— А Элэйс согласилась?

— Она была рада за него. Мальчик ведь только об этом и мечтал. Он еще в Каркассоне с завистью глазел на конюших, чистивших сапоги и шлемы своим господам. Пробирался на ристалище подсматривать их поединки. Происхождение не позволяло ему стать шевалье, но вовсе не мешало мечтать о гербе и шпорах. И теперь казалось, что мечта его все-таки сбудется.

— И он уехал?

Бальярд кивнул.

— Пьер Роже де Мурпуа был строгим господином, но справедливым, и имел репутацию хорошего наставника будущих рыцарей. Дело было нелегким, но Сажье был проворным, сильным мальчишкой и очень старался. Он научился пронзать копьем «квентина», [108]упражнялся с мечом, палицей, ядром на цепи, с кинжалом… Научился прямо держаться в высоком седле.

Старик устремил невидящий взгляд на вершины гор, а Элис не в первый раз подумала, глядя на него, что исторические персонажи, в обществе которых Бальярд провел большую часть жизни, стали для него живыми людьми из плоти и крови.

— А что тем временем было с Элэйс?

— Пока Сажье жил в Мирпуа, Ариф посвящал Элэйс в обряды и ритуалы Noublesso. Она уже прославилась как целительница и знахарка. Редкую болезнь души или тела она не могла излечить. Ариф много рассказывал ей о движении звезд, о законах, движущих миром, черпая из источников древней мудрости своей родины. Элэйс догадывалась, что это делается неспроста. Что он готовит ее — а может быть, и Сажье — к исполнению их миссии. Сажье между тем редко вспоминал о маленькой деревушке в горах. Крохи вестей об Элэйс временами доходили в Мирпуа. Их приносили пастухи и добрые христиане, но сама она не приезжала. Сестрица Ориана позаботилась, чтобы за ее голову назначили награду золотом. Ариф прислал Сажье деньги на покупку коня, кольчуги, доспехов и меча. В пятнадцать лет его уже посвятили в рыцари. — Бальярд помолчал. — Вскоре после того он отправился на войну. Те, кто, в надежде на милость, отдали свой жребий французам, сменили покровителей. В их числе был граф Тулузский. На этот раз его сюзерен, Педро Арагонский, откликнулся на призыв и в январе 1213 года двинул войско на север. К нему присоединился владетель Фуа, и вместе у них хватало сил, чтобы нанести значительный ущерб оставшемуся без союзников Монфору.

В сентябре 1213 года северная и южная армии сошлись лицом к лицу в Мюре. Педро был отважным полководцем и искусным стратегом, но атака захлебнулась, и в разгар битвы Педро пал. Южане остались без предводителя.

Помолчав, Бальярд добавил:

— Среди тех, кто сражался за независимость Каркассоны, был шевалье дю Мас. Он хорошо показал себя. Его любили. Люди шли за ним…

Странно он говорил. Восхищение в его голосе смешивалось с другим чувством, которого Элис не могла понять, а поразмыслить над этим ей было некогда, потому что рассказ Бальярда шел дальше.

— В 1218 году Волк был сражен.

— Какой волк?

Он вскинул ладонь.

— Простите. В балладах того времени, например в «Canso de lo Crosada», Монфора именуют Волком. Он погиб, осаждая Тулузу. Был убит попаданием в голову снаряда катапульты. Говорят, из нее стреляла женщина.

Элис невольно улыбнулась.

— Его тело перенесли в Каркассону и похоронили по обычаю северян. Сердце и внутренности отправили в Сен-Сернен, а тело — в собор Святого Назария, где похоронили под могильной плитой, которая теперь находится на стене в южном трансепте базилики. — Бальярд помолчал. — Вы, может быть, заметили ее, когда осматривали город?

Элис вспыхнула.

— Я… я не смогла зайти в собор, — призналась она.

Бальярд взглянул на нее и не стал больше говорить о могиле.

— Сын Симона де Монфора, Амори, сменил его, но оказался плохим военачальником и сразу стал терять земли, захваченные отцом. В 1224 году Амори отступил. Род де Монфор отказался от прав на земли Тренкавелей. Сажье теперь мог вернуться домой. Пьер Роже де Мирпуа отпустил его неохотно, однако Сажье должен был…

Он вдруг вскочил и порывисто отмерил несколько шагов вниз по склону. Заговорил снова, не оборачиваясь к Элис.

— Ему было двадцать шесть, — сказал он. — Элэйс была старше, но Сажье… он надеялся. Он теперь смотрел на нее другими глазами — не как брат на сестру. Понятно, они не могли пожениться, потому что Гильом дю Мас был еще жив, но он надеялся, что теперь, когда он показал себя, между ними будет нечто большее.

Элис решительно встала и подошла к нему. Когда она взяла его под руку, Бальярд дернулся, словно совсем забыл о ее существовании.

— И что? — тихо спросила она, ощущая странное беспокойство.

Ей казалось, она подслушивает рассказ, не предназначенный для чужих ушей.

— Он осмелился заговорить с ней. — Голос его дрогнул. — Ариф знал. Если бы Сажье спросил у него совета, он дал бы совет. А так — молчал.

— Может быть, Сажье не хотел слышать совета Арифа, потому что знал, каким он будет?

Бальярд слабо улыбнулся:

—  Benleu.Может быть.

Элис ждала.

— И что же, — не выдержала она, когда стало ясно, что старик не собирается продолжать. — Сажье сказал ей о своих чувствах?

— Сказал.

— Ну, — жадно спросила Элис. — Что она ответила?

Бальярд повернулся и взглянул ей в лицо.

— А вы не знаете? — тяжело спросил он. — Дай вам Бог никогда и не узнать, что значит так любить, без надежды на ответную любовь.

— Но она же его любила! — горячо воскликнула Элис. — Как брата! Разве этого недостаточно?

Бальярд улыбнулся ей.

— Он удовольствовался этим, — твердо сказал он. — Но ему было этого недостаточно.

Он повернулся и зашагал к дому.

— Прошу, — сказа он, пропуская вперед Элис и снова возвращаясь к официальным манерам. — Я немного разгорячился, а вы, maidomaselaТаннер, должно быть, устали в дороге.

Он вдруг показался Элис очень измученным и бледным. Она виновато покосилась на часы и увидела, что они проговорили много дольше, чем она думала. Был почти полдень.

— Ну конечно, — сказала она, предлагая ему руку.

Они вместе медленно прошли к дому.

— Если вы меня извините, — обратился он к Элис, когда они оказались внутри, — я должен немного поспать. Может быть, и вы отдохнете?

— Я и правда устала, — призналась она.

— Я проснусь и приготовлю поесть, а потом закончу рассказ. Пока не стало смеркаться и есть время не думать о других вещах.

Она смотрела, как он уходит в заднюю половину комнаты и задергивает за собой занавеску. Потом, отчего-то чувствуя себя обделенной, прихватила подушку и одеяло и вышла наружу.

Она устроилась под деревом и только тогда поняла, насколько захватило ее прошлое. Она ни разу за утро не вспомнила про Шелаг. И про Уилла.

— Чем ты занята? — спросил Франсуа-Батист, входя в комнату маленького безымянного шале неподалеку от пика де Соларак.

Мари-Сесиль держала перед собой на мягкой черной подставке для книг открытую «Книгу Чисел». Она не взглянула на сына.

— Изучаю расположение зала.

Франсуа-Батист присел к столу рядом с ней.

— Зачем?

— Чтобы запомнить различия между этим чертежом и настоящей пещерой.

Он заглянул ей через плечо.

— И много их?

— Несколько. Вот. — Ее палец завис над книжной страницей, алый ноготь чуть просвечивал сквозь защитную нитяную перчатку. — Наш алтарь расположен здесь, как обозначено. В пещере он ближе к стене.

— Но ведь тогда он должен заслонять резьбу на стене?

Она обернулась, не скрывая, что удивлена столь разумным замечанием, прозвучавшим из его уст.

— Если первые стражи так же, как Noublesso Veritable, пользовались для своих ритуалов «Книгой Чисел», расположение должно совпадать, верно?

— Этот вывод напрашивается, — признала она, — однако там нет надгробия — наиболее очевидное из различий, хотя, надо заметить, могила, где лежали скелеты, оказалась точно на том же месте.

— О тех телах больше ничего не известно? — спросил он.