В принципе в выступлении Иды не было ничего неожиданного, но Мину все равно чувствует досаду.

Мама говорит, что поведение любого человека является комбинацией химических процессов, генов, переживаний детства и приобретенных привычек. Еще когда в детском саду Кевин Монсон терроризировал всех вокруг, мама объясняла Мину, что это наверняка имеет свои причины.

Мину думает об Иде – как объяснить ее поведение? Может, родители унижали ее и теперь она унижает других? Или она думает, что это прикольно – быть жестокой? Понимает ли она, как больно делает другим людям? Должна же понимать? Или нет?

Мину вдруг осознает, что никогда не говорила с Идой по-настоящему. Но когда их группа собирается вместе, сразу видно, что Иду никто не любит. Может, потому она ощетинивается? Может, они сами не дают ей шанса вести себя по-другому?

Мину берет мобильник и звонит Иде. Никто не отвечает. Мину чувствует облегчение: нет так нет, ничего не поделаешь. Но тут один из сигналов обрывается на середине, и в трубке раздается шорох.

– Алло?

Мину уже жалеет, что позвонила.

– Алло? – нетерпеливо повторяет Ида.

– Привет, это я… Мину.

– Чего тебе?

– Я не вовремя?

Ида стонет.

– Нет, ты меня осчастливила своим звонком!

«Зря я поддалась импульсу и сразу позвонила, – думает Мину. – Нужно было сначала подготовиться, разработать какую-то стратегию».

– Ты долго будешь пыхтеть в трубку? – вздыхает Ида.

– Давай прекратим это, а? – говорит Мину.

– Что?

– Ну пусть мы не можем быть друзьями… Я имею в виду все пятеро. Но это не значит, что мы все время должны ругаться.

– Если со мной ругаются, я ругаюсь в ответ.

Говорить с Идой – как будто биться головой о стену. Очень, очень твердую стену.

– Об этом я и говорю, – продолжает Мину. – Это ни к чему не приведет.

– Скажи это шлюхе, наркоманке и жирной корове.

Мину вспыхивает:

– Ты же взрослый человек, неужели ты ничего не понимаешь?! – кричит Мину.

Ида хихикает, и Мину понимает, что проиграла.

– Я просто говорю правду, – спокойно продолжает Ида. – Если кто-то не может принять правду, это не мои проблемы.

– Знаешь, на что я надеюсь? – говорит Мину. – Я надеюсь, что следующей будешь ты. Мир стал бы значительно лучше, если бы ты умерла.

Она обрывает разговор и чуть не запускает телефоном в стену. Но вместо этого изо всех сил швыряет его на кровать. Ну почему она не из тех, кто обрывает шторы, швыряет на пол стаканы и тарелки, крушит мебель, чтобы освободиться от злости.

Она хотела сплотить группу ради Ребекки, а вместо этого все испортила. Сказала то, чего говорить нельзя, то, чего даже Линнея или Анна-Карин, имеющие гораздо более веские причины ненавидеть Иду, никогда не говорили ей. Сказала самое страшное, что можно сказать другому человеку.

Адриана Лопес живет в десяти минутах ходьбы от школы, в квартале под названием Малая Тишина. Интересно, есть ли где-нибудь Большая Тишина? Если есть, то Мину неплохо было бы сейчас оказаться там – а то адреналин в ее теле уже зашкаливает.

В Малой Тишине дома стоят далеко друг от друга и есть незастроенные участки. Один из коттеджей сгорел дотла. Его черные обуглившиеся останки жутко выглядят в свете луны.

Ходят слухи, что в подвале этого дома находился тайный клуб свингеров. По ночам сюда приходили женатые пары, менялись партнерами и занимались сексом друг с другом. Говорят, что дом из ревности подожгла одна женщина. Несколько человек якобы погибли в огне, и теперь их души бродят по ночам, издавая то слабые стоны, то вздохи боли и удовольствия.

Мину вздрагивает и застегивает молнию на куртке до самого подбородка. Проходя мимо сгоревшего дома, она ловит себя на том, что прислушивается, но никаких похотливых привидений не слышит.

Вдруг сердце у нее уходит в пятки – из тени рядом с домом отделяется одетая в черное фигура. Мину уже готова бежать, но тут фигура поднимает руку для приветствия.

Это Линнея.

Они идут по улице вместе. Мину неосознанно отмечает каждое пройденное окно, из которого, возможно, за ними следят чьи-то любопытные глаза. Она начинает жалеть, что согласилась залезть в дом вместе с невидимкой-Ванессой.

На собрании было решено, что Мину должна пойти как «самая умная». Эта похвала заставила ее на время забыть страх.

«Любишь, когда тебя хвалят? Вот и расплачивайся», – думает она теперь.

Неожиданно Мину понимает, что Линнея улыбается.

– Что тебе так смешно? – спрашивает она шепотом.

– Просто подумала, что ты вряд ли когда-нибудь так проводила выходные.

Мину знает, что она пай-девочка, но ненавидит, когда ей на это указывают.

– Можно подумать, ты проводила!

– Расслабься. Директриса вернется домой не раньше воскресенья, – шепчет Линнея. Она выглядит возбужденной, как будто их ждет приключение.

Они сворачивают и различают в темноте силуэт Иды, которая сидит на корточках в кустах и следит за дорогой. По их плану, она должна предупредить стоящую ближе к дому Анну-Карин, если кто-то пойдет мимо. Тогда Анна-Карин заставит проходящих свернуть на другую дорогу. Ида – человек непредсказуемый, поэтому ей досталось самое простое задание.

Лицо Иды находится в тени, и Мину рада этому. Она не может смотреть ей в глаза с момента их разговора по телефону.

– Могли бы и без нее обойтись, – бурчит Линнея.

– Мы должны быть вместе, – говорит Мину, чувствуя себя невероятной лицемеркой.

Дорога, по которой они идут, узкая, дома старые и построены довольно далеко друг от друга. На площадке между двумя высокими заборами стоит Анна-Карин. Она провожает тревожным взглядом проходящих мимо Мину и Линнею.

– Смотри, – шепчет Линнея и кивает на машину Николауса, спрятанную в тени большого дерева.

Он ждет там на случай, если им нужно будет быстро покинуть место происшествия. Николаусу не нравится их план, но он осознает его необходимость.

Они проходят еще десять метров и видят в конце улицы дом директора.

Свежепокрашенные доски ограды белеют в темноте. Сад зарос, но выглядит вполне живописно. Каменная дорожка начинается у самой калитки и ведет мимо высокой березы прямо к входной двери. Белый деревянный дом в два этажа украшен резьбой. На втором этаже два окна украшены витражами, как в церкви.

Ручка калитки вдруг поворачивается вниз, и калитка сама собой открывается. Сердце Мину уходит в пятки, но потом она понимает, что рядом с ней стоит невидимая Ванесса.

– Слышите меня? – шепчет Ванесса, которая перед этим много тренировалась, чтобы быть невидимой, но слышимой.

Они доходят до входной двери, останавливаются, и Мину натягивает на себя пару тонких резиновых перчаток, которые она стащила у мамы из больницы.

– А вдруг у нее есть сигнализация? – шепчет Мину, доставая фонарик.

– Сейчас мы это узнаем, – ухмыляется Линнея и достает ключ.

Мину думает про Анну-Карин и восхищается ее мужеством. Выкрав у директрисы ключ, Анна-Карин сбегала в мастерскую за два квартала от школы, сделала копию ключа и успела положить оригинал обратно, так и оставшись незамеченной.

Линнея поворачивает ключ, и замок легко поддается. Она открывает дверь и подчеркнуто вежливым жестом приглашает их войти.

– Добро пожаловать в дом ужасов, – говорит она. – Я останусь тут на страже, – прибавляет она более серьезным тоном, встретившись взглядом с Мину.

Ванесса проявляется из воздуха рядом с Мину, ободряюще кивает ей и, скользнув в неосвещенный дом, снова исчезает.

Мину следует за ней, думая о Ребекке.

Мину зажигает маленький карманный фонарик и направляет его в пол, чтобы с улицы не был заметен блуждающий по дому луч света. Вот прихожая, здесь в большой нише висит на вешалках верхняя одежда. Девочки крадутся по скрипящим половицам, и Мину надеется, что они не оставляют после себя следов.

– Неужели она здесь живет? – шепчет Ванесса, когда они заходят в гостиную.