоревшейся баталии. Молодой Вершмитц на пару с Оцелотом, тем временем, заходили с другой стороны при поддержке гвардейцев, добивая оставшихся и окружая самых стойких врагов своими приведёнными силами.
Тех, кто ещё несколько часов назад пытался взять в кольцо рассекреченный пришедший к ним отряд кадетов, теперь самих окружили так, что прорезать себе дорогу сквозь такое количество бронированных и вооружённых воинов уже казалось немыслимой и непосильной задачей. У ближайших телохранителей адмирала, его лучших стрелков-арбалетчиков, уже давно кончились заряды, а пополнять запасы сейчас было попросту негде. Так что своё оружие они давно уже побросали во время движения, вооружаясь всем, что под руку попадалось, отбирая у своих же павших собратьев различные клинки, чтобы совсем уж не потерять дееспособность в бою.
Одни казались напуганными, другие с боевым настроям были готовы встретить свою смерть здесь и сейчас, но едва ли кто-то уже мог здраво размышлять над планом выживания или как-то хитрить, чтобы умудриться удрать из сложившейся ситуации.
— Какая разница здесь падём или там! Всё равно казнят! — хрипел чей-то заливистый мужской голос из толпы, поддержанный окружающими, так что флибустьеры ринулись в последний бой, надеясь забрать с собой хотя бы побольше солдат короля.
Учитывая облачение тех в хорошие доспехи у них эта задача практически не удавалась. Задеть и ранить некоторых они ещё могли изловчиться, но вот убить — уже было довольно сложно. Хотя один раз чей-то меч едва не вошёл Оскару Оцелоту прямиком в его прорезь шлема, где чёрная чулковая ткань в пасти металлического черепа благодаря своей эластичности и тонкости служила отверстиями для глаз с той стороны.
Темнота и туман делали видимость через неё гораздо хуже, однако рыцарь всё равно бился в своём отличительном шлеме-черепе, хотя это только что едва не стоило ему жизни. Тем не менее, самых отчаянных и пошедших на смерть головорезов удалось приструнить без лишних жертв со стороны королевской гвардии.
И если те действительно сражались так, словно ничего не боялись, то кадета Шестого Взвода, оставшегося среди полыхающих брёвен, костров и палаток, начинал постепенно одолевать страх. Туман и темнота сдавливали сознание, порождая картины пугающего воображения, при этом свет огня делал лишь хуже, освещая детали различной сбежавшейся нежити, грузно чавкающих в предрассветной густой мгле, заострёнными зубами сдиравших с мёртвых кожу и вгрызавшихся в холодеющую плоть недавно убитых воинов.