– Ванесса…
– Ты всегда на его стороне! Вы одна команда, ты и Никке. Такие правильные, всегда на высоте. А я плохая, все время затеваю ссоры, со мной невозможно иметь дело.
– У нас вообще-то гости, – говорит мама.
– Ага, теперь ты вдруг вспомнила, что у нас гости? А когда Никке сидит и шпыняет моего жениха, помолвку с которым я хотела вместе с вами отпраздновать, это нормально, да?
– Я этого не говорила.
Любимая мамина фраза: «Я этого не говорила». И грустный взгляд. Мама хитрая – она никогда открыто не говорит, что думает. И если потом пытаешься припереть ее к стенке, делает вид, что ничего такого не имела в виду.
– Идите вы к черту! – кричит Ванесса. – Я вообще не понимаю, на хрена я наготовила этой идиотской еды, и пригласила Вилле, и думала, что это что-то изменит. Если ты все равно уже все решила раз и навсегда!
Мама смотрит на нее большими обиженными глазами.
– Корчишь из себя невесть кого, – продолжает Ванесса. – Уже забыла, сколько хахалей ты домой притаскивала? Вилле лучше любого из твоих кавалеров. И в тысячу раз лучше, чем этот…
Она указывает на Никке, даже не посмотрев в его сторону.
– Несса сердитая, – говорит Мелвин.
– Да, я сердитая, – соглашается Ванесса и смотрит на брата. – И ты тоже будешь сердиться, когда вырастешь и поймешь, что у тебя за родители.
– Я лучше пойду, – говорит Вилле.
– Ты никуда не пойдешь, – протестует Ванесса. – Я тоже здесь живу.
– Я согласен с Вилле, – вступает Никке. – Лучше будет, если он уйдет.
– Нет, лучше было бы, если бы ты испарился отсюда!
– Ну все, хватит! – орет Никке, стукнув кулаком по столу.
Мелвин начинает плакать, и Ванесса бросается к нему, чтобы взять на руки, но мама успевает первой, поднимает его из стульчика, поворачивает лицом к своей груди и гладит по головке. Его плач переходит в скулеж, жалобный, душераздирающий. И режущий слух.
– Ну все, все, – утешает мама, укоризненно глядя на Ванессу.
– Это не я его напугала!
– Довольно, Ванесса, – говорит мама. – Вилле, тебе лучше уйти.
– Еще увидимся, – прощается Никке с довольной ухмылкой. – В участке, я имею в виду.
– Спасибо за еду, – говорит Вилле.
Он задвигает стул и ставит тарелку в мойку.
– Я пойду с тобой, – говорит Ванесса.
– Ты никуда не пойдешь, пока мы не поговорим обо всем этом! – отрезает мама, перекрикивая скулеж Мелвина.
Ванесса встречается с мамой взглядом и чувствует, как по жилам струится ненависть.
– Иди к черту, – говорит она.
Ванесса выходит в коридор, где уже обувается Вилле. Она находит ногами свои туфли, одновременно влезая в куртку и хватая сумку.
– Если ты уйдешь сейчас, можешь не возвращаться! – кричит мама.
– А я и не собираюсь! – кричит Ванесса в ответ.
– Несса, дома! – заходится в плаче Мелвин.
Ванессе хочется зажать уши руками. Чтобы не слушать. Она так любит Мелвина. Но сейчас притворяется холодной, бездушной.
Ванесса сбегает по лестнице вслед за Вилле. Смотрит на его затылок. Думает о том, что, наверно, уходит навсегда, больше никогда сюда не вернется, и уговаривает себя, что дело стоит того, что Вилле того стоит.
33
Мину много раз мечтала пройтись по этой дороге. Ее останавливала только боязнь показаться смешной. Но сегодня это не важно – она пала так низко, что еще немного унижения ничего не изменит. У нее не осталось гордости, чтобы ее терять.
Улица застроена типовыми одноэтажными домами. Пытаясь противостоять однообразию и монотонности, некоторые хозяева установили на окнах козырьки от солнца и разноцветные лампы в окнах. Мину идет вдоль четных номеров домов и смотрит на противоположную сторону. Останавливается под фонарем, напротив дома номер тридцать семь.
Мину смотрит на этот желтый дом. Черепичная крыша, высокая черная дымовая труба. По обеим сторонам двери – окна: налево – квадратное окно ванной комнаты с непрозрачным стеклом, направо – окно побольше, жалюзи опущены. Внутри темно.
Она пытается представить себе, как выглядит Макс, когда приходит вечером домой, подходит к двери, открывает ее и… На этом месте ее фантазия дает сбой. Она не может представить себе, что Макс живет в этом доме. Он слишком обычный. Здесь мог бы жить кто угодно.
Мину вспоминает, что сказала Ребекка в тот осенний день.
«Если ты чувствуешь, что между вами что-то есть, значит, так оно и есть на самом деле».
Как ей не хватает сейчас Ребекки! Мину никогда не чувствовала себя такой одинокой.
Мину переводит дыхание, к глазам подкатывают слезы. Они текут по щекам, от них намокает шарф. Мину шмыгает носом, выуживает из кармана старый скомканный носовой платок и сморкается.
– Мину?
Она оборачивается и видит впереди Макса. Именно на это она втайне надеялась. Ждала, что встретит сегодня Макса. Пусть он смеется над ней, жалеет, что угодно, лишь бы увидеть его.
– Здравствуй, – говорит он.
Макс останавливается перед ней. Его дыхание обволакивает лицо облаком пара.
– Что ты здесь делаешь?
Невозможно разгадать выражение его лица. Глаза смотрят на Мину изучающе.
– Я вышла погулять, – отвечает Мину. – Не могла оставаться дома.
Это, во всяком случае, не ложь.
– Что-нибудь случилось?
Мину пожимает плечами.
– Это из-за Ребекки? – спрашивает Макс.
– Угу.
Она не решается произнести ни слова.
Макс серьезно кивает. Потом бросает быстрый взгляд на дом, стоящий напротив, и говорит:
– Я здесь живу.
– Да?
Мину опускает взгляд и надеется, что Макс не понял, что она уже битый час пялится на его дом, как маньячка.
– Зайдешь? – спрашивает он.
Она способна только кивнуть в ответ.
Они переходят улицу вместе. Мину пытается осознать, что идет к Максу домой. Вместе с ним.
Макс отпирает дверь и включает свет в прихожей.
– Давай я помогу тебе с курткой, – говорит он.
Она расстегивает молнию, и он помогает ей снять толстый пуховик. Но вместо того чтобы почувствовать себя дамой, Мину окончательно теряется, и пока Макс вешает ее куртку, быстро снимает сапоги, надеясь только, что он не заметит ее крокодиловый сорок первый размер.
– Хочешь чаю?
– Да, спасибо.
Макс заходит в кухню. Мину замечает дверь в ванную комнату и шмыгает внутрь.
Серый кафель и синий линолеум на полу. Самая обычная ванная комната, но ведь это ванная Макса. Здесь полно знаков, через которые можно понять, что он за человек. Он чистит зубы электрической зубной щеткой, но бреется опасной бритвой. Моет руки жидким мылом без парфюмерных отдушек. Покупает зубную пасту в большом тюбике. Мину кажется, что она может разгадать какой-то важный код, стоит лишь подольше поглядеть на эти вещи. Но задерживаться нельзя, а то Макс будет недоумевать, чем она тут занимается.
Мину поворачивается к зеркалу и видит свое ненакрашенное лицо. На лбу прыщи, глаза красные, заплаканные. Если бы она не была такой страшилой, можно было бы надеяться, что Макс действительно хочет видеть ее у себя в гостях. А не просто жалеет истеричку.
– Жалкая дура, – шепчет она самой себе. – Шла бы ты отсюда.
Она отпирает дверь и выходит в прихожую. Где-то в комнате начинает играть музыка. В следующее мгновение появляется Макс с двумя чайными чашками в руках. Он такой милый. И симпатичный. При этой мысли Мину заливается краской. И думает, каково это – целовать Макса. И вообще каково это – целоваться.
Тут у Мину вдруг защекотало ладони и запястья, ноги сделались ватными.
«Уходи отсюда, – думает она. – Уходи, пока вконец не опозорилась».
– Чай готов, – говорит Макс.
Она заходит за ним в гостиную, обставленную скромно, но со вкусом. У дальней стены стоит диван. Справа от него – шкаф, до отказа забитый книгами, фильмами и старыми виниловыми пластинками. На стене напротив висит в рамке портрет. Женщина с темными кудрявыми волосами повернута в полупрофиль. На ней синее шелковое платье со складками. Голова слегка опущена, взгляд серьезный, обращенный в себя, в нем читается страдание. В одной руке женщина держит гранат, другой – обхватила свое запястье. Ее поза выражает отчаяние. Мину с первого взгляда нравится портрет. Кажется, будто она понимает эту женщину.