Сам же граф Торнсвельд, в свою очередь, углубился в изучение темных магических искусств, оставаясь жить в своем замке в окружении трёх служанок, готовых практически на все ради своего хозяина. Землями Лотц вместо него по сути управляли специальные войска, призванные следить за порядком и прозванные народом «собачьи черепа» за этот жутковатый элемент одежды, носимый на поясе.

Ну, а его младший брат Эвелар шёл за своей светлой мечтой, стал знаменитым бардом королевства, а кроме всего прочего ещё и прослыл знатным любовником, как среди женщин, так и среди мужчин. С его славой он теперь мог без труда бесплатно посещать все гостиницы, бордели, постоялые дворы и знатные вечера, почти везде встречаясь с радушием публики, готовой его слушать и платить за выступления. Либо иногда он мог просто получать в дар напитки, еду и комнату во время путешествий, ни в чём себе не отказывая. В принципе, все это шло на усмотрение владельцев таких заведений, но мало кто не знал Эвелара и мог ему отказать.

Мавры Кроули также сменили поколение, и теперь прериями, саваннами и пустынями заправляет воинственный Шакрам, двое его братьев и его супруга Аршая, лучшая подруга Гвен Виалант с детских лет. За недавнее время у них родилось много детей, так что присущие роду намерения расширения земель Ракшасы так никуда особо и не угасли.

Вермиллион де Мац продолжал проживать не землях герцогства семьи Аркхарт, уживаясь с ОАЗисом, и растил в своем замке тринадцатилетнюю дочь Морису от неизвестной женщины. По крайней мере, он сам никому не рассказывал, кто же мать девочки. Вермиллион достиг необычайных высот в магии и слыл одним из самых могущественных, если и вовсе не самым сильным магом на территории королевства, приходя на помощь Джеймсу Дайнеру не реже, чем силы с земель Лекки, нередко решая проблемы быстрее и эффективнее.

События в Крумвельском Саду навсегда останутся в их памяти, ведь прошлое нередко никак не желает отпускать двигаться вперёд. Этот след, конечно, для каждого свой, особый, и для разных участников и очевидцев случившегося он своей определённой силы. Одни раз за разом будут переживать эти моменты вновь и вновь. Иные же способны забывать даже громкие и существенные вещи, лишь изредка, и чаще совершенно случайно, в течение жизни отправляясь в воспоминания об этом.

Двадцать шесть лет прошло с тех злосчастных событий в парке. А великая река Рейн всё также течёт по землям королевства Энторион континента Истерхельм в мире Эйзентор. И все-таки Дайнеры по-прежнему на троне. Дайнеры, но не Анна, и где она сейчас не знает, пожалуй, никто из знатного семейства. Как и, наверное, не знают о её судьба и представители других герцогств в королевстве.

Люди рождались и умирали, сменялись на должностях, обогащались и разорялись, сама природа расцветала и увядала год за годом. Двадцать шесть лет. Королевство многое пережило, не все оставило след в сердце и осталось в летописях на века. Однако не все старые раны зажили, не все давние обиды прощены в сердцах…

Поменялось многое, но какие-то вещи, безусловно, остались нетронутыми. И хотя даже характеры многих выросших детей теперь поменялись, события прошлого всегда будут оказывать на них существенное влияние. И то настоящее, которое слишком быстро становится прошлым, и даже давно забытые вещи, казавшиеся не самыми значимыми. Все рано или поздно грозит выплеснуться наружу и проявить себя.

Влиятельные семьи, хоть и плетут между собой интриги, то объединяясь в коалиции, то разбредаясь восвояси в независимости, но сплочены властью короля и по-прежнему, все тринадцать, входят в состав объединённого Энториона. И право Дайнеров никто не оспаривает. А королевство сохраняло свою целостность под их властью.

Но многие продолжают к этой власти рваться, разыгрывая свои партии, просчитывая действия противников или же напролом игнорируя всех. В королевстве мир, но в душах людских не спокойно. Как и не было спокойно двадцать шесть лет назад, так и не спокойно до сих пор. И хотя крепкая рука Дайнеров удерживает и внутреннюю борьбу герцогств от кровавых выступлений, и сохраняет внешние границы объединенных владений, стараясь давать уверенный отпор набегам дикарей-орков и прочих тварей, не вступая в открытое противостояние с эльфами или гномами, но при всей этой зависшей стабильности жизни искренней безмятежности и умиротворения вокруг не наблюдается. Практически каждый предчувствует, что что-то грядёт.

В далёких краях тёмных эльфов, исповедующих строгий Культ Луны, есть возвышающиеся останки стен древнего позабытого святилища, к которому шагали вооружённые факелами обитатели этих бедных и скудных, как на разнообразие растительности, так и на обилие дичи, земель. Одетые кое-как, все одинаково тощие, эльфы с чёрными глазами и серой кожей шагали со своих деревень лесными тропами к капищу, чьё предназначение давно забыло.

Крупный диск полной серебристой луны хорошо освещал эти руины. То, что когда-то возводили умелые мастера своего дела, теперь казалось заросшим и почти неухоженным местом. Арки сводов давно рухнули, не осталось ни лестниц, ни верхних этажей, лишь острые обломки пилонов да каменной кладки периметра, чьи стены, по-прежнему возвышавшиеся в пять эльфийских саженей, всё ещё не желали окончательно разрушиться под натиском неумолимого времени и порывами дикого дариканского ветра.

Острые остатки того, что когда-то вмещало в себя целые процессии и церемонии ритуальных танцев, сейчас служило лишь эдакой скудной защитой центрального каменного алтаря. Резные эльфийские руны на нём уже были почти не видны. Массивный каменный круг, своим белёсым цветом отличаясь от мрачности всего остального окружения в этих руинах, уже позабыл, когда перед ним преклоняли колени остроухие жрецы.

Даже этот оставшийся центральный зал не был уже абсолютно цельным. Крест-накрест во все стороны от белого каменного диска высящиеся остроконечные своими обломками стены были разрушены отделяя углы зала друг от друга, открывая сюда проходы буквально отовсюду снаружи руин, но идущей сюда толпе это было только на руку.

Это место не помнило ни жертв, ни слов восхваления, однако всё ещё помнило их голоса. Говорят, что в зимнюю стужу заблудшие путники могли в шуме терзающего свирепого ветра перед своей морозной смертью услышать на последнем дыхании древние песнопения и молитвы тёмных эльфов, что когда-то здесь проповедовали свой лунный культ.

Возможно, они так встречали души, принимая в этих стенах случайную жертву стужи, за счёт чего обсидиановые чёрные стены всё ещё не рухнули, хоть и теряли со своей высоты отдельные камни или их осколки, побитые суровой погодой…

А, быть может, наоборот, эти голоса провожали душу умершего в мир иной, освобождая того от всех мирских страданий и немощности тленной плоти. В любом случае, правда это или нет, о голосах и песнях, что приносит вьюга могли рассказать только покойники. А мертвецы, как известно, говорить, увы, не умеют…

Да и сейчас это место уже вовсю было царством живых — сотни деревенских дроу собирались вокруг алтаря и вздымавшихся острых руин, у стен стародавнего святилища, освещая всё вокруг пламенем своих рукодельных факелов, мерцавших в обсидиановом блеске наиболее хорошо сохранившихся участков каменной поверхности.

Было слышно, как собравшиеся тихонько перешёптываются между собой. «Верный день?», «Он обещал?», «А он точно придёт?» — слышались эльфийские речи, а ведь мало кто из собравшихся вообще мог прочитать высеченные на алтаре руны. Местная письменность сильно изменилась с тех пор, а верность традициям здесь соблюдалась лишь постольку-поскольку.

Они молились Луна по-своему, по-новому, современными просьбами и молитвами. Со всей любовью, верой и уважением к священному для них небесному светилу, однако лишь с пережитками обрядов прошлого, оставшихся в ряде поговорок и народных примет, но почти исчезнувших из церемониальной религиозной речи.