Мона прикуривает новую сигарету от старой и криво улыбается.

– Скажи прямо, что ты ищешь.

– Эктоплазму, – говорит Ванесса.

Мона ухмыляется и кивает, исчезая за драпировкой.

Ванесса пользуется случаем и отправляет сообщение Мину, дожидаясь, пока вернется хозяйка магазина.

«Эктоплазма у нас в кармане», – пишет она.

Остается только решить проблему с Анной-Карин.

Браслеты Моны бряцают по ту сторону драпировки. Выходя обратно, она держит в руке склянку из коричневого стекла, заполненную светлой густой жидкостью.

– Высший сорт, – говорит Мона, протягивая Ванессе банку.

Она теплая. Теплее, чем если бы просто хранила тепло руки Моны. Ванесса наклоняет склянку в сторону. Эктоплазма не двигается. Она выглядит как полузастывшее безе. Ванесса откручивает крышку и нюхает. Этот белый крем ничем не пахнет. Эквивалент звенящей тишины в мире запахов.

– Что это такое? – спрашивает Ванесса.

– Материя духа, – отвечает Мона.

– Это мне ничего не говорит. Как ее делают?

– Ее не делают. Она выделяется ведьмами, через которых говорят мертвые.

Ванесса вспоминает, как Ида парила в парке и из уголка ее рта сочилась белая жидкость. Поспешно вернув крышку на место, Ванесса крепко закручивает ее. Теплое содержимое банки дрожит.

– Что-то подсказывает мне, что ты трясешься от страха перед первым ритуалом, – говорит Мона.

– Кто сказал, что он первый?

Мона не отвечает, только хрипло смеется каркающим смехом и закуривает новую сигарету. Она могла бы посоревноваться в курении на скорость. Ванесса снова смотрит на банку. Ей не хочется задавать вопросы Моне, но никто другой на них ответить не может.

– И как использовать эти… слюни?

– Ну, как использовать, – говорит Мона. – Для слабой магии хватит кругов, нарисованных мелом или карандашом. Если ты в круглой комнате, то в качестве внешнего круга можно даже использовать стены. Но лучше всего энергию связывает экто. А уж если сильная магия да еще в комбинации с кругом, нарисованным карандашом, то держись!

– В каком смысле «держись»?

– А в таком, что от твоей хорошенькой головки ничего не останется.

В это мгновение Ванесса внезапно понимает, что страшно рада своему визиту в «Хрустальный грот». Они ведь действительно обсуждали возможности использования других средств, если не получится достать эктоплазму.

– Сколько вы хотите? – говорит Ванесса.

– Пять кусков.

– Пять тысяч?

Именно столько лежит у Ванессы в сумке.

Вряд ли совпадение, думает она. Не так-то просто торговаться с человеком, который обладает даром предсказания.

– А ты что, надеялась на молодежную скидку? Эту штуку за один сеанс не выплюнешь… Чтобы набрать целую банку, требуется время.

– Но неужели пять тысяч? Вы серьезно? – перебивает Ванесса, чтобы избавить себя от утомительного рассказа о подробностях сбора слюны.

– Если не согласна, жалуйся в Совет, – говорит Мона. – Они контролируют всю официальную торговлю эктоплазмой. Поэтому нам, продавцам, приходится увеличивать цену, чтобы окупить риски. Я уверена, ты знаешь, как это делается. У тебя бойфренд тоже ведь торгует, правда, кое-чем другим. Ты его, кстати, еще не бросила?

Ванесса не отвечает. Она выгребает из сумки десять скомканных пятисотенных купюр. Николаус хранил их под матрасом – в буквальном смысле слова.

Пять тысяч крон – столько денег Ванесса не держала в руках никогда в жизни. Мона забирает их не моргнув глазом. Очевидно, что для нее это обычная сумма. Она кладет склянку с эктоплазмой в один из своих шуршащих пакетов и протягивает Ванессе через стойку.

– Спасибо. Жду вас снова, – говорит она. – Приходите почаще за покупками, склад у меня теперь забит новыми товарами. Глобальная битва на границе миров открывает новые возможности для бизнеса.

– А тем, кто сотрудничает с демонами, вы тоже продаете? – говорит Ванесса.

Мона только улыбается и выдувает большое облако дыма через ноздри. Она напоминает старого дракона, сидящего у себя в пещере.

– Извините, совсем забыла, – говорит Ванесса презрительно. – «Мона-Лунный Свет – не доносчица». Единственное, что имеет для вас значение, это бизнес, да? Все покупатели хороши.

– Для блондинки ты неплохо соображаешь, – фыркает Мона.

Ванесса кладет пакет в сумку и молча идет к выходу.

– Над тобой по-прежнему висит n'Geadal, не забывай об этом! – кричит Мона ей вслед.

Только выйдя в пустынный торговый центр, Ванесса понимает, что сказала Мона. «Приходите почаще за покупками». То есть она знает, что их несколько. Но Ванессу уже ничего не удивляет.

– Несса!

Этот голос она не слышала уже три месяца. Ванесса оборачивается и видит маму, которая остановилась у входа в «Хрустальный грот».

– Привет, – говорит мама.

Мамины волосы стали светлей на несколько оттенков. Она одета в новую куртку. Эти маленькие знаки свидетельствуют о том, что жизнь идет дальше без Ванессы.

– Привет, – отвечает Ванесса.

Потом повисает тишина. Так много всего хочется сказать маме и так много причин, чтобы промолчать.

– Мне нужно идти, – говорит Ванесса.

Мама кивает.

– Увидимся, – отвечает она, как будто они две случайные знакомые, столкнувшиеся в городе.

Мама открывает дверь в «Хрустальный грот». Мимолетный запах благовоний – и она уже исчезла.

Ванесса смотрит ей вслед. В самом деле, а чего она ждала?

«Я скучаю по тебе».

«Прости меня».

«Возвращайся домой».

Анна-Карин слышит эхом разносящийся смех за спиной и останавливается как вкопанная в коридоре, ведущем в школьную библиотеку. Она стоит, уставившись в пол, пока компания девчонок не проходит мимо. К Анне-Карин опять вернулись ее старые привычки. Хотя сейчас девочки смеялись не над ней. Над ней теперь никто не смеется.

В первую неделю после пожара она отказывалась ходить в школу и вообще выходить за пределы хутора. Она проводила дни напролет у телевизора.

– Я думала, ты хоть немного любишь дедушку, могла бы хоть раз навестить его в больнице, – шипела мама.

Перепады настроения остались в прошлом. Мама снова вернулась к своему обычному недовольному «я».

В воскресенье в дверь позвонили. Анна-Карин сидела, положив ногу в гипсе на возвышение, с миской чипсов на коленях и не собиралась никому открывать. Но посетитель за дверью не сдавался и в конце концов сам пригласил себя зайти в незапертую дверь.

Элегантное появление Адрианы Лопес выставило гостиную в самом неприглядном свете. Хорошо хоть мамы дома не было.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Адриана Лопес, садясь в дедушкино кресло.

Анна-Карин молчала. Она решила не отвечать на вопросы директора. И никогда никому не рассказывать о том, что случилось в ту ночь. Никто никогда не узнает, что происшествие не было случайным. Что Анна-Карин поступила легкомысленно. И фактически сама виновата, что дедушка чуть не погиб. Во всяком случае, по словам мамы, прежним он уже никогда не будет.

В конце концов, директор устала от молчания Анны-Карин, поднялась и заявила, что надеется завтра увидеть ее в школе.

Когда директор была уже у дверей, Анна-Карин сказала:

– Я больше не использую свою силу. И не собираюсь этого делать никогда. Вообще никогда. Можете передать это Совету и остальным. Я буду держаться подальше от вас, так будет лучше для всех.

– Ты – Избранница.

Но Анна-Карин промолчала в ответ.

В первый день своего возвращения в школу она долго медлила у ворот, держа костыли под мышкой. Возненавидят ли теперь ее еще больше, чем прежде? Станет ли им известно, что эта вонючая деревенщина их обманывала?

Но вот мимо прошли Юлия и Фелисия в компании с Идой. И Фелисия с Юлией даже не посмотрели в сторону Анны-Карин. Не потому, что проигнорировали. Не потому, что притворились, будто она сделана из воздуха. Она и была из воздуха. Ее просто не увидели.

Только Ида заметила Анну-Карин. Она задержала на ней свой взгляд на несколько секунд. Потом притворилась, будто смеется словам Фелисии, и вот уже они все трое исчезли в облаке светлых волос и цветочных ароматов.