— Нет, женщина, — бросил он, невежливо прервав её условия, и развернулся, — Так здесь дела не делаются, — жестикулировал он пальцами вверх, стоя к ней спиной и направляясь к костру.

Марго рванула вслед за ним, уверенно выйдя в свет высокого костра, оглядывая обилие собравшихся цыган. Несколько семей здесь путешествовали вместе. Стар и млад разодетые в красивые цветастые наряды, чем-то похожие друг на друга, будучи одного цыганского рода, сейчас глядели на неё с интересом и удивлением.

— И коня не хочешь? Ну, в смысле лошадь, — глянула она на старика прежде, чем его сиплый тембр успел сотрясти воздух в возражении, — Повозка хороша, вам пригодится. Это не хочешь? — достала она позолоченную плоскую пудреницу из кармана платья, — Не продашь такую, так расплавишь и куском сдашь ещё дороже, — потрясла она перед лицом обернувшегося главы табора.

— На вид золото, — присмотрелся он, протянул руку, чтобы пощупать, но Марго ловко одёрнула вещичку от его любопытных пальцев, — У меня с собой ещё есть. Золотые подсвечники, коробка с лучшим табаком, несколько мужских перстней с самоцветами, женское колье и серьги. Что-то ещё там, иди глянь. Или мне самой принести, хрупкой женщине для такого крепкого самца принести мешочек с золотом? — ехидно и с усмешкой проговорила она довольно медленно.

— Дерзишь, женщина, — только и заметил он хладнокровно, — Откуда всё? Своровала вместе с дитём? На кой она тебе, если не твоя? Не пойму, раз вернуться хочешь. Ладно б спасала от мясника какого, а так… Заботься, говоришь, приду проверю, говоришь, нет мне причин тебе не верить. Но не понимаю, хоть убей.

— Да потому что не твоего ума дело, голубчик. Меньше знаешь — крепче спишь, как говорится, — подошла она к Тамашу как можно ближе.

— Как мы её по-твоему воспитать-то должны? — послышался сзади хрип деда.

— Да-да, мы не учёные здесь детей воспитывать. Рыбу ловить, птицу стрелять, десятки считать, — перечислял женский голос, — Ежели школа тебе нужна, голубушка, то ты лучше…

— Лала, ты хотя бы не лезь, молю! — попытался унять тараторящую полную женщину Тамаш, прислоняя ладони к голове, не то помассировать виски, словно голова разболелась, не то просто уши прикрыть её слов, — Плеймн дело говорит, мы ей дать-то ничего не можем, мы кочевой народ, не писари учёные!

— Вот, как сможете, так и воспитаете, — ответила Марго, — Как своих детей. На чём мир держится, расскажете. Кто свой, а кто злодей отличать научите. Ценности, добродетели. Как человеком хорошим быть, другим помогать. В сказках, песнях и легендах много поучительных историй ей расскажете и споёте. Может, играть на чём выучите.

— Ты пришла к нам одна, — поднялся один коренастый и лысеющий мужчина, у которого тоже не было ряда передних зубов, но вряд ли от старости, выглядело так, словно ему их скорее выбили в драке за вот такие проявления наглого характера, — Пришла с золотом, с конём, и условия ставишь? Да что мешает нам тебе глотку чик и забрать всё себе? А? Безо всяких условий?

— А ты посмей! — бросила та в ответ, и уже на втором слове женский певучий голосок её обретал лязг и скрежет, оборачиваясь звериным рыком, а жёлтые глаза сияли ярче и оскаленные зубы трансформировались в волчьи, пока челюсти начинали удлиняться вперёд.

— Остынь, — хлопнул глава табора пятящегося в ужасе мужчину по плечу, — Добродетели, не забывай, — напомнил он речь гостьи, — Она же сказала, что друид. Но мой друг прав, ты могла бы быть и повежливей.

— Достопочтенный Тамаш, — закатила глаза Марго, прекратив свою трансформацию, — Мы не на светском балу, чтобы любезничать и кружиться в вальсе. Прояви ту самую добродетель. Есть у тебя здесь семьи с малыми детьми? Её возраста или младше. Подсади к кому, растите девочку. Пройдут годы, я вернусь. Отблагодарю вдвойне.

— Ещё злата привезёшь? — прохрипел дед.

— Привезу, дорогой Плеймн, — саркастично заметила ему незнакомка, — Вставишь себе золотые зубы.

— Ты уже знаешь, что я Тамаш, что он Плеймн, а своё имя нам не сообщила, не вежливо, — скривил голову на бок цыганский лидер.

— Да говорила я уже, ты прослушал. «Меньше знаешь — крепче спишь» зовут меня, забыл? — хмыкнула женщина, прошагав к телеге, — Поможешь с мешками-то?

Она развязала несколько верёвок, и внутри действительно брякнули заранее взятые ею с собой из замка подсвечники и другая драгоценная мелкая утварь. На звон золота сомневавшийся Тамаш всё-таки подошёл. Слегка кивнул молчащей девочке приветствием, также ничего не говоря, поглядел на мешки и взяв обеими руками потащил поближе к костру, чтобы рассмотреть, так как ночь уже вовсю сгущалась вокруг плотной темнотой.

— Если всё пройдёт успешно, — тихо сказала Марго дочери, — Останешься здесь с ними.

— Здесь? Они же бездомные! — с отвращением возмутилась девочка, благо стояли они с повозкой достаточно далеко от костра, где все разглядывали дорогую посуду, чтобы те не расслышали.

— Они кочевники! — буркнула строго мать, — Прекрасно живут, нарядные, красивые, весёлые. Музыку любят, песни поют.

— Я что буду спать на улице? — не унималась та.

— Они кочуют, живут в движении, — объясняла Марго, — Каждый день на новом месте. Ну, практически, — задумчиво добавила она, будучи уверенной, что такие стоянки могут вполне держаться и несколько дней, особенно в хорошем месте, — переносят с собой хижины из тёплых цветных одеял, у них есть кибитки вардо, вон гляди, — показывала она на передвижные цыганские дома: и крытые, и плоские расписные повозки с прикреплёнными бортами на больших деревянных колёсах.

— И мне придётся есть сырую рыбу? Неощипанную птицу? — продолжала сыпать вопросами Синеглазка, с ужасом в голосе, — Самой ловить, чтобы себя прокормить?

— Да что ты заладила, они культурные люди с древними традициями, у них есть каменные печи, где готовят еду, нередко даже сами разводят кур, а дикую птицу или кроликов хорошенько приготовят, вот увидишь! — заверяла Маргарита, — Уверена, всю охоту на себя возьмут смелые цыганские парни, тебя не заставят с утра до ночи за зайцами гоняться по лесам.

— Ага, а если заставят, я вернусь, а табор уже уехал, — покачала головой девочка, — Они же кочевники, — напомнила она матери её же слова.

— Попрошу за тобой присмотреть, — провела мать по детским волосам, — Будешь носить цветастые платья, купаться в горячих источниках, изучать их быт, культуру, венки из цветов плести, выучишь историю нашего мира через сказки, легенды и истории, будешь изучать небо и звёзды. Пусть обучат тебя тому да эдакому.

— Ох, я хочу домой, в замке было очень хорошо! — насупилась девочка.

— Идём, познакомишься, — словно игнорируя последнюю детскую фразу, она вытащила малышку из повозки, и за руку повела к огню.

Там уже вовсю достали содержимое мешков, деля предметы между собой. Да так, что не обошлось без ссоры, споров и драки, так что шум и гам постепенно нарастали в таборе, разгораясь вместе с пламенем высокого костра.

— Да что происходит-то? — подошла она к ближайшему знакомому — тому деду в белой рубахе и красном поясе, который она не приметила ранее в темноте.

— О, девчонку уведи, — попытался он своей морщинистой левой ладошкой закрыть глаза Синеглазке, но та просто обошла мать с другой стороны, — Не для детей зрелище сейчас будет.

— Не поделили поровну чужое добро? Тамаш ещё согласия не дал, а они… — начала было возмущаться Марго и едва не ринулась всех разнимать.

— Да нет, не в золотишке дело, — оборвал её дед, — Мирелка, мать главной красавицы Джофранки, выдаёт дочку замуж, — начал он рассказ издалека, — Стево и Шандор с малых лет бьются за неё. А тут у Стево ещё случай подвернулся златом заплатить, отдать своё Мирелке хочет. Шандор возмутился, велел по-мужски разобраться, на ножах биться за сердце первой красавицы табора.

— Та что ль? — кивнула Марго в сторону одной из напуганных девушек, которую сочла наиболее симпатичной из молоденьких цыганок, Синеглазка также обратила на неё внимание.