Одрик помолчал.

— Немедленно начался террор. Монреаль, и Монтолье тоже, сровняли с землей. Лиму и Алет сдались. Элэйс, как любому из нас, было ясно, что народу придется расплачиваться за неудачу восстания.

Он вдруг прервал себя и поднял глаза.

— Вы не бывали в Монсегюре, maidomaselaЭлис?

Она покачала головой.

— Это необыкновенное место. Может быть, святое. Даже теперь дух его сохранился. Крепость, врезанная в склон горы, Господень храм в небесах.

— Гора-убежище, — непроизвольно повторила Элис и покраснела, сообразив, что цитирует Бальярду слова из его же книги.

— За много лет до того, в самом начале Крестового похода, главы катарских церквей обратились к сеньеру Монсегюра, Раймону де Перелье, с просьбой восстановить полуразрушенный кастеллум и усилить укрепления. В 1243 году гарнизоном его командовал Пьер Роже де Мирпуа, в доме которого обучался Сажье. Элэйс боялась за Бертрану и Арифа и не хотела больше оставаться в Лос Серес. И тогда Сажье помог им с другими беглецами пробраться в Монсегюр.

Одрик кивнул:

— Да, но в пути их заметили. Может, им следовало разделиться. Имя Элэйс было теперь и в реестре инквизиции.

— Элэйс принадлежала к катарам? — спросила вдруг Элис, сообразив, что до сих пор не получила ответа на этот вопрос.

Он ответил не сразу.

— Катары верили, что мир, который мы видим, слышим, ощущаем и обоняем, создан дьяволом. Они верили, что дьявол обманом выманил чистые души из Божьего царства и заключил их в одежды плоти здесь, на Земле. Верили, что, если достойно прожить земную жизнь и «хорошо умереть», души их смогут освободиться из плена и в небесной славе вернуться к Богу. А если нет, то на четвертый день душа перевоплощается на Земле, чтобы начать новый круг.

Элис вспомнила слова в библии Грейс:

«Что рождено от плоти, есть плоть, и что рождено от Духа, есть дух».

Одрик кивнул.

— Вы должны понять: люди любили Bons Homes. Они не наживались на совершении брачных обрядов, крещении и заупокойных службах. Они не взимали подати и не требовали десятины. Рассказывали, как один Совершенный увидел в поле крестьянина, стоящего на коленях. «Что ты делаешь?» — спросил он. «Благодарю Бога за хороший урожай». Совершенный с улыбкой поднял крестьянина на ноги: «Благодари не Бога, а самого себя. Ведь это твоими руками вспахана по весне земля, и ты заботился о посевах». — Одрик взглянул в лицо Элис. — Вы понимаете?

— Кажется, да, — неуверенно сказала она. — Они считали, что личность сама распоряжается своей жизнью.

— В пределах и рамках времени и места, где мы родились, — да.

— Но Элэйс придерживалась этого образа мыслей или нет?

— Элэйс была такой же, как они. Помогала людям, больше заботилась о других, чем о себе. Поступала так, как считала верным, даже вопреки обычаям и традициям. — Он улыбнулся. — И, так же как они, не верила в Страшный суд. Она считала, что зло, которое мы видим вокруг, не может быть делом Господа, но… в конечном счете, нет. Она не исповедовала веру катаров. Она верила в мир, который можно видеть и осязать.

— А Сажье?

Одрик уклонился от прямого ответа.

— Сейчас все используют термин «катары», но верующие во времена Элэйс называли себя «Bons Homes». А латинские документы на латыни именуют их «albigenses» или «heretici».

— Откуда же пошло название «катары»?

— А, знаете, нельзя позволять победителям писать за нас нашу историю, — усмехнулся Бальярд, словно вспоминая какую-то старую шутку. — Это название мы… Существуют, знаете ли, разные объяснения. В том числе, что «catar» по-окситански — «cathare» по-французски — происходит от греческого «katharos» — чистые. Кто знает?

Элис нахмурила брови, пытаясь уловить скрытый смысл, но так и не поняла намека.

— Ну ладно, а сама религия? Она откуда происходит? Не из Франции?

— Истоки европейского катарства лежат в учении богомилов — дуалистической религии, процветавшей в Болгарии, Македонии и Далмации за век до того. Богомилы в родстве с более древними религиями — персидским зороастризмом и манихейством. Те тоже допускали перевоплощение душ.

В голове у Элис потихоньку связывались прежние знания с тем, что она услышала от Одрика, и начали возникать новые идеи.

«Потерпи, и все проявится само».

— В библиотеке Лиона, — продолжал он, — хранится рукописная копия катарского текста евангелия от Иоанна — один из немногих документов, избежавших уничтожения инквизиторами. Он написан на langue d'Oc, владение которым в те времена считалось преступным и наказуемым деянием. Из всех священных текстов Bons Homesевангелие от Иоанна было самым важным. В нем особое ударение делается на персональном, индивидуальном просветлении посредством «гнозиса» — знания. Bons Homesотказывались поклоняться идолам, крестам и алтарям, вырезанным из камня и дерева — низкие творения дьявола, но слово Божие они глубоко чтили.

«В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог».

— Перевоплощение, — повторила она, размышляя вслух. — Как это примирить с каноническим христианством?

— В христианском завете главным считается дар вечной жизни для верующих в Христа и возрождение во мгле которого он претерпел муки на кресте. Перевоплощение — тоже одна из форм вечной жизни.

«Лабиринт. Путь к вечной жизни».

Одрик встал и прошел к открытому окну. Элис смотрела в его тонкую прямую спину и ощущала в нем решимость, которой не было прежде.

— Скажите, maidomaselaТаннер, — заговорил он, оборачиваясь к ней, — вы верите в судьбу? В дороги, которые мы выбираем, чтобы стать теми, кто мы есть?

— Я… — начала она и остановилась.

Она уже не была так уверена в своих мыслях. Здесь, среди живущих в вечности гор, высоко над облаками, будничные слова и привычные ценности теряли смысл.

— Я верю своим снам, — сказала она.

— Вы верите, что можно изменить свою судьбу? — настойчиво повторил Одрик.

Элис невольно кивнула.

— Иначе, какой смысл? Если мы просто идем по уготованной нам дороге, тогда мы сами — наша любовь, горе, радость, учение, любые перемены — ничто.

— И вы не стали бы мешать другому сделать свой выбор?

— Смотря по обстоятельствам, — медленно проговорила она, внезапно встревожившись. — А что?

— Я прошу вас запомнить этот разговор, — мягко сказал он. — Только и всего. Когда придет время, я попрошу вас вспомнить. Si es atal es atal.

Его слова что-то затронули в ней. Элис была уверена: она их уже слышала. Тряхнула головой, но память не возвращалась.

— Что будет, то будет, — тихо повторил он.

— Месье Бальярд, я…

Одрик: вскинул ладонь.

—  Benleu, — сказал он, садясь к столу и подхватывая нити рассказа, словно и не прерывал его, — обещаю, я расскажу все, что вам нужно знать.

Элис открыла рот — и закрыла снова.

— Цитадель была переполнена, — заговорил он, — и все-таки то было счастливое время. Элэйс здесь ничего не боялась. Бертрана, которой скоро должно было исполниться десять, сдружилась с ребятишками, жившими в крепости и в окрестных селениях. И Ариф, состарившийся и одряхлевший, был доволен: у него была Бертрана, чтобы ею любоваться, и множество Совершенных, с которыми можно было поспорить о природе мира и божества. Сажье почти все время проводил с ней. Элэйс была счастлива.

Элис прикрыла глаза, впуская в себя ожившее прошлое.

— То было хорошее время, и оно могло бы продолжаться долго, если бы не несчастье, вызванное безрассудной мстительностью. Двадцать восьмого мая 1242 году Пьеру Роже сообщили, что в городке Авиньонет появились четверо инквизиторов. Значит, новые верующие и Совершенные будут схвачены и отправлены на костер. Он решил действовать. Вопреки советам своих подчиненных, в том числе и Сажье, он вывел из гарнизона Монсегюра восемьдесят пять рыцарей. По дороге к ним присоединились многие другие.