Так что это, были, наверное, всего несколько жителей королевства, не считавших Карпатского Зверя каким-то неистовым чудовищем, воплощённым рождённым демоном или божеством зла, служащим при действующем короле. И королю всё это было на руку. Чем сильнее ходит грозная молва о его паладине, тем больше боятся и уважают его власть. А потому и Эйверю дозволялось ни с кем не любезничать, если тому нужно было что-то сказать или уж тем более отдать приказ, дать какое-то поручение либо распоряжение.

Несколько последних дней военачальники вот так взирали с башен на сражения, на чудеса магии, на хитрости инженерной мысли с различными ловушками и постройками. Они видели, как были забраны уже сотни, если не тысячи жизней, а ведь за каждым, кто бежал штурмом на замок была своя отдельная история.

Они не от хорошей жизни становились ворами, речными пиратами, грабящими торговые суда и рыбаков. Кто-то из них добровольно избирал разбойничий путь, кто-то считал, что в сложившихся жизненных обстоятельствах это был единственный выход, чтобы выживать. И все эти банды слаженно шагали вперёд и дружно гибли ради некой высокой цели, не выдвигая требований, а нагло пытаясь занять хорошо охраняемый Олмар.

Пусть здесь служили не сильнейшие маги, не самое натренированное ополчение, но даже пади сразу все два кольца стен вместе с оборонительными башнями, внутри ещё хватало возведённых структур и укреплений, в которых располагались бойницы, с которых можно было дать отпор, колдовать заклятья, держаться вооружённым гарнизоном, вырезая в узких проходах и тоннелях любые вторгшиеся войска.

— Гвардейцы гибнут, маги обессилены, — раздался за их спинами голос короля, вновь поднявшегося на башню, — Я внизу сказал генералам, чтобы не выпускали подмогу, а спустили собак, как только эти оборванцы подойдут слишком близко. Зря что ли у нас псы на псарне столько дней не кормлены. Злые, голодные, самое время им дать погулять на воле.

— Я бы лучше пошёл вместе с кадетами ломать баллисты, — предложил Эйверь, — Долго им в запасе так сидеть? Стоят у стен, спят у стен…

— А я ему говорю, что пусть гвардия вымотает бойцов этих, так куда проще будет. Людей у нас хватает, хотя, конечно, из-за стреломётов начались серьёзные потери, — проговорил Такехарис, собирая свои песочные длинные волосы в хвост на затылке.

— Я думал конницу послать к орудиям, — проговорил им Джеймс, — Да столько коней перебьют, сильно ослабнем. Если осада не чья-то безумная шутка, а тактический ход, то я бы предпочёл сейчас кавалерию не задействовать вообще.

— Согласен, — вслух прогремел Эйверь, так как незадействованность конницы открывало больше возможностей ему самому посражаться, — Вот начнётся Золотой Путь, а они вновь нападут, решив, что без короля город будет взят, там и пригодятся все запасные подразделения.

— Усилим охрану замков на этот случай, — пообещал король, — Прикрой кадетов. Там многие взводы ещё кроме молока матери ничем не питались. Зелёные все, ни турнира, ни поединка, жалко ребят, но что делать… — качал он головой, — Дай им задачу уничтожить баллисты, а то нас так попросту всех расстреляют.

— Это что же, неужто прям в бой вести? — заулыбался паладин.

— Именно. Пойди, малыш, напомни всех, почему вокруг все так боятся Карпатского Зверя, — хитро улыбнулся монарх, положив ладонь воину на покрытое бронёй плечо.

— Ну, понеслась! — кивнул тот взъерошенными завитыми локонами косого пробора, помчался по ступенькам прочь с башни, и вскоре внизу перед выстроенным внутренним карманом заграждений позади расщелины в стене, уже предстал перед кадетскими взводами и их капитанами.

И пока паладин толкал воодушевляющую молодёжь помпезную речь, расставлял взводы так, чтобы отряды с массивными топорами, молотами и булавами шли в дальних рядах, в ожидании, когда передние пробьют им дорогу, чтобы те могли крепкими молотящими ударами уничтожать стреломёты без возможности на починку и восстановление, командующие у расщелины генералы велели открыть псарню и гнали крупных голодных собак на неприятеля.

Последние несколько дней обрывками окровавленной одежды с трупов побеждённых вражеских воинов этих собак дразнили и натаскивали. Сложно было бы, конечно, представить, что все пираты пахли одинаково, но они уж определённо отличались от привычного бойцовым псам запаха местных жильцов, будь то кадеты, ополчение Кхорна или королевская гвардия.

Тех периодически за все годы службы даже заставляли посещать псарню, чтобы собаки на них адекватно реагировали, не лая и не нападая на своих. Они проводили там какое-то время, могли играть, бросать палки, гладить и кормить отобранных для защиты зверей, а потом сменялись другими через день-другой, чтобы местных здешние псы знали хорошо как раз для подобных случаев.

И сейчас, некормленые пару дней, озлобленные и тоже соскучившиеся по командам типа «взять!», активно отрабатываемых на тренировках, сейчас они неслись со всей своей звериной мощью, по земле, грязи и пеплу своими крупными могучими лапами.

Чёрные, серые и бурые, лохматые и с гладкой недлинной шерстью, одинаково крупные и быстрые псы миновали разрушенную стену, выскакивая наружу, и стремглав неслись на отряды неприятелей, напрыгивая и вгрызаясь в горло, хватая цепкой пастью за руки, заставляя тем самым выбросить оружие, кусали ноги, раздирая плоть крепкими острыми зубами.

Бьющиеся с гвардейцами, ополченцами и рыцарями разбойники явно не ожидали того, что появится такая четырёхлапая голодная свора, тут же начавшая вгрызаться сквозь изодранные ткани им в плоть. Поле брани обрастало новыми воплями ужаса, боли и страха, в то время, как до этого все крики по большей части были боевыми кличами на выпадах или же стонами раненых, не столь истошно вопящих от того, что их заживо пожирают звериные пасти.

Королевские псы отрывали куски от бёдер и ляжек, сдирали икры с костей ног, упивались кровью из хлещущих шей и буквально отрывали бойцам руки, обгладывая, словно подброшенную им косточку. Сцены дикой расправы пугали даже отважных рыцарей. Так сэр Оцелот едва не получил стрелой в лицо, прямиком в пасть металлического черепа, где под тёмной тканью скрывались его глаза в этой особой прорези шлема, когда наблюдал, как две массивные собаки, схватившие одного бедолагу за разные ноги, буквально раздирали того пополам, а тот ничего не мог с этим поделать, лишь истошно вопя и захлопываясь кровью.

Спущенные с цепей псы неплохо отвлекли вражеских воинов, так что тех удавалось легче ранить в бока, срубать головы, да и вообще оказывать напавшим псам различную помощь в умерщвлении оппонентов. В этот момент как раз повёл за собой кадетов Эйверь, обнажив свой волнистый пламевидный большущий фламберг, который спокойно удерживал в одной руке, прикрываясь крупным щитом в виде раздутого и расплывшегося треугольника остриём вниз, с литыми изображениями драконьих крыльев на верхних краях и гербом-короной в центре. А вместе с паладином шагали и капитаны кадетских взводов, не забывающие при необходимости давать чёткие указания.

Поначалу их маленький отряд стражи крушил одного негодяя за другим. Разбойников было много, и все прекрасно вооружены, но гибли десятками под свистом оружия ловких натренированных стражников. Руки бандитов, все ещё сжимающие дорогие клинки, валялись отрубленными на сырой траве, смеживая хлещущую кровь с крупной утренней росой. Летели головы, выбивались зубы, вопли лились в воздух несмолкаемым шумом и, казалось, числу разбойников не было конца.

Крэйн махал мечом крест накрест, резал врагов, отталкивая их ногами и сваливая наземь, а иногда делал ловкие подножки, тут же пронзая плоть мечом сверху вниз, и продолжал своё движение, расчищая путь, как своим бойцам, так и утяжелённым отрядам. Возле него был почти весь шестой взвод, уже и Стромф и Гала сейчас находились не у катапульт, а в пехоте, лишь только одноглазый лучник Ильнар оставался в бойнице башни на своём посту, куда его заранее распределил Эйверь.