Элэйс старалась не слушать пошлых сплетен. Эти женщины напоминали ей ворон, собравшихся на падаль.
— Да и то, — хитро пробормотала Альзетта, — обернулось-то к лучшему. Не спустись я туда за ними, не нашла бы и ее.
Элис застыла, чувствуя, как две головы повернулись к ее кровати.
— Так-то оно так, — согласилась Рани. — И ручаюсь, когда вернется ее отец, ты получишь хорошую награду.
Элэйс продолжала слушать, но не услышала больше ничего стоящего. Тени становились все длиннее. На нее волнами накатывала дремота.
Спустя какое-то время Альзетту и Рани сменила ночная сиделка — тоже одна из доверенных служанок Орианы. Элэйс разбудил шум, с которым женщина тянула из-под кровати старый деревянный лежак. Она слышала, как сиделка, кряхтя, укладывается на комковатый тюфяк, как шуршит под ней солома. Еще немного, и кряхтение в ногах постели сменилось громким храпом и сопением, возвестившим, что служанка уснула.
А Элэйс вдруг поняла, что совершенно не хочет спать. В голове звучали последние наставления отца. Спрятать дощечку с лабиринтом. Она осторожно села, поискала на тумбочке среди кусков ткани и свечей.
Дощечки здесь не было.
Стараясь не разбудить сиделку, Элэйс потянула дверцу тумбочки. Редко открывавшиеся петли поддавались с трудом и заскрипели. Элэйс провела пальцем между деревянной рамой и матрасом, на случай если дощечка завалилась туда.
Res.Ничего.
Ей не понравился ход собственных мыслей. Отец был уверен, что ему удалось сохранить тайну, но не ошибался ли он? Ведь и мерель, и дощечка пропали.
Элэйс спустила ноги с кровати и на цыпочках пробежала через комнату к креслу, в котором занималась шитьем. Надо было убедиться. Ее плащ висел на спинке. Кто-то постарался отчистить его, но на красной вышивке каймы виднелись пятна грязи. На ткани остался запах двора или конюшни, кисловатый и едкий. Рука, как и следовало ожидать, осталась пустой. Кошелек пропал, а с ним и мерель.
События развивались слишком стремительно. Давно знакомые тени вдруг показались полными угрозы. Опасность слышалась даже в кряхтении, доносившемся от изножья постели.
«Что, если нападавшие до сих пор в Шато? А если они вернутся за мной?»
Элэйс поспешно оделась, подняла и зажгла масляную лампу — caleth. При мысли в одиночку пересечь двор становилось страшно, но оставаться в комнате и ждать, что будет, она не могла.
Coratge.Смелее…
Элис пробежала через Кур д'Онор к башне Пинте, прикрывая рукой трепещущий огонек. Она искала Франсуа.
Приоткрыла дверь и позвала. Из темноты никто не отзывался. Тогда Элэйс проскользнула внутрь.
— Франсуа, — снова прошептала она.
Лампада давала мало света, но его хватило, чтобы рассмотреть человека, лежащего на тюфяке в ногах отцовской кровати. Поставив светильник на пол, Элэйс нагнулась и тихонько потрясла спящего за плечо. И тут же, словно обжегшись, отдернула руку. Что-то было не так.
— Франсуа?
По-прежнему нет ответа. Элэйс ухватилась за краешек грубого одеяла, сосчитала в уме до трех и резко дернула на себя.
Ей открылась груда старого тряпья и мехов, старательно уложенных в форме человеческого тела. Это было совершенно непонятно, однако Элэйс облегченно перевела дыхание.
Какой-то шорох за дверью привлек ее внимание. Элэйс подхватила светильник и погасила его, а сама притаилась в тени за кроватью.
Дверь заскрипела. Пришелец постоял в нерешительности, учуяв, быть может, запах горевшего масла или заметив сдвинутое одеяло, и потянул из ножен нож.
— Кто здесь? — проговорил он. — Выходи.
— Франсуа! — радостно вскрикнула Элэйс, выходя из-за балдахина. — Это я. Можешь убрать свое оружие.
Он, как видно, был еще более изумлен, чем она сама.
— Простите меня, госпожа. Я не думал…
Элэйс с любопытством рассматривала слугу. Тот тяжело дышал, словно запыхался после бега.
— Я сама виновата, но где это ты был в такой поздний час? — поинтересовалась она.
«У женщины, надо полагать», — подумала Элэйс, не понимая, отчего он так смущен. Ей стало жалко парня.
— В сущности, Франсуа, это неважно. Я пришла, потому что ты — единственный, кто может правдиво объяснить, что со мной случилось.
Франсуа мгновенно побледнел и быстро, придушенно проговорил:
— Я ничего не знаю, госпожа.
— Но ведь наверняка ходят слухи, слуги сплетничают на кухне, правда?
— Очень мало.
— Ну, давай попробуем вместе восстановить ход событий, — предложила она, недоумевая, что с ним творится. — Я помню, как вышла из покоев отца, после того как ты провел меня к нему. Потом на меня напали двое мужчин. Я очнулась в саду у ручья. Рано утром. А когда пришла в себя второй раз, уже лежала в своей постели.
— Ты смогла бы узнать тех людей, госпожа?
Элэйс сердито взглянула на него.
— Нет. Было темно, и все произошло слишком внезапно.
— У тебя что-нибудь пропало?
Она замялась и неумело солгала:
— Ничего ценного. Я уже знаю, что тревогу подняла Альзетта Бешер. Слышала, как она хвасталась, хотя, убей, не понимаю, кто ее ко мне допустил. Почему не Риксенда со мной сидела или еще кто-то из моих служанок?
— Так распорядилась госпожа Ориана. Она лично заботилась о тебе.
— Никого не удивила подобная заботливость? — усмехнулась Элэйс: это было совершенно не похоже на Ориану. — Моя сестра довольно неопытна в этом… искусстве.
Франсуа кивнул.
— Но она проявила большую настойчивость, госпожа.
Элэйс покачала головой. В голове промелькнуло полустершееся воспоминание: она заперта в каком-то заброшенном тесном помещении, пропахшем мочой и скотиной. Воспоминание не давалось в руки, ускользало.
Она заставила себя вернуться к делам сегодняшним.
— Отец, вероятно, отбыл в Монпелье, Франсуа?
Он кивнул.
— Два дня назад, госпожа.
— Так сегодня уже среда! — ахнула Элэйс.
Два дня потеряно. Она нахмурилась.
— Франсуа, отец перед отъездом не спрашивал, почему я не пришла пожелать ему доброго пути?
— Спрашивал, госпожа, но… он не позволил мне тебя разбудить.
«Непонятно».
— А мой муж? Разве Гильом так и не вернулся к себе?
— Я полагаю, госпожа, что Гильом дю Мас допоздна задержался в кузнице, а потом вместе с виконтом посетил службу, благословлявшую их в дорогу. Мне кажется, он был так же удивлен твоим отсутствием, как кастелян Пеллетье, и к тому же…
Он замялся.
— Договаривай. Скажи, что у тебя на уме, Франсуа. Я не стану на тебя сердиться.
— С твоего позволения, госпожа, мне думается, шевалье дю Мас не хотел обнаруживать перед твоим отцом, что не знает, где ты.
Элэйс тут же сообразила, что Франсуа прав. Отношения между ее отцом и мужем были сейчас еще хуже, чем обычно. Элэйс поджала губы. Ей не хотелось подтверждать предположения слуги.
— Но ведь они очень рисковали, — пробормотала она, возвращаясь мыслями к нападению. — Учинить разбой посреди замка — само по себе безумие. Но в довершение всего попытка захватить меня в плен… да как же они рассчитывали уйти?
Она осеклась, только теперь осознав смысл своих слов.
— Все были очень заняты, госпожа. Даже часовых не выставили. И заперли только Западные ворота, а Восточные всю ночь оставались открытыми. Двое мужчин без труда могли протащить тебя, поддерживая на ногах, если только закрыли ваше лицо и одежду. В ту ночь здесь было много дам… то есть женщин… в таком виде…
Элэйс скрыла улыбку.
— Благодарю, Франсуа. Я поняла, что ты хочешь сказать.
Улыбка тут же погасла. Следовало все обдумать, решить, что делать дальше. Впервые в жизни она испытывала такое замешательство. А то, что происшедшее оставалось для нее тайной, только поддерживало ее опасения.
«Трудно бороться против безликого врага».
— Хорошо бы стало известно, что я ничего не помню о нападении, — помолчав, заговорила она. — Тогда, если нападавшие до сих пор в Шато, они не будут видеть во мне угрозу.
