Губы кривились в раздумьях, то напрягаясь, то ёрзая из стороны в сторону между аккуратными усиками и дорожкой бородки, которые на пару были русого оттенка, в то время, как всё остальная обильная, но не длинная растительность на подбородке и в верховьях шеи была тёмного, почти чёрного цвета.

— Меньше думай, больше ешь, — сказала подошедшая Арекса, внаглую сдвигая вбок игровую доску вместе с фигурами, чтобы разложить перед ним тарелки, — А то остынет.

Рядом с ними остроухий фехтовальщик Кифлер, заканчивал рассказ о своих планах на жизнь соседу-крепышу, делясь возможными вариантами развития событий на королевской службе через несколько лет.

— Прославлюсь, можно бы свои земли и небольшой замок получить, открыть там школу фехтования? — мягким и лёгким голосом мечтал эльф, закатывая свои фиолетовые глаза, — А если не получится, то, быть может, Его Величество решит организовать отряд шпажистов-дуэлянтов. Может, даже возглавлю его, — разминал он в задумчивости свои тонкие, но отнюдь не хрупкие мужские пальцы, — А ты чем на старости лет заниматься планируешь? — полюбопытствовал он у рослого усатого собеседника.

— Я-то? Хех, — усмехнулся заливисто тот, — Да я здесь не за выслугой, я пришёл сюда, чтобы защищать. Короля, королевство, мирных жителей, — перечислял он, — Вечно попадал дома в какие-то неприятности, неуклюжим был… То в окно не пролезу во время беготни, застряну, то на дерево влезу, да ветка подо мной хрустнет, свалив… Всё не так, никуда не гожусь. Вот и решил быть полезным, помогать людям и родине.

— Хм, вот как, — проговорил недоверчиво Кифлер, — Звучит довольно пафосно.

— Да всё так, эльфик, — иронично промолвила рядом стоящая Арекса, — Он и половину жалования домой своим отправляет, а то и большую часть, чтобы прокормить братьев и сестёр, — поведала она то, что слышала, — Добрая душа наш крепыш.

— Вот оно что, — призадумался шпажист, — Помощь родным, помощь королевству, как всё просто и благородно… А я-то всегда думал, что ты быстрее нас всех взлетишь по лестнице чинов с твоей комплекцией, если амбиции соответствующие есть.

— Для Стромфа армия это не временный период на пути к цели, как для всех нас, а самоцель, — подытожила раздающая им блюда девушка.

— А для тебя? — благодарно за тарелки с едой кивнул ей эльф, заодно полюбопытствовав, — Мои планы на школу шпаги недалеко ушли от службы. Ещё бы попались мне здесь не вы, а отряд верных учеников. Ух, мы бы с Рихардом из вас таких шпажистов-дуэлянтов выдрессировали! — улыбался он, воображая себе это.

— Он для тебя капитан Крэйн, а не дружок Рихард, — раздался с другого стола голос Нины.

— Ох, Одуванчик… — вздохнул эльф, — Не говорили тебе родители, что подслушивать не хорошо? — после чего перевёл снова взор своих нежно-сиреневых глаз на рядом стоящую Арексу, у которой интересовался о планах на будущее.

— Я? Да что я… мне тоже нравится пыл сражений, дома только и дралась, однажды до полусмерти избила одного задиру, что у малышей фрукты отбирал, а тот оказался сыном некой важной персоны, такое началось, что вот здесь я в итоге, — пожала она плечами, не утопая в подробностях, — Возглавила бы, как и ты, какую-нибудь армию самых отчаянных, кто без прикрытия щитами бьётся парой мечей или топориков, — представляла она, задрав рыжеватые глаза в небу.

— А если двуручники? Алебарда? Булава? — в шутку перечислял Кифлер, — Хех, и это выходит, для тебя служба тоже самоцель, а не средство, кстати, — подметил эльф.

— У алебардистов свои полки. Не знаю даже, ушастик. Булавы и ослопы вполне и одной рукой неплохо держатся. А двуручный клаймор — это вон к Нине, — кивнула она на самую светленькую за другим столом, — Нина, ты по жизни кем мечтаешь стать?

— Эээ, мечтаю? — зарделась та, уткнувшись в блюда перед собой, в раздумьях прервав трапезу, — Стать почётным рыцарем при дворе его величества…

— Ясно, метишь в новые паладины, когда Карпатский Зверь состарится, — посмеялась она, направляясь дальше вдоль стола и раздавая еду.

Та ничего не ответила, смутившись сильнее и продолжая есть. Вступать в дискуссию во время обеденного застолья ей совершенно не хотелось. У них в казармах даже был нарисованный Галой казёнными красками на скорую руку плакат, призывающий к тишине во время приёма пищи, только отчего-то он покоился там, у коек, вместо того, чтобы быть на виду возле столов снаружи.

— Ильнар! Ильнар! Дай монокль, — шёпотом попросил одноглазого лучника Тиль Страйкер, и тот протянул ему округлую линзу.

Когда Арекса раздавала им с братом еду, юноша зажал монокль возле правого глаза, сложил руки крест-накрест у груди с важным напыщенным видом и поглядел на неё с подносом таким изучающее-оценивающим взглядом сверху вниз и обратно до головы, громко хмыкнув.

— Вот и вы, кормчий. Значит так, мне сегодня бобовый суп с телятиной и острым перцем. Рябчиков, нафаршированных отварным яйцами с пряностями. Жареный молоденький картофель половинками со стейком из красной рыбы. И густое мясное рагу с томатами, баклажанами и подливкой, — якобы делал он заказ в роскошном трактире.

— А десерт? — едва сдерживая смех под окружающее хихиканье остальных спросил его братец, пока Арекса лишь молча закатывала глаза на их выходки, раздавая то, что сготовили на кухне, что, впрочем, было не скудной трапезой, а вполне себе хорошей едой с теми же рябчиками, пусть и не фаршированными, салатом с обилием меленького горошка, куриным супом и куриной же ножкой, запечённой с отварным картофелем и ещё рядом простых, но сытных и хороших блюд, к которым полагались овальные мягкие булочки с косыми надрезами вверху на румяной корке.

— Ах, да! Десерт! Молочно-кремовый пудинг с грецкими орехами, клубничное желе и шоколадный напиток, — изображал тот в монокле архитипичного аристократа в своём понимании.

— Нимрод вот, небось, у нас мечтает отслужить свой «срок», да в Скальдум укатить? — нагло взъерошила красновласая девица пальцами левой руки кудри алхимика-самоучки, когда те освободились после подачи тарелки и томно хихикала, стараясь не обращать на близнецов внимания.

На что тот просто промолчал, делая недовольное лицо, жмуря серо-голубые глаза, приоткрыв рот и высунув сбоку язык, кривляясь, словно ему эти её прикосновения не просто противны, но ещё и до смерти надоели. Хотя какой-то личной симпатии у девушки к нему в плане романтики или влечения вовсе не было. Просто она иногда могла позволить себе подобное в адрес остальных.

Она славилась неуважением чужого личного пространства, любила тыкать пальцами, касаться волос, хлопать по спине, а то и по заду с заигрывающей ухмылкой, но так, в различных подколках и таких вот жестах, она попросту проявляла своё дружеское расположение. Едва ли ей хотелось коснуться того, кто был бы ей и вправду неприятен.

— Выбиться в люди, — проговорил мечтательно через какое-то время Уильям, меняя тарелки, приступая ко второму блюду, — Это да, было бы отлично. Собственный дом…

— С котом? — подкалывал его брат, зная о таком желании Уилла.

— Вдвоём! — кивал тот.

— А потом? — улыбался Тиль, придумывая ритмичные ответы, позабыв уже о еде.

— Закат за вином, — кривился лицом его близнец, пытаясь что-то придумать, и сумел нафантазировать только такую картину с бокалом в руках да красивым видом за окном.

— Особняк? — предложил ему братец.

— Хоть так, — кивнул ему Уилл в ответ, чуть пожав плечами.

— Простак! — отвесил первый братец ему слабый шутливый подзатыльник, — Свой дол, свой дом и барон! — тезисно отчеканил он собственные планы обзавестись однажды землёй и выбиться в аристократы.

— Эй, скрипач? — крикнула Арекса вдаль на первый стол Диего, который едва не подавился куском картофелины из супа, нанизанным на вилку, заслышав своё имя, — А ты, небось, бардом при дворе стать мечтаешь? Хе! — отметила она с иронией, зная, что у военного музыканта карьера туда лежать попросту не может.

— Отнюдь, красновласая, — нахмурил тот тонкие брови, венчавшие серые крупные глаза своего вытянутого лица и покачал головой с ровным светлым пробором не слишком длинных волос, отчего те мягко заколыхались из стороны в сторону змеиными волнами, — Я вам не бард и не поэт, — буркнул он, с неохотой ей отвечая, — Да у меня и с рифмой, и стихами было туго, мелодии сочинять тоже не шло. Голосом не вышел, — признавался тот тихонько и будто бы нехотя, так что за соседним столиком его едва слышали, — Моё дело не сочинять, а играть музыку, — тут он поднял глаза на Арексу, Стромфа и Кифлера, которые, сидя там, его внимательно слушали, — Не трубить в горн к атаке, не звонить набат в колокола, не бить ритм шагов в барабан, — пояснял он, видимо, почему выбрал сложный струнно-смычковый инструмент, — А играть настоящую величественную и воодушевляющую музыку! Военный марш в пылу битвы, гимн короля и королевства!