— К чему тогда излишнее кровопролитие? Мы храбро сражались, — подытоживал он итог всей своей осадной кампании, — Но вы оказались сильнее. По крайней мере, про адмирала Лейтреда теперь таки напишут в летописях, — подразумевал он, что, видимо чем-то отличался на флоте во время службы, однако этому так часто не придавали значения и внимания, что он в итоге подался в пираты, чтобы прославиться хотя бы здесь.

Это вряд ли была единственная мотивация и причина на то, чтобы свернуть с военной службы на преступную тёмную дорожку, но адмирал говорил это с такой интонацией, что для него это явно имело большое значение, даже несмотря на то, что настоящий титул «адмирала» кроме Уолтера Догарата при правящем Джеймсе Дайнере никто не получал. Так что этот Лейтред мог быть максимум каким-нибудь его помощником. Капитаном судна, а то и вовсе боцманом, штурманом, мичманом или даже лейтенантом либо простым гардемарином, едва ли рангами ниже, уж больно хорошо он фехтовал и был действительно обучен аристократическим манерам.

Впрочем, с Эйверем изначально беседовал на «ты», безо всякого любезного «ваше превосходительство» и тому подобно, к тому же позволял себе довольно вульгарные и оскорбляющие шутки в его адрес. Но даже при этих вольностях всё же создавал впечатление человека образованного, воспитанного, явно из богатой семьи, и. вероятно, с военными навыками и каким-то морским прошлым.

Паладин вполне мог поставить государственные дела важнее своей обруганной в шутках чести, тем более, что итак не словом, а делом доказал свою непобедимость в бою при гвардейцах, рыцарях, генерале Вершмитце и даже последних отрядов осаждавшего замок врага.

К тому же в преддверии праздника, а юбилей принцессы в Кхорне должны были отмечать более размашисто, чем простые Дни Рождения членов королевской семьи, скорее всего Его Величество по традиции сохранит жизнь хоть кому-то из пленённых сейчас воинов. Скорее всего хитрецу Лейтреду, в чём Эйверь в данный момент прямо-таки уже не сомневался, а тот ещё не раз, с ужасом вспоминая их сражение, будет рассказывать об этой дуэли и неуязвимости тела королевского паладина.

— Сражались вы не «храбро», а как полоумные, — сурово басил он на адмирала, — Лезли на стены под котлы, неслись на крепость, которую не взять…

— Не все методы работают так, как было задумано, — прервал его тот, — Но мы всё-таки попытались показать свой максимум, — заверил он, — Что ж, ну а теперь, пожалуй, объявляю капитуляцию! — теперь уже официально воскликнул Лейтред и демонстративно первым снял шпагу с пояса, бросив на траву.

Своё оружие сложили и остальные, что сейчас были рядом из его разбойничьих соратников. Битва была окончена, осада прекращена, а уменьшившийся до пары небольших отрядов враг попросту сдался на милость короля. Сражение, тем не менее, вышло затяжным, вокруг уже начинало светать, хотя фактически до первых лучей рассветного солнца ещё было какое-то время.

— Сдаётесь? Так-то лучше, — усмехался Эйверь, хотя всё было давным-давно уже решено, — А ну-ка, повернись, — повелел он главарю разбойников, перевязывая тому руки крепкой верёвкой за спиной.

— Это что, обязательно? — сделал непонимающее и жалобное лицо адмирал, — Я же итак остался без оружия, — напомнил он исход из сражения, однако паладин на это просто промолчал, не желая вести пленных в замок, не связав и не обыскав их перед этим.

Паладин поздравил довольного собой и своими людьми черноусого генерала Вершмитца с успешным проведением операции, как и кадетских капитанов, сумевших устроить хаос и дебош в стане неприятеля, своевременно подав сигнал для двух подготовленных армий. А Крэйн с его коллегой только и ждали, когда же, наконец, их отпустят поискать своих людей, волнуясь, что не все могли выжить в сражении.

Раздались горны военных музыкантов, возвещавшие конец сражения и победу армии короля. Утренний свет разгоравшегося вокруг дня радовали не только стоящие на опушке войска короля, заодно понаблюдавшие любопытную дуэль, но и находящегося сейчас далеко левее них у берега Нисы в остатках лагеря пиратов Ильнара, который приветствовал день, заставлявший отступать ночной мрак вместе с крадущимися там порождениями ночи, и рассеивая туман, чтобы более никакая тварь, будь она нежитью или кем ещё, не могла приблизиться к нему и посметь теперь нападать.

Он уже не боялся, ровно дышал, радуясь, что пережил эту ночь, эту бойню в пиратском лагере, слыша теперь победные медные трубы с лесной опушки, где, судя по всему, всё и закончилось. Его, поднявшегося на ноги, не избавившегося от палаша и кортика, забравшего их с собой, также волновало, кто из его друзей остался в живых, но где искать их сейчас он не знал.

Ильнар не ведал, что многие из них отправились далеко в лес, преследуя отступавших флибустьеров, а потому собирался двинуться непосредственно к месту звучания военных маршей. Однако сперва неспешно прогулялся по усеянному трупами лагерю, собираясь отыскать какие-нибудь несгоревшие боеприпасы и помародёрствовать стрелами в личные запасы, если какие-то из них уцелели и их удастся отыскать до возвращения сюда королевских отрядов.

Им предстояло хорошенько «убраться» в лагере. Забрать всё, что ещё не было уничтожено во время поджога, сложить припасы, забрать ценные арбалеты, побросанные за отсутствием кончившихся у стрелков стрел, забрать оружие у павших воинов и всё отнести королю. Так что от вязанок дров до развешенной сушёной рыбы — всё требовалось забрать с собой и перетащить отсюда в крепость Олмара.

А заодно туда нужно было отправить тела своих, которые погибли в бою. Ильнар уже обнаружил среди трупов несколько своих друзей, а потому крайне волновался, что вообще остался единственным из отряда. Но где-то там в глубине леса, превозмогавшая вес своего меча Нина и поспевавший за ней Кифлер настигали очередную затаившуюся группу беглецов.

— Уфф, надеюсь, эти последние, — опиралась светловолосая девушка на вонзившийся её силами в землю Клаймор, служащий сейчас опорным посохом и заодно местом отдыха.

Эльф оглядывал округу, чтобы никто не мог из засады в них выстрелить, хотя далеко не факт, что среагировал бы, если б такое действительно случилось. Ему со шпагой бежалось куда легче, чем боевой подруге, однако и сражение, и это преследование по лесным оврагам и чащобе его тоже успело изрядно вымотать.

— Погоди-ка, — сощурил он свой фиолетовый взор, заметив что заросли малины сотрясаются отнюдь не по дуновению ветра.

Кифлер поманил Нину рукой, подкрадываясь потише к странному месту, где ещё совсем не было ягод, даже цветы ещё толком не распустились, лишь в следующем месяце — Флорусе обычно начиналось её полноценное цветение, а то и вовсе в идущем следом Солисе.

Он подал ей знак приготовиться и занести клинок над собой, так как своей шпагой надумал вспугнуть обитавшего или обитавших там неизвестных, а потому, если те их бы тоже видели и устраивали засаду, он шпагой мог не успеть с ними сладить, действовать предстояло Нине и действовать сразу наверняка.

Эльф со свистом хлестанул по кустарнику своим оружием, отчего раздался напуганный рёв, и колючие малиновые стебли зашевелились сильнее. Нина отпрыгнула, увидев что-то внизу, выскочившее прямиком в их сторону, а с другой стороны кустов, издавая протяжный и гремящий звук, не слишком низкий, но и уж точно не высокий, помчалось нечто тёмное на четвереньках размером с большущую собаку.

Фехтовальщик резво вздрогнул от такой внезапности, но тоже с удиравшего мохнатого существа сначала перевёл взгляд вниз, где между ним и Ниной пробежал крупный ёж, а потом снова отыскал удирающего от них зверя, оказавшегося любопытным медвежонком. Похоже, тот преследовал ежа какое-то время от берлоги, ведь вокруг других его собратьев не наблюдалось, а тот, дабы скрыться, залез в малину, куда особо соваться лохматы не хотел, однако, видимо, пытался всё-таки как-то выманить колючего зверька лапой, заставляя кусты вокруг шевелиться и подрагивать.