На другом конце жилой части замка в своих покоях сидела посреди просторного ложа, поджав под себя длинные стройные ноги, Ориана.
Она по-кошачьи щурила зеленые глаза и с самодовольным видом позволяла гребешку гладить свои пышные черные кудри. Временами зубья гребешка нежно касались кожи головы.
— Весьма… успокаивает, — промурлыкала Ориана.
Мужчина, стоявший у нее за спиной, был без рубахи, и между лопаток у него на широких мощных плечах поблескивал пот.
— Успокаивает, госпожа? — легко переспросил он. — У меня было иное намерение.
Она почувствовала на шее его теплое дыхание, когда мужчина склонился, чтобы собрать ее упавшие на лицо волосы и уложить их косой по спине.
— Ты так прекрасна, — прошептал он.
Его руки мягко погладили ее плечи и шею, потом начали мять сильнее. Ориана склонила голову, чувствуя, как искусные пальцы прослеживают очертания ее щек, носа, подбородка, словно стремясь запечатлеть в памяти ее черты. Временами они соскальзывали ниже, к гладкой нежной коже горла.
Ориана притянула его ладонь к губам, языком лизнула кончики пальцев. Он привлек женщину к себе. Спиной она чувствовала жар и твердость его тела, ощущала силу его желания. Мужчина развернул ее лицом к себе, пальцами приоткрыл ей губы, потом медленно склонился для поцелуя.
Она не замечала звука шагов по коридору, пока в дверь не застучали.
— Ориана! — выкрикнул высокий пронзительный голос. — Ты здесь?
— Это Жеан, — чуть слышно шепнула женщина, скорее раздраженная, нежели встревоженная неожиданной помехой, и открыла глаза. — Кажется, ты уверял, что он задержится?
Мужчина оглянулся на дверь.
— Не думал, что он вернется так рано. Когда я уходил, было похоже, что он еще надолго останется при виконте. Заперто?
— Конечно, — усмехнулась она.
— Ему это не покажется странным?
Ориана передернула плечами.
— Он приучен не входить без приглашения. Однако лучше укройся. — Она ткнула пальчиком в сторону алькова позади занавесей балдахина. — И не тревожься, — с улыбкой добавила она, взглянув на его обеспокоенное лицо, — я постараюсь избавиться от него поскорее.
— И каким же образом?
Женщина обхватила руками его шею и притянула к себе так близко, что его ресницы защекотали ей кожу.
— Ориана? — визгливо повторял Конгост, с каждым разом повышая голос. — Открой! Открой сейчас же!
— А вот увидишь, — шептала она, наклоняясь и целуя его в грудь, в твердый живот, еще ниже. — А теперь ты должен исчезнуть. Он не будет ждать под дверью вечно.
Уверившись, что любовник надежно спрятан, Ориана на цыпочках пробежала к двери, беззвучно повернула ключ, затем бросилась обратно в постель и расправила складки занавесей. Она была готова повеселиться.
— Ориана!
— Супруг? — ворчливо отозвалась она. — К чему столько шума? Дверь отперта.
Она услышала шорох. Дверь открылась и со стуком захлопнулась за ворвавшимся в комнату мужем. Раздался звон — он с размаху опустил на стол медный подсвечник.
— Где ты? — возмущенно спросил Конгост. — И почему здесь темно? Я не расположен к шуткам.
Ориана усмехнулась, откидываясь на подушки, раскинув стройные ноги и заложив руки за голову. Она намерена была ничего не оставить его воображению.
— Я здесь, супруг.
Дверь была заперта, я пробовал с самого начала… — недовольно начал он, откидывая занавеси, и смолк, лишившись дара речи.
— Но может быть… ты толкнул… слишком слабо? — промурлыкала она.
Она видела, как побледнел и мгновенно залился краской ее муж. Глаза у него полезли на лоб, а рот приоткрылся при виде ее высокой полной груди с темными сосками, ее кудрей, змеями расползавшихся по подушке, мягкого холмика живота, изгиба тонкой талии и треугольника жестких черных завитков между бедрами.
— Ты что затеяла? — взвизгнул он. — Прикройся немедленно!
— Я спала, супруг, — отозвалась она. — Ты меня разбудил.
— Я тебя разбудил? Я тебя разбудил… — брызгал слюной муж. — Ты спала… в таком виде?
— Ночь жаркая, Жеан. Разве мне нельзя спать, как хочется, в одиночестве собственной спальни?
— Кто угодно мог войти и застать тебя. Твоя сестра, твоя служанка Жиранда… кто угодно!
Ориана медленно села на постели и невозмутимо уставилась на мужа, накручивая на палец прядь волос.
— Кто угодно? — ехидно повторила она и холодно продолжала: — Жиранду я отпустила. Я сегодня больше не нуждаюсь в ее услугах.
Она прекрасно видела, как борется с собой ее муж, желая отвернуться и не в силах этого сделать. В его иссохших жилах в равной мере смешались желание и отвращение.
— Кто угодно мог войти, — повторил он уже не так уверенно.
— Да, полагаю, ты прав. Однако никто не входил. Кроме тебя, разумеется, супруг мой. — Она хищно усмехнулась. — А теперь, раз уж ты здесь, может быть, скажешь мне, где ты был?
— Тебе известно, где я был, — зарычал Конгост. — В совете!
Она улыбнулась шире:
— В совете? В такое время? Совет разошелся задолго до темноты.
Конгост вспыхнул:
— Не тебе допрашивать меня!
Ориана прищурила взгляд.
— Клянусь святой верой, как ты надменен, Жеан! «Не тебе!» — Она в точности передразнила его интонацию, и оба мужчины поморщились от жестокости насмешки. — И все же, Жеан, где ты был? Надо думать, занимался государственными делами? Или, может быть, любовными делами, Жеан? Уж не прячешь ли ты где-нибудь в Шато любовницу?
— Как ты смеешь так говорить со мной?! Я…
— Другие мужья рассказывают женам, где были. Почему бы и тебе не рассказать? Если, конечно, у тебя нет веских оснований молчать.
Конгост сорвался на крик:
— Другим мужьям следовало бы придержать языки. Это не женское дело.
Ориана лениво потянулась к нему с ложа.
— Не женское дело… — протянула она. — Неужто?
Ее голос был тих и полон презрения. Конгост понимал, что с ним играют, но не мог понять правил, по которым ведется эта игра. Ему никогда не удавалось понять. Ориана протянула руку и погладила предательскую выпуклость под его накидкой, с удовлетворением отметив паническую растерянность на лице мужа.
— Итак, супруг, — пренебрежительно продолжала она, — что ты считаешь неженским делом? Любовь? — Ее пальцы сжались сильней. — Или это? Как ты бы сказал, соитие?
Конгост угадывал ловушку, но эта женщина гипнотизировала его, он не способен был сообразить, что следует сказать или сделать. Невольно он потянулся к ней, шевеля губами, как выброшенная на берег рыба, и крепко зажмурив глаза. Как бы ни презирал он жену, она умела пробудить в нем желание, и, при всей своей учености, он становился так же податлив, как любой мужчина, подчиненный тому, что болтается у него между ног. Она презирала его.
Добившись желаемого результата, Ориана резко отдернула руку.
— Ну, Жеан, — холодно проговорила она, — если тебе нечего мне сказать, ты можешь уйти. Здесь ты мне не нужен.
И тут что-то в нем сорвалось, будто в памяти вспыхнули все разочарования и обиды, какие он терпел в жизни. Не успела Ориана сообразить, что происходит, как муж отвесил ей такую пощечину, что она опрокинулась на кровать.
От неожиданности женщина задохнулась.
Конгост замер, уставившись на свою руку, как на чужую.
— Ориана, я…
— Ты жалок, — взвизгнула жена, она чувствовала вкус крови на разбитых губах. — Я сказала, уходи, ну и уходи. Чтоб я тебя не видела!
Ей показалось на минуту, что он попытается вымолить прощение. Но когда муж поднял глаза, она увидела в них ненависть, а не стыд, и с облегчением вздохнула. Все разыгрывается, как задумано.
— Ты отвратительна! — выкрикнул он, отступая от кровати. — Ты не лучше животного. Нет, хуже животного, потому что ты знаешь, что делаешь.
Он схватил с пола брошенный там синий плащ и швырнул ей в лицо.
— И прикройся! Я не желаю больше видеть тебя в таком виде, бесстыдную, словно шлюха.
Убедившись, что муж не собирается возвращаться, Ориана раскинулась на кровати, натянув на себя плащ. Ее чуть трясло от возбуждения. Впервые за четыре года брака глупому, слабодушному, бессильному старику, которого отец дал ей в мужья, удалось удивить жену. Разумеется, она нарочно злила его, но никак не ждала пощечины. Да какой! Ориана провела пальцами по обожженной ударом щеке. Пожалуй, останется отметина. Хорошо бы. Тогда отец увидит, на что ее обрек.