Эсклармона поняла ее мысль.
— Не думаю, чтобы твой отец позволил, — сказала она. — Ты слишком дорога ему.
Элэйс снова обернулась к ним.
— Уезжая в Монпелье, — заговорила она, — он счел меня достойной доверия. В сущности, он уже дал мне свое дозволение.
— Это верно, — кивнул Симеон, — но положение изменяется с каждым днем. Французы стоят почти на границе владений виконта Тренкавеля, и дороги день ото дня становятся опаснее. Я сам убедился в этом. Скоро вообще нельзя будет выехать из города.
Элэйс не собиралась уступать.
— Но ведь мне ехать в противоположную сторону, — возразила она, умоляюще поглядывая то на одного, то на другого из старших. — И вы еще не ответили на мой вопрос. Если обычаи Noublessoне воспрещают мне снять эту ношу с отцовских плеч, то я предлагаю себя вместо него. Я вполне способна постоять за себя. Я отлично держусь в седле, владею и луком, и мечом. И никто даже не заподозрит во мне…
Симеон жестом остановил ее.
— Ты неправильно истолковала наши сомнения, дитя. Я не оспариваю твоей отваги или решимости.
— Тогда дайте мне свое благословение.
Симеон со вздохом обернулся к Эсклармонде.
— Что ты скажешь, сестра? Если, конечно, согласится Бертран.
— Ну, пожалуйста, Эсклармонда, — упрашивала Элэйс, — отдай свой голос за меня. Своего отца я уговорю.
— Ничего не стану обещать, — отозвалась та после долгого молчания, — но и против тебя говорить не стану.
Элэйс не сдержала улыбки.
— Последнее слово за твоим отцом, — продолжала Эсклармонда. — Если он скажет «нет», тебе придется повиноваться.
«Не сможет он отказать! Я его уговорю!»
— Конечно, я всегда повинуюсь отцу, — сказала она вслух.
Дверь распахнулась, и в комнату ворвался Сажье. За ним вошел Пеллетье.
Он обнял дочь, горячо и радостно приветствовал Симеона, потом более сухо поклонился Эсклармонде. Пока Симеон пересказывал суть их беседы, Элэйс помогла Сажье принести вино и хлеб.
К удивлению Элэйс, отец слушал молча, ни разу не перебив друга. Сажье поначалу не сводил с рассказчика круглых глаз, но скоро задремал, припав на бабушкины колени. Элэйс не вмешивалась в разговор, понимая, что Симеон с Эсклармондой скорее, чем она, убедят Пеллетье.
Временами она поглядывала на лицо отца, и видела, какие глубокие морщины пролегли по землистой коже, чувствовала, как он растерян.
Наконец все было сказано. Выжидательное молчание повисло в тесной комнатушке. Каждый молчал, ожидая решения Пеллетье.
Элэйс не выдержала:
— Ну, paire. Что ты решил? Разреши мне ехать!
Пеллетье вздохнул.
— Я не хочу подвергать тебя опасности.
Элэйс понурилась:
— Я понимаю и благодарна за твою любовь… Но я хочу тебе помочь. И могу!
— У меня есть предложение, которое могло бы устроить вас обоих, — вставила Эсклармонда. — Позвольте Элэйс выехать вперед с книгами, но не всю дорогу, а только, скажем, до Лиму. Там у меня есть друзья, которые приютят ее. А когда ваши обязанности здесь будут исполнены и виконт Тренкавель сможет вас отпустить, вы нагоните ее и проделаете остаток пути вместе.
Пеллетье поморщился:
— Не вижу, чем это лучше. Столь безрассудное путешествие в наши ненадежные времена только привлечет внимание, которого мы как раз и стремимся избежать. К тому же я совершенно не представляю, как долго мои дела будет удерживать меня в Каркассоне.
У Элэйс загорелись глаза.
— Тут все просто. Я всем объясню, что еду во исполнение обета, данного по случаю венчания, — сказала она, придумывая на ходу. — Объявлю, что собираюсь принести дар аббату Сент-Илер, а оттуда уж до Лиму недалеко.
— Подобный припадок благочестия вряд ли кого-нибудь убедит, — невольно усмехнулся Пеллетье, — и прежде всего ему не поверит твой муж.
Симеон погрозил ему пальцем.
— Отличная мысль, Бертран. В такое время никто не посмеет удерживать паломницу. Да к тому же Элэйс — дочь самого кастеляна. Кто осмелиться сомневаться в ее намерениях?
Пеллетье поерзал в кресле и упрямо возразил:
— Я по-прежнему считаю, что книгам безопаснее всего оставаться в стенах города. Нам здесь виднее, чем Арифу издалека. Мы не сдадим Каркассону.
— Любая крепость, даже самая мощная и несокрушимая, может пасть, и тебе это известно. Navigataireприказал доставить книги к нему в горы. — Черные глаза Симеона уставились в лицо Пеллетье. — Я понимаю, ты считаешь, что не можешь в такое время покинуть виконта. Ты это сказал, и мы это принимаем. К добру или к худу, ты слушаешься голоса своей совести. — Симеон помолчал. — Но если не ты, тогда другой должен заменить тебя.
Элэйс видела, как мучительно дается отцу это решение. Она сочувственно накрыла его ладонь своей. Пеллетье не поднял глаз, но благодарно пожал ее пальцы.
— Aqua es vostre, — попросила она. — Позвольте мне сделать это для вас.
У Пеллетье вырвался протяжный вздох.
— Ты подвергаешь себя огромной опасности, filha.
Элэйс кивнула.
— И все-таки ты хочешь ехать?
— Послужить тебе — честь для меня.
Симеон положил руку на плечо другу.
— Она отважна, твоя дочь. И упряма. Как ты, мой старый друг.
Элэйс не смела дышать.
— Сердцем я против этого, — заговорил наконец Пеллетье. — Но разум подсказывает другое, так что… — Он запнулся, словно боялся выговорить свое решение. — Если тебя отпустит твой муж и дама Агнесс — и если Эсклармонда будет сопровождать тебя, — я согласен.
Элэйс перегнулась через стол и расцеловала отца.
— Ты принял мудрое решение, — просиял и Симеон.
— Сколько человек вы сможете послать с нами, кастелян Пеллетье? — спросила Эсклармонда.
— Четверых солдат, самое большее шестерых.
— И как скоро мы сможем выехать?
— Примерно через неделю. — Пеллетье пояснил: — Излишняя торопливость покажется подозрительной. Я должен испросить дозволения у дамы Агнесс, а ты, Элэйс, — у супруга.
Она открыла рот, чтобы сказать, что Гильом и не заметит ее отсутствия, но передумала и промолчала.
— Чтобы твой замысел, filha, сработал, следует соблюсти этикет. — Пеллетье больше не колебался, он стоя отдавал четкие приказания: — Элэйс, возвращайся в Шато Комталь и найди Франсуа. Сообщи ему в общих чертах о своих намерениях, и пусть ждет моих распоряжений.
— А ты не идешь?
— Чуть позже.
— Хорошо. Мне взять с собой книгу Эсклармонды?
Пеллетье сухо усмехнулся:
— Поскольку Эсклармонда намерена сопровождать тебя, думаю, книга вполне может еще некоторое время остаться у нее.
— Я не хотела…
Пеллетье похлопал себя по груди:
— А вот книга Симеона…
Он достал из-под плаща овчинный сверток, который Элэйс мельком видела в Безьере.
— Забери ее в Шато. Зашей в дорожный плащ. Позже я передам тебе «Книгу Слов».
Элэйс приняла сверток и вложила в свой кошель, потом подняла глаза на отца.
— Спасибо, paire, что ты мне веришь.
Пеллетье залился краской. Проснувшийся Сажье вскочил на ноги.
— Я провожу госпожу Элэйс до дому, чтобы с ней не случилось беды, — заявил он.
Все рассмеялись.
— Да, позаботься о ней, gentilome, — сказал Пеллетье, хлопнув мальчика по спине. — На нее теперь вся наша надежда.
— Узнаю в ней тебя, — заговорил Симеон, вместе с Пеллетье направляясь к воротам на Сен-Микель, за которым лежало еврейское поселение. — Храбрая, преданная и упрямая. Не из тех, кто легко отступает. Старшая дочь тоже похожа на тебя?
— Она удалась в мать, — отрывисто бросил Пеллетье. — И лицом и характером походит на Маргарет.
— Так часто бывает. Один из детей похож на одного из родителей, другой на другого. — Симеон помолчал, припоминая: — Она замужем за эскриваном виконта Тренкавеля?
Пеллетье вздохнул.
— Брак не из счастливых. Конгост уже не молод и не может смириться с ее привычками. Впрочем, он занимает высокое положение среди людей виконта.