Бриссар ждал его на условленном месте и немедленно приступил к докладу. Дом был пуст, и проникнуть в него из сада не составило труда. Соседи говорят, что пятнадцатью минутами раньше мадам Жиро увезла машина полиции. С ней был пожилой мужчина.

— Кто такой?

— Его видели и раньше, но имени не знают.

Отослав Бриссара, Оти стал спускаться с холма. По левой стороне на три четверти пути тянулись дома. Двери были заперты и ставни закрыты, но улица казалась все еще обитаемой.

Он дошел до перекрестка и повернул налево по улице Барбакан к площади Сен-Гимер. Несколько местных жителей сидели на ступенях своих домов, разглядывая припаркованные на площади машины. Группка подростков-велосипедистов, голых до пояса и дочерна обожженных солнцем, болтали на ступенях церкви. Оти даже не взглянул на них. Он размашисто шагал по асфальтированному спуску, открывавшемуся позади первых домов и скверов улицы Гаффе. От него ответвлялась каменистая тропинка, уходившая вверх по травяному склону к самой стене.

Скоро Оти оказался над участком, принадлежавшим Жанне Жиро. Задняя стена была выкрашена той же желтоватой известкой, что и фасад домика. Узкая калитка, ведущая в садик, была незаперта. Фиговое дерево, увешанное черными плодами, почти скрывало от глаз соседей маленькую террасу. Переспелые фиги падали на терракотовые плитки дорожки и взрывались чернильными пятнами. Стеклянная задняя дверь скрывалась за решетчатой беседкой, увитой плющом. Оти заглянул внутрь и увидел, что ключ оставлен в замке, но дверь заложена двумя засовами — внизу и вверху. Ему не хотелось оставлять следов, и потому он огляделся, ища другого средства попасть в дом. Рядом со стеклянной дверью осталась открытой форточка маленького окошка. Оти натянул резиновые перчатки, просунул руку в отверстие и возился со старомодной оконной защелкой, пока она не поддалась. Окно давно не открывалось, и петли жалобно заскрипели, уступая его усилиям.

Запах оливок и хлеба встретил его в небольшой прохладной кухне. Полку с сырами огораживали проволочные перильца. На соседних полках стояли бутыли, банки солений, джема и горчицы. На столе лежала деревянная разделочная доска и белое кухонное полотенце, прикрывающее остатки черствого батона. В раковине он увидел дуршлаг с абрикосами — их собирались вымыть. На сушилке — два перевернутых стакана. Оти прошел в комнаты. На бюро в углу гостиной — старая электрическая пишущая машинка. Нажав кнопку, он включил механизм. Вставил листок бумаги и попробовал несколько клавиш. На бумаге остался ровный ряд четких ярких букв.

Сдвинув машинку на себя, Оти осмотрел отделения для бумаг. Жанна Жиро любила порядок: все было разложено и надписано — в первом отделении счета, во втором личная переписка, в третьем пенсионные документы и страховка, в последнем смесь случайных записей и рекламы.

Ничего интересного. Он перешел к ящикам. Первые два обнаружили обычный набор: карандаши, скрепки, конверты, марки и пачку бумаги формата А-4. Нижний был заперт. Карманным ножом Оти осторожно поддел язычок замка.

Внутри лежал всего один предмет — маленькая почтовая бандероль. В такой могло поместиться кольцо, но не книга. На штемпеле стояло: «Арьеж, 18:20, 4 июля 2005».

Оти сунул палец внутрь. Конверт был пуст, если не считать расписки мадам Жиро в получении — в 8:20. Копия квитанции, которую доставил ему Доминго.

Оти опустил ее во внутренний карман пиджака.

Нельзя назвать это неопровержимым доказательством, что Бо взял кольцо и отправил его своей бабушке, но можно считать косвенной уликой. Оти продолжал поиски. Покончив с нижним этажом, он поднялся по лестнице. Прямо перед ним оказалась дверь в заднюю спальню. Комната явно принадлежала Жиро: очень яркая, чистая и женственная. Он обыскал платяной шкаф и сундук, опытными пальцами прощупывая маленькие, но добротные предметы белья и одежды. Все было аккуратно сложено и разложено, тонко благоухало розовой водой.

Шкатулка с украшениями стояла на туалетном столике перед зеркалом. Пара брошек, нитка пожелтевшего жемчуга и золотой браслет, а между ними несколько пар серег и серебряный крестик. Обручальное и венчальное кольца глубоко ушли в потертый красный бархат — как видно, их давно не доставали.

Передняя спальня оказалась совсем иной — простой и почти пустой, если не считать кровати и столика с настольной лампой под окном. Оти одобрительно кивнул. Комната напомнила ему суровые кельи аббатства.

Здесь остались приметы недавнего пребывания жильца. Полупустой стакан на столике у кровати рядом с томиком окситанской поэзии Рене Нелли. На полях книги — отметки карандашом. Оти перешел к столу. Старинное перо и чернильница, несколько листков толстой бумаги. И почти новая промокашка.

Оти не верил своим глазам. Кто-то сидел за этим столиком и писал письмо к Элис Таннер. Имя читалось совершенно отчетливо.

Перевернув промокашку, Оти попытался расшифровать расплывшуюся подпись в нижнем углу. Почерк тоже отдавал стариной, иные буквы находили друг на друга, но он сумел все же более или менее угадать имя. Оти сложил листок и сунул в нагрудный карман. Он уже собирался покинуть комнату, когда взгляд упал на обрывок бумаги, застрявший на полу у дверного косяка. Оти поднял клочок. Это оказался железнодорожный билет на Каркасон, помеченный сегодняшним числом. Станция отправления отсутствовала.

Звон колокола Сен-Гимера, отбившего час, напомнил ему, как мало времени остается на обратный путь. Убедившись, что оставляет все, как было, Оти ушел той же дорогой, какой вошел.

Двадцать минут спустя он сидел на балконе своего дома на Куай де Пашеро, любуясь видом средневекового города за рекой. На столике перед ним стояла бутылка «Шато Виллерамбер Моро» и два бокала. На коленях лежала папка с материалами, которые успела собрать его секретарша на Жанну Жиро. Второе досье содержало предварительное заключение эксперта-антрополога по поводу найденных в пещере останков.

Поразмыслив, Оти выбрал и отложил несколько листов из первой папки. Затем снова тщательно закрыл и стал ждать посетительницу.

ГЛАВА 32

Вдоль всей высокой набережной Куай де Пашеро расселись на металлическом ограждении люди. Мужчины и женщины любовались видом на реку Од. Широкие ухоженные газоны были разделены на квадраты пестрыми рабатками и чистыми дорожками. Яркие цвета детских площадок гармонировали с буйными клумбами, где светились будто раскаленные докрасна мальвы, огромные лилии, дельфиниумы и герань.

Мари Сесиль одобрительно окинула взглядом дом Поля Оти. Как она и ожидала, скромное и достойное жилище, ничем не выделяющееся: нечто среднее между семейным особняком и частным коттеджем. Пока она осматривала дом, мимо прокатила на велосипеде женщина в бордовом шелковом шарфике и ярко-красной рубашке.

Мари-Сесиль почувствовала на себе чей-то взгляд. Не поворачивая головы, она нашла глазами мужчину, стоявшего на невысоком балконе, опершись руками на перила. Он смотрел вниз на ее машину. Мари-Сесиль улыбнулась. Она знала Поля Оти по фотографиям. Насколько можно судить с такого расстояния, снимки были не слишком удачные.

Ее шофер нажал кнопку звонка. Ей видно было, как Оти повернулся и скрылся в доме. Ко времени, когда шофер открыл перед ней дверцу машины, он уже стоял в дверях, готовый приветствовать гостью. Она сегодня выбирала одежду особенно тщательно: бежевое льняное платье без рукавов и жакет в тон: строго, но не слишком официально. Очень простой, очень стильный наряд.

Вблизи первое впечатление подтвердилось. Оти был высок и хорошо сложен, одет в свободный, отличного покроя костюм с белой рубашкой. Волосы зачесаны назад ото лба, подчеркивая тонкую лепку бледного лица. Слишком проницательный взгляд. Под цивилизованной внешностью Мари-Сесиль ощутила жесткую решительность кулачного бойца.

Десятью минутами позже, приняв предложенный бокал вина, она сочла, что начинает понимать, с каким человеком имеет дело. Улыбнувшись, склонилась вперед, чтобы погасить сигарету в тяжелой стеклянной пепельнице.