— Ах так, — выдохнул Пеллетье. — Хорошо, хорошо. Я понимаю…
— Со всем уважением, paire, но ничего ты не понимаешь, — вспыхнула Элэйс. — Я ничего не говорила.
Он повернулся к дочери.
— Ты сказала Гильому, что я за тобой послал?
— Я же сказала, что с ним не виделась, и… и нехорошо тебе так допрашивать меня. Заставлять меня делать выбор между верностью ему и тебе. — Элэйс начала вставать. — Так что, мессире, если ты больше не нуждаешься в моем присутствии в такой поздний час, я прошу о позволении удалиться.
Пеллетье понял, что пора разрядить ситуацию.
— Сядь, сядь. Вижу, что обидел. Прости. У меня не было такого намерения.
Он протянул дочери руку. Чуть помедлив, Элэйс приняла ее.
— Я не собирался говорить загадками. Дело в том, что я сам не могу решиться. Сегодня вечером я получил очень важное сообщение, Элэйс, и последние несколько часов пытался решить, что делать, взвешивал разные возможности. Я уже думал, что избрал единственный путь, когда посылал за тобой, и тем не менее продолжал сомневаться.
Элэйс встретила его взгляд:
— И что же теперь?
— Теперь мне ясно, что делать. Да, я думаю, что вижу единственный путь.
Кровь отлила у Элэйс от щек.
— Значит, война все-таки будет, — сказала она неожиданно мягко.
— Да, думаю, это неизбежно. Судя по всему, ничего хорошего ждать не приходится. Ничего не поделаешь, мы попали в водоворот, с которым нашими силами не совладать, сколько бы мы ни старались убедить себя в обратном. — Он помолчал. — Но и это еще не главное, Элэйс. И если в Монпелье дело обернется плохо, то, возможно, у меня уже не будет возможности… рассказать тебе.
— Что может быть важнее угрозы войны?
— Я не могу сказать больше, пока ты не дашь слова, что сказанное сегодня здесь останется между нами.
— Потому ты и спрашивал про Гильома?
— Отчасти поэтому, — признал он, — но не только. Но сперва я должен поверить, что сказанное останется в этих четырех стенах.
— Я обещаю, — твердо сказала Элэйс.
Пеллетье еще раз вздохнул, но в голосе его послышалось облегчение. Жребий брошен, он сделал выбор. Осталось справиться с последствиями, каковы бы они ни были.
— Эта история, — заговорил он, — началась в древней стране Египет несколько тысячелетий назад. Это — история Грааля.
Пеллетье продолжал рассказ, пока не выгорело масло в светильнике.
Двор под окном затих: шумный люд давно разошелся по постелям. Элэйс изнемогала от усталости. Пальцы ее побелели, а под глазами пролегли лиловые тени, похожие на синяки.
И Пеллетье тоже постарел и осунулся за время рассказа.
— Отвечая на твой вопрос, — закончил он, — делать тебе пока ничего не надо, а возможно, и никогда не придется. Если завтра мы получим согласие на наше прошение, у меня будет время и случай самому вывезти книгу, как мне и следовало.
— А если нет, paire? Если с тобой что-нибудь случится?
Элэйс осеклась, испугавшись собственных слов.
— Все еще может обернуться к лучшему, — отозвался Пеллетье, но голос его казался безжизненным.
— А если нет? — настаивала дочь, не давая себя успокоить. — Что, если ты не вернешься? Что мне тогда делать?
Он на мгновение задержал ее взгляд. Затем опустил руку в кошель и достал крошечный сверток светлой ткани.
— Если со мной что-нибудь случится, ты получишь вот такой знак.
Он через стол подтолкнул сверток к дочери.
— Открой.
Элэйс послушно развернула материю, откидывая слой за слоем, пока не открылся маленький диск, выточенный из светлого камня, с выбитыми на нем буквами. Элэйс поднесла диск к свету и прочитала вслух:
— NS?
— Означает Noublesso de los Seres.
— Что это?
— Это мерель, тайный знак, который легко скрыть между большим и указательным пальцем. У него есть и другое, более важное назначение, но этого тебе пока знать не надо. Довольно того, что ты можешь довериться человеку, доставившему его.
Элэйс кивнула.
— Теперь переверни.
На оборотной стороне диска был вырезан узор лабиринта — такой же, как на дощечке, попавшейся утром под руку Элэйс.
У нее перехватило дыхание.
— Я уже видела такой.
Пеллетье стащил с большого пальца кольцо и протянул ей.
— Резьба на внутренней стороне, — подтвердил он. — Такие носят все стражи.
— Нет, видела здесь, в Шато. Я сегодня ходила на рынок за сыром и взяла из комнаты дощечку, чтоб донести. На ней такой же узор, вырезан на обратной стороне.
— Невозможно! Наверное, не такой.
— Ручаюсь, что такой же.
— Откуда у тебя эта дощечка? — требовательно спросил кастелян. — Вспомни, Элэйс. Тебе ее кто-то дал? Подарил?
Элэйс замотала головой.
— Не помню, не помню, — в отчаянии повторяла она. — Я весь день старалась вспомнить, и не могла. Самое удивительное, мне сразу показалось, будто я и раньше видела где-то этот узор, хотя дощечка мне незнакома.
— Где она теперь?
— Оставила у себя на столе, — ответила она. — А что, ты думаешь, это важно?
— Значит, кто угодно мог ее увидеть, — досадливо поморщился Пеллетье.
— Наверно, — неуверенно отозвалась Элэйс. — Гильом или кто-нибудь из слуг… Не знаю.
Она опустила взгляд на кольцо, и кусочки головоломки вдруг сложились у нее в голове.
— Ты думал, тот человек в реке был Симеон? — медленно спросила она. — Он тоже хранитель, страж книг?
Пеллетье кивнул.
— Не было никаких причин подумать о нем, но я был так уверен…
— А остальные хранители? Ты их знаешь?
Он перегнулся через стол и сжал ее пальцы поверх мереля.
— Довольно вопросов, Элэйс. Береги это. Спрячь хорошенько. И дощечку с лабиринтом убери подальше от чужих глаз. Когда вернемся, я с этим разберусь.
Элэйс встала из-за стола.
— Что это за дощечка?
Пеллетье улыбнулся ее настойчивости.
— Я сам еще не понимаю, filha.
— Но раз она здесь, значит, еще кто-то в Шато знает о существовании книг?
— Знать никто не может, — твердо возразил он. — Если бы я думал иначе, обязательно сказал бы тебе. Даю слово.
Слова были тверды и голос звучал уверенно, но выражение глаз выдавало его.
— А что, если…
— Basta, — перебил он, вскинув ладонь. — Хватит.
Элэйс спряталась в его просторных объятиях. От близости знакомого плеча на глаза навернулись слезы.
— Все будет хорошо, — заверил ее отец. — Наберись храбрости. И делай только то, о чем я просил, не более. — Отец поцеловал ее в макушку. — А теперь прощай до рассвета.
Элэйс кивнула, не доверяя своему голосу.
— Ben, ben.А теперь поспеши. И да хранит тебя Бог.
Элэйс пробежала темными коридорами и, задержав дыхание, выскочила на темный двор. В каждой тени ей мерещились духи и демоны. В голове шумело. Старый знакомый мир вдруг показался зеркальным отражением прежнего — узнаваемым, и в то же время перевернутым. Сверточек, спрятанный за корсаж, казалось, прожигал кожу.
За дверью ее встретила прохлада. Замок спал, лишь в нескольких окнах еще светились огоньки. Взрыв смеха со стороны сторожевого поста заставил ее подскочить. На минуту показалось, что в верхнем окне мелькнуло чье-то лицо. Но закружившаяся над головой летучая мышь отвлекла ее взгляд, а когда она взглянула снова, в окне было темно и пусто.
Элэйс ускорила шаг. Слова отца кружились в голове, а с ними вопросы — заданные и незаданные. Еще несколько шагов, и по спине у нее побежали мурашки. Элэйс оглянулась:
— Кто здесь?
Никто не отзывался. Она окликнула снова. В темноте затаилось зло, она ощущала его, чувствовала его запах. Уже в полной уверенности, что за ней следят, Элэйс почти бежала. Она слышала шаркающие шаги за спиной и тяжелое дыхание.
— Кто здесь? — снова вскрикнула она.
Внезапно широкая потная ладонь, пропахшая пивом, зажала ей рот. Внезапный сильный удар по голове сбил девушку с ног.