Вилле начинает рыться в кармане и достает тоненькое серебряное кольцо.
– Ну, то есть мы можем, конечно, подождать со свадьбой. Хоть десять лет, как скажешь. Я просто хочу, чтобы все знали, что мы вместе.
У Ванессы кружится голова. Она больше не понимает, что происходит.
– Хочешь? – спрашивает Вилле.
Одно она знает наверняка. Она любит его. И хочет, чтобы об этом все знали. Знали, что они выбрали друг друга. Отобрали друг друга у других. Он надевает кольцо ей на палец. Потом достает из второго кармана другое кольцо, пошире, и дает ей, чтобы она надела это кольцо ему.
– Теперь мы вместе. Ты и я, – говорит Вилле.
– Я и ты, – шепчет Ванесса. – Я люблю тебя.
Она целует его теплые губы и прижимается к его телу. Его руки блуждают под ее майкой и спускаются вниз.
В дверь стучат.
– Ванесса! – слышится строгий голос мамы.
Вилле пытается освободиться от Ванессы, но она не отпускает его.
– Наплюй на нее, – бормочет она.
В следующее мгновение дверь приоткрывается.
– Вилле, Ванессе завтра в школу.
Мама говорит серьезным, не терпящим возражений голосом.
– Да какого черта! – вырывается у Ванессы.
– Все нормально, – говорит Вилле. – Мне все равно пора домой.
Она провожает его до двери, пытается поцеловать в губы, но Вилле чуть отстраняется и обнимает ее – ему неудобно перед мамой Ванессы.
– Я заберу тебя завтра после школы, – обещает он.
Ванесса закрывает за Вилле дверь. Обернувшись, она видит мамин встревоженный взгляд.
– Смотри, – говорит Ванесса, поднимая левую руку.
– Не рано ли?
Настроение моментально портится. Неужели мама не может хотя бы на полминуты притвориться, что рада за нее!
– Мы не собираемся сразу жениться, – огрызается Ванесса. – Это символ. Того, что мы принадлежим друг другу.
– Я просто не понимаю, зачем связывать себя какими-то отношениями, когда ты еще так молода.
– Да ты же сама забеременела в шестнадцать лет! От какого-то, блин, проезжего участника конференции! Да еще и пьяная была, даже имени его не помнишь!
– Тон смени, – жестко говорит мама.
– Тон смени, – передразнивает Ванесса.
Она тут же понимает, что пора остановиться, если хочешь, чтобы тебя считали взрослой. Но мама уже разозлилась всерьез.
– Ну давай. Поиграй во взрослую. Ты и Вилле, может, съедетесь, так у нас хоть места побольше станет.
Это удар под дых.
– А ты и обрадуешься, да? Сможешь спокойно трахаться со своим Никке! Или у тебя уже кто-то новенький завелся и тебе ребеночка сделал? Советую только на этот раз записать его имя!
На мгновение Ванессе кажется, что мама вот-вот ударит ее. Она никогда не поднимала на Ванессу руку, но сейчас, похоже, была очень близка к этому. Резко развернувшись, мама ушла на кухню.
– Будь по-твоему! – кричит Ванесса. – Я переезжаю к Вилле!
– Давай-давай! – кричит мама в ответ. – Посмотрим, насколько тебя хватит.
– Я тебя ненавижу! Сирпа в сто раз лучше мать, чем ты!
Ванесса идет в свою комнату и хлопает дверью. Ждет, что мама войдет следом, шикнет на нее, чтобы не кричала, чтобы думала о соседях, если не хочет, чтобы их вышвырнули из этой квартиры вон.
Но ничего не происходит.
Ванесса стоит посереди комнаты. Она чувствует себя совершенно опустошенной. Весь день и весь вечер ее, как воздушный шарик, бросало от одной крайности в другую. Все, чего ей сейчас хочется, это лечь спать. Она тянется к покрывалу, чтобы разобрать кровать.
В дверь стучат. Ванесса смотрит на дверь, думая, готова ли она прямо сейчас мириться с мамой. Но мама не заходит к ней. И только кричит из коридора:
– Мне звонили на работу. Сказали, что первого урока у тебя не будет. Пойдешь к директору. Она о чем-то хочет с тобой поговорить.
Поздно ночью Ванесса наконец откликнулась, и теперь Мину знала наверняка: завтра во время первого урока они все впятером приглашены в кабинет директора.
Полчаса спустя Мину открыла дверь своей комнаты. В доме было тихо. Она прокралась по коридору мимо закрытой двери, ведущей в спальню родителей. Оттуда донесся какой-то звук, Мину застыла. Нет, это просто папа храпит.
Только закрыв за собой входную дверь, она позволила себе перевести дыхание. Плотный туман окутал сад, придав всему неопределенную форму. Стояла мертвая тишина, и Мину казалось, что ее шаги отдаются эхом по всему кварталу.
Метров через сто из тумана показались очертания машины Николауса. Мину села на переднее сиденье. Николаус поеживался от холода в своем слишком тонком пальтишке, изо рта его шел пар.
– Добрый вечер, – сказал он. – Впрочем, не знаю, подходят ли эти слова для такой роковой ночи, как эта.
Некоторое время они молчат. Мину смотрит на его руки, лежащие на руле. Кожа на них покраснела и обветрилась.
– Вам нужно купить одежду, – говорит она. – Теплую куртку, шапку и перчатки. Скоро зима. Вы можете заболеть.
Николаус смотрит на нее с благодарностью.
– Ты слишком добра ко мне. Слишком заботлива. Я не заслуживаю этого. Я хотел бы помочь вам. Я знаю, что выход есть, но… Я не помню… – Он морщит лоб. – Впечатление такое, будто где-то рядом со мной кружит мошкара. Но мошек я не различаю, вижу лишь трепетание их серых крыл.
Он вздыхает и поворачивается к Мину.
– Я не могу допустить, чтобы вы пошли прямиком в логово льва, – говорит он.
– У нас нет выбора. Львица говорила с нашими родителями.
– Вы можете… прогулять. Ведь это так называется?
– Мы не можем прогуливать вечно. К тому же вряд ли она собирается прикончить нас в своем кабинете посреди бела дня в школе, полной народу.
– Может, она как раз и хочет, чтобы вы так думали, – бормочет Николаус.
27
– Пожалуйста, входите, – говорит директор.
Адриана Лопес одета в темно-зеленое платье до колен в стиле шестидесятых годов прошлого века и черные ботильоны из кожи какой-то рептилии.
Она садится в кресло у журнального столика. Два раскладных стула стоят наготове. Мину садится на диван, напротив Ванессы и Анны-Карин. Ида и Линнея устраиваются на стульях. Когда все сели, повисает тишина.
Над дверью, ведущей в кабинет замдиректора, висят часы. Они громко отсчитывают секунды, одну за другой. Это напоминает Мину бомбу с часовым механизмом. В любую секунду мир может взорваться.
– Я знаю, что вы были в моем доме, – говорит директриса.
Мину чувствует, как кровь отхлынула у нее от лица.
– Вы нашли, что искали? – продолжает Адриана Лопес.
Ида так поспешно поднимается со стула, что он падает на пол.
– Я не имею к этому никакого отношения, – говорит она.
В комнате совершенно тихо. Тик-так, тик-так.
– Я не имею к ним ни малейшего отношения, – продолжает Ида срывающимся от страха голосом.
– Сядь, – говорит директриса.
Ее голос – прямая противоположность голосу Иды. Спокойный. Самоуверенный. С ним невозможно спорить. Ида снова раскладывает пластмассовый стул и послушно садится.
Адриана кладет ногу на ногу и сцепляет пальцы рук на колене.
– Я знаю, кто вы такие, – говорит она.
– А мы знаем, кто вы, – парирует Линнея.
Мину затаивает дыхание. Взгляд директрисы впивается в Линнею. В углу рта мелькает улыбка.
– Что ты сказала?
– Я сказала, что мы тоже знаем. Кто. Вы. Такая, – говорит Линнея и смело смотрит в глаза директрисе.
Адриана смеется. Не обычным смехом, а так, как обычно смеются взрослые, когда не принимают детей всерьез.
– Ах, вы знаете? Было бы любопытно услышать. Расскажи, Линнея. Кто же я такая?
Мину хочет вмешаться. Прервать эту сцену, прокрутить пленку назад и начать сначала. Это непростительная ошибка – нападать на директора.
– Это вы убили Элиаса и Ребекку, – говорит Линнея.
Все, отступать некуда. Поздно брать слова назад. Проходит ровно три секунды. Тик, так, тик.
– Это неправда, – говорит директор.